Юная манекенщица Линда с самых ранних лет сама пробивала себе дорогу в жизни. Искренняя и честная, она принимает жизнь такой, какая она есть, но внутренняя чистота помогает ей избежать соблазнов и легких, но неправедных путей. Она жаждет любви, но находит ее там, где меньше всего ожидает, - в доме миллионера Синди, равнодушного ко всему, кроме денег.
Содержание:
ГЛАВА ПЕРВАЯ 1
ГЛАВА ВТОРАЯ 3
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 4
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 4
ГЛАВА ПЯТАЯ 4
ГЛАВА ШЕСТАЯ 5
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 5
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 6
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 7
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 8
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 10
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 11
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 12
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 13
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ 13
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ 14
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ 14
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ 16
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ 16
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ 17
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ 18
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ 19
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 20
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 20
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ 20
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ 21
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 21
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 21
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 22
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ 22
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ 22
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ 23
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ 23
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ 24
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ 24
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ 24
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ 24
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ 26
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ 27
ГЛАВА СОРОКОВАЯ 29
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ 30
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ 31
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ 31
ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ 32
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ 32
ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ 33
ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ 34
ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ 35
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ 35
ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ 35
Барбара Картленд
Встречи и разлуки
ГЛАВА ПЕРВАЯ
"Ну и дела, Линда!" - это были первые мамины слова, когда она встретила меня на вокзале.
И она права. Ей-то, положим, нечего беспокоиться, у нее все идет прекрасно, а вот мне придется самой позаботиться о себе.
Правда, нельзя сказать, что мама совсем уж за меня не переживает, по крайней мере, мне кажется, что мое будущее немножко все-таки ее тревожит. Но она слишком озабочена своей свадьбой и тем, чтобы перспектива иметь у себя на шее взрослую падчерицу не отпугнула Билла Блумфильда, ее будущего супруга. Да и можно ли ожидать, чтобы ее слишком волновала судьба дочери, которую за последние шесть лет она видела только два или три раза…
Мама сильно изменилась с тех давних пор, как я ребенком, дрожа от холода, из-за кулис наблюдала за представлением и думала, какая она у меня красавица.
Меня манил и завораживал этот волшебный закулисный мир, думаю, как и каждого ребенка. Тревога и радостное возбуждение в день премьеры и всеобщее веселье по субботам, когда большинство артистов позволяли себе пропустить рюмочку-другую.
Режиссер, правда, постоянно пребывал в таком состоянии; где бы мы ни оказывались, я не помню ни одной субботы, когда бы он не был, по выражению Альфреда, "сильно под хмельком".
Альфреду и самому иногда случалось перебрать. Однажды вечером он забыл проверить, насколько прочно рабочие укрепили трапецию, она сорвалась, и Альфред повредил себе колено.
Нам пришлось отменить все представления на месяц вперед, не мог же он с забинтованным коленом подниматься под купол цирка и, повиснув на перекладине, исполнять свой номер, партнершей в котором была моя мать.
Альфред был, в общем-то, неплохой человек, хотя, случалось, и поколачивал маму, когда ревновал ее. Как я ненавидела эти скандалы! Память о них не оставляла меня и в монастырском пансионе. И тогда я просыпалась по ночам, дрожа от страха.
И все же Альфред мне нравился. Он завораживал меня своими нафабренными усами, когда, поигрывая мускулами и расправив плечи, с видом победителя расхаживал перед публикой в красном атласном трико, расшитом золотыми звездами, сердце мое замирало от восторга.
Он был по-своему добр и часто, будучи в хорошем настроении, давал мне пенни на сладости. За все годы, что я его знала, он ни разу не ударил меня, чего не скажешь о маме.
Я думаю иногда, что бы со мной сталось, если бы я продолжала жить с ними. Тоже бы, вероятно, стала акробаткой в конце концов, хотя мама была категорически против.
Альфред учил меня разным упражнениям, чтобы развить гибкость, но всякий раз, когда мама заставала нас за этим занятием, разражался скандал.
"Это нельзя, у Линды здесь нет будущего, - повторяла она. - Ее отец был джентльмен, и я не позволю ей повторить мою судьбу и всю жизнь мыкаться на подмостках".
Альфред принимал воинственную позу и начинал крутить усы.
"Скажите, пожалуйста, аристократка какая нашлась! Мать у нее и так перебьется, а ее светлости это, видите ли, не годится! Жаль только, что ее благородный папаша ничего ей в завещании не отказал - фамилию бы свою хоть оставил, что ли!"
Его слова выводили маму из себя, и она начинала кричать на него. А кончалось всегда одинаково:
- Законный или незаконный, а это мой ребенок, прошу не забывать! Не лезь не в свое дело и пальцем ее тронуть не смей!
Став постарше, я часто спрашивала маму о моем "благородном" отце, но она отмалчивалась.
Все это случилось, когда она была еще очень молоденькой и выступала в кордебалете в одном из больших лондонских театров. Но после того, как я своим появлением, так сказать, испортила ей карьеру, она уже не могла рассчитывать на контракт с солидными импресарио и была рада, когда ей удалось получить место в гастролирующей акробатической труппе.
Тогда она и познакомилась с Альфредом и его "Алыми ласточками". Он влюбился в маму, она поступила в труппу и тоже стала одной из его "ласточек".
Обладая, как и ее собственная мать, довольно редкой гибкостью и подвижностью суставов, она быстро и без особого труда освоила все необходимые трюки и стала вполне успешно выступать, хотя Альфред и говорил мне, что звезды из нее не получится, поскольку она начала слишком поздно.
В то время дела у Альфреда шли неплохо, они выступали на первоклассных эстрадах, но мои воспоминания начинаются с того периода, когда пик их популярности уже миновал и они довольствовались третьеразрядными залами.
Я всегда подозревала, что это все из-за мамы: она ужасно ревновала Альфреда и постепенно выжила из труппы всех молоденьких смазливых девушек.
Мама настаивала на своем непременном участии во всех номерах с ним, а поскольку ее исполнение не отличалось особым мастерством, программа неизбежно проигрывала из-за этого.
Я смутно припоминаю, как хорошенькая темнокудрая маленькая "ласточка" упаковывала свои вещи, переругиваясь на прощание с мамой.
Разговор шел во все более громких тонах. Альфред не принимал в нем участия. Он никогда не вмешивался, если только дело не доходило до потасовки. Вот и в тот раз он стоял в стороне, покручивая усы и, по всей видимости, посмеиваясь в душе над происходящим.
Подобных сцен было уже много, и он привык к ним. Молоденькая артистка метнула в маму последнюю стрелу:
- Еще ласточкой себя называет! Больше на летучего носорога похожа, - презрительно фыркнула она. - С такими-то бедрами!
Выпалив это, девушка выскочила за двери, а мама еще что-то кричала ей вслед по поводу ее внешности и происхождения…
Но мне в то время хорошо жилось. Вокруг постоянно были новые люди, которые возились со мной, угощали сладостями и даже иногда давали мне пенни за то, что я бегала по разным их поручениям.
Вообще-то я вела довольно странную жизнь для ребенка. Когда не было репетиций, мама и Альфред спали до полудня, и хотя я просыпалась рано, не смела вставать и вынуждена была лежать тихо как мышка, чтобы их не разбудить.
Я боялась шевельнуться, так как огромная плетеная корзина для костюмов, где мне приходилось спать, ужасно скрипела при малейшем движении.
Я лежала и сочиняла всякие истории, пока кто-нибудь из них не потягивался с ворчанием и стонами и громко зевал. Тогда я знала, что новый день начался.
Большую часть дня мама и Альфред слонялись по комнате, посылая прислугу за бифштексом и парой бутылок портера, когда мы были при деньгах.