Подали завтрак. Я заставила себя есть, потому что еда – это силы, а силы мне понадобятся. Лорд-канцлер желает говорить со мной? Наша светлость готовы уделить ему время.
Но сначала нам нужен совет. И кое-какие детали выяснить.
Голова была ясная. Мысли – четкие. Злые.
Отрывистые.
Никогда прежде я не ощущала себя настолько сосредоточенной. Пожалуй, никогда прежде моего мужа не пытались убить всерьез. Но о нем-то как раз вспоминать не стоит – расклеюсь.
Сержант появился именно тогда, когда я была готова к встрече с ним.
– Доброе утро, леди. – Спокоен, привычно отстранен, словно происходящее волнует его крайне мало. Этот человек – мой единственный щит, и я знаю, что он вынужден будет защищать меня, но… знаю, что приказ возможно обойти. Мне нужен не сторожевой пес, а союзник. Вот только как-то не ладится у меня с союзами.
– Доброе утро. Наверное.
– Вы выглядите подобающим образом.
– Кормак будет впечатлен?
– Вряд ли. – Сержант присел.
А он не переоделся даже. Он вообще отдыхал? Сомневаюсь. И если отдохнет, то нескоро. Сколько у него людей? Таких, которые верят? И при необходимости возьмутся за оружие?
– Кормак будет испытывать вас. Обвинять. Унижать. Угрожать. Все, что угодно, лишь бы вывести из равновесия.
Это я понимаю. Не понимаю лишь, почему Сержант избегает смотреть в глаза. Со вчерашнего вечера что-то изменилось, но я не понимаю, что именно.
– Он предложит сделку. Но не вздумайте соглашаться.
– Какую сделку?
– Даже если вы согласитесь, это согласие ничего не будет значить для меня. Равно как и ваши приказы. Я им просто не подчинюсь.
Откровенно. И странно, но следует дослушать.
– Мой долг – обеспечить вашу безопасность. Любой ценой.
И ему цену уже озвучили.
– Поэтому до возвращения вашего мужа вы не покинете Башню.
– Где Меррон?
Его нельзя запугать или подкупить, но можно шантажировать.
– Это не имеет значения. Дети протекторов в основном наследуют способность к изменению. Но встречаются и такие, как Магнус. Или я.
Не имеет значения? Что значит это его "не имеет значения"?
– Анализ крови позволяет сделать определенные выводы. В моем случае была допущена ошибка. В теории я должен был измениться, поэтому и учить меня начали рано. Однако к восьмилетнему возрасту я оставался… нормальным. Было решено, что брат меня подавляет. Два года я провел в нулевой зоне. Там довольно интересно, если найти с системой общий язык, но инициировать изменения не удалось.
Молчу. Слушаю. Вопросы мне позволят задать позже, но не факт, что ответят.
– Я вернулся домой и увидел, что дом стал другим. Брат стал другим. Темнее. Если понимаете, о чем речь.
Понимаю. И Сержант продолжает рассказ:
– Отец пытался его удержать в рамках и пропустил момент, когда еще можно было уехать. Впрочем, он сам не способен был покинуть пределы протектората, а мать отказалась уходить одна.
– А ты?
Неуместный вопрос, которого Сержант попросту не слышит.
– Брат и вправду думал, что делает мир лучше. Всем и поровну. Всего. Исчезнет нищета. Грязь. И болезни тоже…
Понятно. О том, чтобы отослать Сержанта в безопасное место, никто не подумал.
– Он расшатывал мир, а мир расшатывал его. Идея развивалась. Богатых не стало, но число бедных отчего-то не уменьшилось. Во дворце появились свободные люди. Они и вправду решили, что свободны во всех желаниях. И в стремлении уравнять всех только наша семья все равно оставалась иной. Вот если бы ее не стало…
Как понимаю, к этому логическому выводу и пришли те самые свободные люди.
– Протекторы опоздали. Я не видел, как это было, но знаю. Брат убил отца. Мать. А потом просто позволил волне выплеснуться на город. Ее погасили, насколько смогли, но людям хватило. Волна стирает разум, снимает все границы. Остается желание убивать. Оно… не безумное, скорее, очень естественное. Правильное. Я остановился, встретив Арвина Дохерти. Вернее, он меня остановил. И останавливал еще несколько лет.
И, судя по мелькнувшему выражению, сделал это не уговорами.
– Мне до сих пор нравится убивать, но я это желание контролирую. Все люди, которых распяли, были изменены волной. Протекторы использовали их… как предупреждение.
– Для кого?
– Для других людей. Но и этот урок, похоже, подзабылся. Если бы вчера вы не дотянули до храма, мир получил бы новый.
Вот и суть огненного цветка. Ядерный взрыв? Нет, пожалуй, ядерный взрыв куда как милосердней.
– Арвин Дохерти взял с меня клятву служить семье. Вернее, выбил. Вероятно. Я был довольно упертым. И отказывался подчиняться. Ему надоело. И однажды я просто не сумел проигнорировать приказ. Потом были другие. Много. Пока Дохерти не убедился, что я веду себя правильно. Тогда он оставил меня в покое. Полагаю, временно. К счастью, он умер. Я не знал, насколько твой муж… не похож на него. И сделал единственное, что мог, – не привлекал внимания.
И у него получалось, пока однажды наша светлость не совершила незапланированную прогулку.
– Изначальный приказ – оберегать тебя. От всего. Любой ценой. Но… – Сержант сжал кулак, и пальцы хрустнули. – Но этот приказ не нужен. Нельзя допустить здесь того, что было во Фризии. Люди не понимают, какой силой пытаются управлять. Им кажется, что твой муж – добрый, мягкий человек, на которого можно и нужно воздействовать. Сам виноват. Но он не человек. Потеряв ориентир, Кайя Дохерти из самых благих побуждений утопит эту страну в крови. Их же руками. Их же желаниями. Поэтому, Изольда, дело не в тебе. Не во мне. Не в Меррон. В них. И в том, чтобы не позволить им убить себя.
Остановить детей в их затянувшейся игре над пропастью во ржи?
Но детей больше. Они сильнее. И считают, что правы.
– А что будет с тобой?
Не спрашиваю, как вышло, что он не защитил Меррон. Сержант и сам задаст себе этот вопрос. Возможно, найдется с ответом.
Он попытается ее найти, но…
– Не знаю. Вряд ли что-то хорошее, но на мире это не отразится.
Глава 3
ПЕРЕГОВОРЫ
Никогда не делайте зла назло! Гадости должны идти от души.
Девиз доброго человека
Меррон заснула. Она не собиралась спать, потому как спящий человек, во-первых, беззащитен, во-вторых, не способен придумать план побега, а в-третьих, из чувства протеста, но все-таки уснула.
На полу.
Пол был холодным, а сон недолгим и муторным. Меррон опять от кого-то пряталась, понимая, что прятаться бессмысленно, бежать тоже. Но когда заскрипела дверь, Меррон вскочила, намереваясь именно бежать… только нога затекла. И плечо. И вообще, как побежишь, когда на твоем пути сразу двое, в железе и при оружии.
– Не шали, – предупредил тот, который повыше. – Хуже будет.
Куда уж хуже?
Хотя… пожалуй, Меррон пока воздержится выяснять, пусть думают, что она испугалась. И вообще надо вести себя так, как положено вести женщине, попавшей в непростую ситуацию.
В обморок?
Или просто заплакать?
– П-пожалуйста, не трогайте меня! – Она заслонила лицо руками, сквозь пальцы разглядывая визитеров. – Умоляю!
Получилось не слишком жалобно, и Меррон громко всхлипнула. А слезы вот отказывались появляться…
– Да кому ты нужна, – буркнул второй, этот был без шлема, и факел отражался в глянцевой его лысине. – Шевели копытами, коза.
Коза… хоть бы кобылой обозвали, всяко благородное животное. А коза – мелкая и бодучая тварь с вредным характером. Нет, козой Меррон себя не ощущала. Она ссутулилась – благо имелся опыт – и, обхватив себя руками, шагнула к порогу. Дрожь изображать не пришлось. От холода Меррон трясло так, что зуб на зуб не попадал.
– К-куда идти?
Узкий коридор. Темный. И нет креплений для факелов. Следовательно, стражи постоянной тоже нет. Кому понравится сидеть в темноте? Да и дверь надежна… на дверь Меррон оглянулась. С виду толстая, такую ногтями не процарапаешь. И замок внушительного вида… и вторая, которой заканчивался коридор, выглядит столь же серьезно. Значит, отсюда сбежать не выйдет.
Откуда тогда выйдет?
Дверь открыли, Меррон втолкнули, и от грубого прикосновения она сжалась. Влетела в комнату. Упала, благо ковер был мягким. И наверняка выглядела достаточно жалко безо всяких на то усилий.
– Вставай, предательница.
Малкольм не подал руки.
Ну и хрен с ним, Меррон сама не приняла бы. Она поднялась, расправила юбки – дрожь не унималась, и, пожалуй, это было хорошо. Пусть думает, что Меррон боится.
А она и боится. Она ведь не дура и понимает, что вряд ли ее отпустят живой.
– Всего пару часов в камере, и какие перемены… ты выглядишь жалко.
Кто бы говорил! Вырядился в доспех… рыцарь. А сапоги с каблуками. И на шлеме шишечка, чтобы выше казаться. И поза эта картинная.
– Я не понимаю. – Меррон опустила взгляд, уставившись на собственные туфли, к слову, крепкие весьма, из хорошей козлиной кожи. Ну не в шелковых же башмачках ей в мертвецкую бегать. – За что…
– За предательство! Мои сестры томятся в темнице!
Значит, угадала. Сержант, скотина этакая… только вряд ли поверят.
– И братья по духу. Где они?! Из-за тебя…
– Я… я ничего никому не говорила!
Меррон ненавидела оправдываться. Чувствовала себя полным ничтожеством. И лгуньей. Даже когда говорила чистую правду, вот как сейчас.