* * *
Отец был один. И это само по себе казалось странным. Комната без секретаря, ближайших советников и неизменной охраны выглядела пустой - слишком просторной, слишком светлой. Солнечные лучи, пробиваясь через расписные бумажные стены, пятнали цветными лужами чёрный лакированный пол. А поверх их лежала тень от резной решётки, загораживающей веранду. И лишь тег, недвижимый, как статуя, казался монохромным: белые волосы, борода, шёлковые одежды цвета снега. Только глаза да лежащие поперёк бёдер ножны чёрные.
Яте вошёл, опустился на пятки, коснулся сложенных на полу ладоней лбом. Выпрямился, застыв в зеркальной позе. Только без меча - не положено. Мал ещё, не успел взрослого имени получить. Поэтому слушай, что тебе отец скажет, безропотно выполняй его волю. Не смей перечить, не смей даже слова поперёк вставить, как бы в душе не кипело, как бы ни хотелось орать. Не дорос ещё до права говорить.
Глаза у отца - оникс полированный. Своё крохотное отражение в них видишь, а больше ничего: ни мыслей, ни тем более чувств. Первый воин, никогда не ошибающийся мудрец. Так говорят и в это надо верить. Потому что он - правитель. И твой отец.
- Наставники рекли: "Никогда не говори, что чего-то сделать невозможно. Ибо тем самым ты обнаруживаешь ограниченность своего духа", - негромко произнёс мужчина. - Победы достойны те, чьи сердца не ведают страха. Теги были бесстрашны, но, видимо, этого недостаточно. Мы сделали невозможное, и этого оказалось мало. Одним бесстрашием и сильным духом не победить альвов. Может, они трусливы, ограничены и хитры. Но на их стороне мощь всех Семерых и винтовки. Против храбрости и мечей. Теги проиграли, сын. Наш мир будет уничтожен.
Яте уставился на свои руки, лежащие на бёдрах. Заставил дрожащие сжимающиеся в кулаки пальцы распрямиться. Опускать глаза, когда с тобой разговаривает отец - недопустимо. Вскочить и начать орать - за гранью. Как бы ни клокотала ярость. Она не оправдание. Если не можешь сдержать эмоции, то дух твой слаб. А это недостойно воина.
- Но ты будешь спасён. Это моя последняя воля. Тот, кого я зову своим другом, отвезёт тебя к ним вместе с остальными.
- Разрешишь ли сказать, отец? - голос сипит, горло перехвачено, как удавкой.
- Гнев - это недостаток юности, сын. Но им необходимо управлять. Иначе он пожрёт тебя, - кончик белой бороды чуть заметно неодобрительно качнулся. - Тем более, если Третий отмерил ярости больше, чем может вместить твой дух. Говори.
- Они не смогут увезти меня. Я не подхожу по возрасту. Мне уже двенадцать.
- Юность не только яростна, но и склонна не прислушиваться к чужим словам. Вспомни, когда ты сокрушался о своём малом росте и слабых мышцах, я сказал: "Когда-нибудь всё то, что ты сейчас считаешь несправедливостью, обязательно обернётся добром!". Сегодня наступил как раз тот день. Помни, сын, тебе не исполнилось и семи вёсен.
- Мне двенадцать! - нельзя повышать голос, нельзя! Но уже не только руки дрожат - спина ходуном ходит. Не до приличий! - Я могу сражаться! Любой наставник подтвердит: против меня боятся вставать и те, кто старше!
- Я всегда был уверен, что ты станешь хорошим, а, может, даже и великим воином. Но то время ещё не пришло. Да и сражения уже закончены. Или ты, захваченный своим гневом, не слышал, что я сказал? Теги проиграли, сын.
- Тогда спаси Тако! Брата моложе меня на целых три года. Позволь разделить твой путь, каким бы он ни был. Не заставляй принять этот позор!
- В том, что я прошу, нет бесчестья. Как ты думаешь, сын мой, почему альвы согласились спасти только детей? Нет, не отвечай! - отец властно поднял руку. - Сейчас я не смогу услышать от тебя ничего, кроме дерзких криков. Лучше запомни мои слова, ибо это последнее, что я скажу. Альвы мечтали заполучить могущество и мудрость тегов. И они сделали это. В наших детях сохранится сила. Но правители большой земли воспитают их своими рабами. Те, кто покинут острова, ещё слишком малы. Они не запомнят заветы предков, не будут знать нашей правды и законов. Дети тегов станут только слугами. Но ты уже достаточно взрослый, чтобы помнить. И отомстить. Слышишь, Яте, мой наследник? Вместо законного правления, я оставляю лишь месть. Это самый тяжёлый путь для любого живущего. Но мне некому его передать, кроме старшего сына. Ты понял мои слова?
- Да, отец, - удавка затягивается с садисткой медлительностью.
- Ты исполнишь то, о чём прошу?
- Да, отец.
- Ты клянёшься, что отмстишь за всех, кто уже погиб и тех, кому погибнуть только суждено?
- Да… - горло сжимается в игольное ушко, через которое и слова пропихиваются с трудом, - … отец. Клянусь.
- Хорошо. Поприветствуй тех, кто поможет начать тебе путь.
Когда эти двое появились на веранде, Яте не заметил. Впрочем, он бы сейчас и самого Третьего не заметил, явись Сес-Айс во плоти. Со зрением творилось что-то странное, словно тег на мир смотрел через грязное стекло.
- Мы переправим его на Курои. Оттуда эвакуация начнётся завтра к вечеру, - церемонно поклонившись, сказал альв в белой форме. Сегодня весь мир решил стать белым. - К сожалению, остальных ваших детей мы вывести не сможем. Если вы не прибудете к коменданту со всей семьёй, то недостающих станут искать.
- Предвидь я, что так обернётся, то подготовил бы двойников не только для наследника…
Кажется, со слухом тоже происходило неладное. Потому что в голосе отца Яте примерещилась горечь.
- Мне жаль, - альв снова поклонился, сложив руки перед грудью.
- Нам всем жаль, - кивнул старый тег. - Прощайте.
- Пойдём, парень, - беловолосый гигант со странными глазами, стоявший за спиной альва, положил руку Яте на плечо, подталкивая его к выходу. - Потерпи немного. В лодке поревёшь.
- Мстители не плачут, - огрызнулся Яте.
Тихо постукивают бамбуковые трубки в чаше для омовения: ти-тек… пауза… ти-тек. О чём-то воркует, тихонько посвистывая за шёлковой ширмой соловей. Ветер ласково перебирает чёрные ветви вишен, играясь, поднимает пургу бледно-розовых лепестков. Ими, как снегом, засыпаны все садовые дорожки…
Яте рывком сел на постели, перебросив ноги через край кровати. И уставился в щелястый, плохо прокрашенный пол. Из-под двери немилосердно дуло. От окна тоже сифонило. Сквозняк прошёлся по голой спине, как тёркой, заставляя передёрнуть плечами. Тег наклонился, подбирая с пола папиросы и спички. Закурил, прокусив клыком картонный мундштук. На языке моментально горечь появилась.
Мститель, мать вашу так через колено! А заодно всех тегов с их завиральными идеями. Даром что от них и пепла не осталось. Жить всё равно до сих пор мешают. Даже не выспишься нормально. Опять голова целый день болеть будет.
Одно плохо. Раз эта бредятина приснилась, то жди больших неприятностей. Главное, чтоб им пусто стало, нет бы приснить с какой стороны гадости ждать. Нет же, видится муть всякая.
Столбик пушистого пепла упал на ледяные доски. Поди ж ты! А руки-то дрожат…
Глава третья
Раньше мужчины боялись, что женщины им откажут, а теперь боятся, что предложат.
Семейство Олэан проживало в модном квартале, занимая весь четвёртый этаж краснокирпичного пятиэтажного дома со своим, огороженным причудливой чугунной решёткой двором и маленьким сквериком, в котором под присмотром личных нянь паслись дети. Подрастающее поколение элизийских толстосумов слоняющаяся Каро не заинтересовала. А вот их боны посматривали косо. То ли им просто не нравились нервно расхаживающие девицы, то ли выражение лица теги доверия не вызывало.
Хотя, наверное, у любого физиономию перекосит, если напарники опаздывают больше чем на двадцати минут. Ведь сказано же ясно: заказчица будет ждать детективов в десять утра, когда строгий папенька гарантированно отбудет в свою контору. Но Яте с Роном, видимо, решили, что сказано не для них. Зато заявились они практически одновременно. И на невнятное бурчание Каро, которое с равной долей вероятности могло означать как приветствие, так и проклятие, оба ответили примерно тем же.
В шикарном подъезде, облицованном розоватым мрамором, детективов встретил царственный консьерж. О прибытии посетителей заказчица предупредила, но это не помешало ему вылить целый ушат презрения. При этом ни слова не говоря.
Наверх сотрудники "Следа" поднялись в самом что ни на есть настоящем лифте. Каро такие механизмы видела всего раз, да и то издалека - в гостинице, на крышу которой её Мастерс таскал. Воспоминания настроения теурга ничуть не улучшили.
Но поездка теге не понравилась. Как и мальчишка, старательно копирующий надменную физиономию консьержа. Возможно, у него и были основания презирать сыщиков. Но по глубокому убеждению теурга, в обязанности пацана входило только открывать и закрывать двери лифта, да дёргать какой-то латунный рычаг. На неискушённый взгляд Курой, такая блистательная карьера прав смотреть на всех свысока не давала.
Двери лифта открылись прямо в квартиру, но у богатых, как известно, свои причуды. Зато ненормальная заказчица уже ждала детективов в пышном, но каком-то неживом и холодном холле.
Посреди такого великолепия госпожа Элия выглядела маленькой и потерявшейся, как ребёнок. Едва слышно пробормотав приветствия и испуганно глянув на Каро, феечка потупилась, терзая в пальчиках кружевной платок.
В чистой душе теурга опять шевельнулась тень стыда. Но тега мгновенно замела её под половичок совести. Если уж клиентка не отказалась от контракта после всего случившегося, то ничего страшного и не произошло.