И снова она опустила взгляд. Учитывая обстоятельства, ее смущало, что его потная рубашка распахнута почти до талии и что сережка в его правом ухе не вызывает у нее отвращения. Крошечная серебряная маска качины являла собой дух другой религии и плохо сочеталась с крестом на шее, но эта сережка удивительно шла Грейвольфу.
– Ты не собираешься ко мне присоединиться? – язвительно поинтересовался он, на ноже протягивая Эйслин ломтик колбасы.
Она подняла голову и вызывающе выпятила подбородок:
– Нет, спасибо. Я попозже поем вместе с мужем.
– С мужем?
– Да.
– И где он?
– На работе, но должен прийти с минуты на минуту.
Он как раз подносил ко рту ломоть хлеба. Откусил и с беззаботным видом задвигал челюстями. У Эйслин руки зачесались дать ему пощечину.
– Ты не умеешь врать.
– Я не вру.
Он проглотил кусок.
– До вашего прихода, мисс Эйслин Эндрюс, я обыскал всю квартиру. Здесь нет мужчин.
Теперь пришла ее очередь сглотнуть, и это далось ей нелегко. Эйслин отчаянно желала, чтобы сердце перестало биться о ребра как сумасшедшее. Ладони вспотели. Она сжала под столом руки:
– Как ты узнал мое имя?
– Почта.
– Ты рылся в моей почте?
– Ты как будто встревожилась. Вам есть что скрывать, мисс Эндрюс?
Она не стала глотать наживку и крепко сжала губы, еле сдерживаясь, чтобы не выругаться.
– Тебе пришел счет за телефон.
Увидев его лукавую ухмылку, она снова сорвалась:
– Тебя поймают и вернут в тюрьму.
– Да, я знаю.
Спокойный ответ заставил ее замолчать. Все заготовленные угрозы и аргументы потеряли смысл. Она молча смотрела, как он поднимает пакет с молоком, запрокидывает голову и жадно пьет. Смотрела на смуглую, бронзовую шею, на двигающийся кадык, завораживающий ее, как маятник гипнотизера. Он пил и пил, пока не опустошил весь пакет. Поставил его на стол и вытер губы тыльной стороной руки, в которой все еще держал нож.
– Если ты знаешь, что тебя поймают, зачем делать себе еще хуже? – спросила она из чистого любопытства. – Почему ты не хочешь сдаться?
– Потому что сначала мне надо кое-что сделать, – мрачно ответил он. – Пока еще не слишком поздно.
Эйслин не стала больше задавать вопросов, боясь, что ей несдобровать, если она узнает о его преступных планах. Но если ей удастся отвлечь его, он может ослабить бдительность, и тогда она рванет к задней двери, в гараже кнопкой откроет дверь и…
– Как ты вошел? – резко спросила она, впервые осознав, что нигде нет признаков взлома.
– Через окно спальни.
– А как тебе удалось сбежать из тюремного поселения?
– Я обманул человека, который мне доверял. – Его твердый рот скривился в усмешке. – Он оказался таким дураком, что поверил индейцу. Всем известно, что индейцы недостойны доверия. Верно, мисс Эндрюс?
– Я ничего не знаю об индейцах, – тихо ответила она, не желая его провоцировать.
Он был так напряжен, что казалось, вот-вот взорвется.
Но, сдерживая свои эмоции, она как будто только распаляла его. Его взгляд медленно скользнул по ней, обдавая жаром. Она болезненно ощущала свои светлые волосы, голубые глаза, белую кожу. Его усмешка была угрюмой.
– Я и не думал, что знаешь. – Мгновенным движением, слишком быстрым для ее глаз, он заткнул нож за пояс и потянулся к ней. – Вставай.
– Зачем?
Он рывком поставил ее на ноги, и у Эйслин перехватило дыхание от испуга. Развернув Эйслин спиной к себе, он положил руки ей на плечи и стал подталкивать к выходу. По пути из кухни он выключил свет. В прихожей была темень. Эйслин, спотыкаясь, побрела вперед. Он вел ее к спальне. Рот у нее пересох от ужаса.
– Ты ведь уже получил то, зачем пришел.
– Еще не совсем.
– Ты сказал, что тебе нужна еда, – быстро возразила она и застыла на месте. – Если ты сейчас уйдешь, я не стану звонить в полицию, обещаю.
– Интересно, почему я вам не верю, мисс Эндрюс? – поинтересовался он елейным голосом.
– Клянусь, я не буду звонить! – заплакала она, презирая себя за слабость. Собственный голос ее ужаснул.
– Я уже слышал обещания от белых мужчин… и женщин тоже. И научился относиться к ним скептически.
– Но я-то никакого отношения к ним не имею. Я… Господи, что ты собираешься делать?
Он втолкнул ее в спальню, вошел сам и закрыл дверь.
– Попробуйте догадаться, мисс Эндрюс. – Он развернул ее лицом и прижал к двери своим телом. Схватил за горло и навис над ней. – Как думаешь, что я собираюсь сделать?
– Я… я… не знаю.
– Ты ведь не принадлежишь к тем закомплексованным дамам, что развлекаются фантазиями об изнасиловании? А?
– Нет! – выдохнула она.
– А как насчет похищения дикарем?
– Отпусти меня, пожалуйста.
Она отвернулась, и он ей это позволил, но не отпустил. Напротив, он придвинулся еще ближе, похотливо прижимаясь к ней сильным телом.
Эйслин зажмурилась и прикусила губу от ужаса и унижения. Длинные тонкие пальцы играли у нее на горле, выстукивая незабываемый ритм.
– Я был в тюрьме долго, очень долго.
Его пальцы скользнули к груди, он подцепил указательным пальцем верхнюю пуговицу блузки и стал ее дергать, пока пуговица не расстегнулась. Эйслин всхлипнула. Его лицо было так близко, что она ощущала жаркое дыхание на своей коже и ненавидела эту вынужденную близость.
– Так что, надеюсь, у тебя хватит ума не подкидывать мне идеи, – вкрадчиво предупредил он.
Осознав, что именно он говорит, она в упор посмотрела на него. Их взгляды встретились. Они изучали друг друга, оценивая силу и отыскивая слабые места. На какое-то время это занятие отвлекло их обоих.
Затем он медленно отстранился. Больше не ощущая его тела, Эйслин чуть не рухнула на пол от облегчения.
– Я уже говорил, что мне нужны еда и отдых. – В его хрипловатом голосе зазвучали странные нотки.
– Ты уже отдохнул.
– Сон, мисс Эндрюс. Мне нужен сон.
– Ты имеешь в виду… что ты хочешь остаться? Здесь? – потрясенно выговорила она. – И надолго?
– Пока не решу уехать, – туманно ответил он.
Потом прошел по комнате и включил лампу на ночном столике.
– Ты не можешь здесь оставаться!
Он вернулся к ней, все еще ошарашенной, взял за руку и потащил за собой.
– Ты не в том положении, чтобы спорить. И если пока ты еще цела и невредима, это не значит, что, если я окажусь в отчаянном положении, все так и останется.
– Я тебя не боюсь.
– Боишься. – Он втащил ее в маленькую ванную и захлопнул за ними дверь – А если нет, то зря. Слушай, я хочу прояснить ситуацию, – процедил он. – Мне нужно кое-что сделать, и никто – а в особенности такая принцесса-англо, как ты, – меня не остановит. Я вырубил тюремного охранника и проделал весь этот путь пешком. Мне нечего терять, кроме жизни, а там, где я был, она ничего не стоит. Так что не испытывайте судьбу, леди. Я буду вашим гостем сколько захочу. – И, подкрепляя угрозу, он выдернул из-за пояса нож.
Она резко втянула воздух, когда он уколол ее в пупок кончиком лезвия.
– Вот это уже ближе к истине, – сказал он, оценивая ее страх. – А теперь сядь.
Он показал подбородком на закрытый крышкой унитаз. Эйслин, не сводя глаз с ножа, попятилась назад, пока не натолкнулась на нужный предмет и буквально не упала на него.
Грейвольф положил нож на край ванны вне предела ее досягаемости. Потом он стянул сапоги и носки и стал вытаскивать из джинсов подол рваной рубашки. Эйслин сидела неподвижно, как статуя, в то время как он снял рубашку и бросил ее на пол.
Его грудь покрывали короткие темные волоски. Бронзовая кожа туго обтягивала выпуклые грудные мышцы с маленькими темными сосками. Впадина вокруг пупка на плоском животе тоже поросла волосками. Сморщенный кружок пупка переходил в гладкую полосу, которая исчезала под джинсами.
Он стал расстегивать пряжку пояса.
– Что ты делаешь? – встревожилась Эйслин.
– Собираюсь принять душ.
С расстегнутым поясом он нагнулся к кранам над ванной и открутил их на полную мощность. Но даже рев водяной струи не помешал Эйслин услышать, как он расстегнул молнию на джинсах.
– Прямо передо мной? – вскрикнула она.
– Прямо перед тобой.
Он спокойно спустил джинсы до пола и перешагнул их.
Эйслин закрыла глаза. Ее накрыла волна головокружения, и ей даже пришлось схватиться за крышку унитаза, чтобы не упасть. Никогда в жизни она не была так возмущена и оскорблена. На нее никто никогда не покушался.
Смотреть на его наготу – было все равно что подвергнуться нападению воплощенной мужественности. Он был идеально сложен. Широкие плечи, широкая грудь. Длинные, стройные, мускулистые ноги свидетельствовали о силе и проворстве. Там, где кожа была гладкой, она напоминала натертую бронзу, живую и упругую. Там, где поросла волосками, казалась теплой и притягательной.
Он включил душ и ступил под мощные струи, занавеску закрывать не стал. По-прежнему глядя в другую сторону, Эйслин сделала пару глубоких вдохов, чтобы прийти в себя.
– Что такое, мисс Эндрюс? Вы никогда раньше не видели обнаженного мужчину? Или вас так расстроил вид голого индейца?