– Эй, ты что удумала? – шепотом спросила Ирка. – Ты его к Сказочнику тащить хочешь, что ли? Я тебе в этом деле не помощник, так и знай! Я крещеная, православная и вообще… я ни ведьмаков, ни собак не люблю.
Тащить… Арина выпрямилась, сдернула с плеч кардиган, длинный, плотной вязки, еще совсем новый. Арине было его жалко, но пса ей было жалко еще больше, а на руках ей его долго не пронести.
– С ума сошла, – прокомментировала ее действия подруга. – Ненормальная!
Арина расстелила перед псом кардиган, сказала ласково:
– Давай ты сам, а я помогу.
Он ее понял – по глазам было видно. Понял, но сделать ничего не смог.
– Да погоди ты, – послышался за спиной сердитый голос Ирки. – Давай вдвоем, ты за перед, я за зад. Только если он меня укусит и я заражусь бешенством, я потом тебя специально покусаю! Будем вместе уколы колоть.
Вдвоем они кое-как переложили пса на кардиган, который тут же пропитался кровью.
– Все, хрен отстираешь, – сказала Ирка и тут же добавила: – До Сказочникова дома донесем и возле калитки оставим. Ясно? Во двор к нему я не пойду ни за какие коврижки, даже если он мне жениха пообещает красивого и богатого.
Калитка оказалась не заперта, наоборот – гостеприимно распахнута.
– Оставляем тут и идем на работу! – Ирка смахнула выступившую на лбу испарину. – Тяжеленный, зараза! Даром что тощий.
– Давай постучим. – Не дожидаясь возражений, Арина несколько раз ляпнула калиткой.
– Сдурела! – зашипела на нее Ирка. – Совсем свихнулась?
Они подождали минуту, потом еще раз постучали и снова подождали. Ответом им была тишина.
– Может, его нет дома? – предположила Ирка не слишком уверенно. – Ушел по делам, в магазин там или за пенсией…
– Он дома. – Арина не знала, откуда взялось это свербящее чувство, что Сказочник никуда не ушел. И знать не хотела, если честно.
Пес больше не закрывал глаз, лежал на пропитанном кровью кардигане, смотрел внимательно.
– Арин, ну не могу я! – взмолилась Ирка. – Боюсь я его. Понимаешь?
– Я сама. Тут ведь близко совсем, только двор пройти. Я донесу, а ты меня здесь подожди. Только не уходи. Хорошо?
Она чувствовала страх – иррациональный, подкрепленный лишь глупыми россказнями, но от этого он не становился слабее.
– Я подожду. – Ирка порылась в сумке, едва не выронила зонт, достала мобильный. – Если что, я в полицию и в МЧС… и ребятам на "Скорую". Вот! – выдохнула она и замолчала, глядя на Арину так, словно виделись они в последний раз.
– Не надо никому звонить, – улыбнулась Арина и как могла бережно подняла пса.
Он застонал, снова почти как человек, прикрыл глаза. Длинные лапы его едва не волочились по земле, когда Арина, сгибаясь под немалым весом, решительно ступила на чужую, запретную территорию.
Двор был неухоженный, поросший высокой травой, сквозь которую к прогнившему крыльцу вела узкая тропинка. Арина покрепче прижала пса к себе. Он был тяжелый, едва ли не тяжелее ее самой, от него пахло мокрой шерстью и кровью. Теперь конец пришел не только кардигану, но, кажется, и блузке с брюками. Об этом Арина подумала отстраненно, как о чем-то малозначимом. Сейчас главным для нее было дотащить пса до дома, сдать с рук на руки хозяину. Если хоть десятая часть того, что о нем рассказывают, правда, то питомцу своему он как-нибудь поможет.
Доски крыльца громко скрипнули под ее удвоившимся весом. Стучать, слава богу, не пришлось: дверь была широко распахнута, словно их уже ждали.
– Эй… – сказала Арина севшим вдруг до хриплого шепота голосом. – Эй, есть тут кто?
В крошечных сенях было темно, хоть глаз выколи. Темнота эта нервировала еще сильнее, чем туман, поэтому, не дожидаясь ни ответа, ни приглашения, Арина бедром толкнула вторую, прикрытую, дверь и шагнула в комнату.
Здесь тоже царила темнота, но не кромешная, а скупо разведенная просачивающимся в окно мутным светом. Арина вздохнула, бережно положила пса на самотканый коврик, огляделась.
Никого! Круглый стол посреди комнаты, на нем – какие-то книги, оплывшая свеча в железном подсвечнике, глиняный кувшин с надтреснутым горлышком. Справа у стены – книжный шкаф, на его полках за давным-давно не мытыми стеклами – аккуратными рядами склянки, пузырьки, банки с сухой травой и еще чем-то непонятным, похожим на лоскуты грязно-серой ткани, снова книги в потертых, явно очень старых переплетах, какие-то ящички, шкатулочки… У окна, спинкой к двери – большое кресло. Прямая, как у стула, спинка, разлапистые подлокотники. Неудобное.
– …Пришла, значит. – От звука голоса – сильного, совсем не стариковского – Арина едва не вскрикнула.
Кресло, казавшееся монолитным и незыблемым, медленно повернулось вокруг своей оси. "Избушка-избушка, стань к лесу задом, ко мне передом…" – мелькнуло в голове. За спиной тихо рыкнул пес, Арине показалось – радостно.
– Ну-ка, подойди ближе!
В голосе не слышалось просьбы – был приказ, которому попробуй не подчинись. Арина сделала шаг, изо всех сил напрягая зрение, чтобы разглядеть того, кто сидел в кресле.
Он был похож на своего пса. Такой же древний, рослый, болезненно худой, с торчащими из-под манжет рубахи тонкими запястьями, с длинными, узловатыми пальцами, с кадыкастой шеей и совершенно лысой головой. На лице его так же, как и на голове, не было никакой растительности: ни бороды, ни усов, ни даже бровей и ресниц. Наверное, из-за этого Арине на мгновение почудилось, что перед ней не человек и даже не ведьмак, а инопланетянин с желтой, пергаментно-хрупкой кожей и внимательными черными глазами. Глаза смотрели на нее со смесью раздражения и интереса, а безгубый рот кривился в подобии улыбки.
– Здравствуйте, – сказала Арина, прислушиваясь к своему до неузнаваемости изменившемуся вдруг голосу.
– Да какое уж тут здравие! – Узкая кисть приподнялась над подлокотником кресла и тут же упала обратно, как полудохлая летучая мышь. – Ни у меня, ни у него, – старик скосил взгляд на лежащего у порога пса, – здоровья уже нет.
– Его ранили. Наверное, сбили мотоциклом. Я его на улице нашла…
– Нашла – и что? – Теперь черные глаза смотрели прямо на нее. – Зачем пришла?
– Он же ваш… – Арина не знала, что ответить этому странному, похожему на инопланетянина человеку. Там, на улице, все казалось понятным и правильным. Пса нужно вернуть хозяину, чтобы тот его спас, поставил на ноги каким-нибудь ведьмовским зельем. – Вы ведь можете ему помочь, – добавила она не слишком уверенно.
Арина не сразу поняла, что этот хриплый, каркающий звук – смех. Старик смеялся, и голова его болталась на тонкой шее из стороны в сторону.
– Девочка, я и себе-то не могу помочь, – сказал он, отсмеявшись, – не то что Блэку.
Услышав свое имя, пес приподнял голову. В его взгляде, устремленном на хозяина, читалось обожание.
– Тогда, может, я? – Ей бы извиниться и уйти из этого темного, пропахшего пылью, свечами и травами дома, оставить этих двоих, пса и человека, в покое, но она не могла. Это было бы неправильно, не по-людски.
– Что – ты? – спросил старик, подавшись вперед. Его узкие ноздри затрепетали, словно к чему-то принюхиваясь. – В тебе нет ничего, кроме глупой жалости. Что ты можешь?
Что она могла? Хороший, пусть и уничтожающе презрительный вопрос.
– Я отвезу Блэка к ветеринару.
– Зачем? Чтобы последние дни он доживал в клетке, среди чужих людей?
– Значит, я привезу ветеринара сюда, к вам.
– А ты упрямая, – сказал старик не то одобрительно, не то осуждающе. Пальцы на подлокотнике слабо шевельнулись, черные глаза скрылись за тяжелыми, лишенными ресниц веками. – Упрямая и смелая. Со мной давно уже никто так не разговаривал. Не надо врача, сама все сделаешь.
– Я?! – Она оглянулась на внимательно прислушивающегося к их разговору пса. – Я не умею.
– Научишься, – отрезал старик. – Раз такая жалостливая, – добавил все с той же усмешкой. – В шкафу, на верхней полке, пузырек, третий слева, с притертой пробкой. Достань!
Арина подошла к шкафу, отыскала пузырек, на две трети заполненный какой-то бурой мазью.
– В сенях – вода и ветошь. Сначала промой ему раны.
– Простой водой?
– Взялась помогать – слушайся!
По ногам вдруг потянуло холодом, хотя и окно, и дверь были закрыты. Старик снова скривил губы в усмешке. Доброты в ней не было ни капли.
В темных сенях Арина возилась долго, пока наконец не нашла наполовину наполненное водой ведро и ветхую, непонятного происхождения тряпицу. Подойдя к двери, она замерла, превратившись в слух. Старик с кем-то разговаривал: коротко, отрывисто, так же раздраженно, как до этого с ней.
– Она не годится. А я говорю – не осилит…
Эта странная фраза, казалось, все еще висела в пыльном воздухе, когда Арина с ведром воды переступила порог. В комнате, кроме старика и пса, никого не было. Значит, разговаривает сам с собой. Или со своим псом. Лучше бы уж с псом…
– Обмой рану. Да не бойся, Блэк терпеливый, не тронет.
Блэк и в самом деле был терпеливый, он позволил Арине промыть рану, лишь пару раз тихо рыкнув сквозь стиснутые зубы. Зубы у него были желтые, крупные, как у волка. Когда он скалился, обнажались черные десны. У злой собаки десны непременно черные, так говорила бабушка, выбирая щенка из помета: самого злого, самого смелого, самого сообразительного – охранника и защитника…
– Теперь смажь рану мазью. Перевязывать не надо.
Наверное, это была очень жгучая мазь, потому что, когда Арина коснулась раны, Блэк вскинулся, защелкнул на ее запястье мощные челюсти, не больно, но сильно – предупреждающе.
– Блэк, – шикнул старик, и челюсти тут же разжались.
Арина перевела дух, быстро смазала рану.