За стряпней она пела. Мурлыча себе под нос, она положила на стол красивую салфетку, выбрала из коллекции Селии лучшую бульонную чашку и тарелку, принесла и зажгла три свечи. Тихонько напевая, открыла бутылку вина. Она как раз наполняла бокал, когда раздался стук в дверь.
Оборвав песню на полуслове, Лили затаила дыхание. За открытым окном послышался знакомый голос, в проеме появилось знакомое лицо.
- Это я, - сказал Джон. Лили радостно распахнула дверь. - Прости, я не хотел тебя испугать.
Сердце Лили гулко билось, но она подумала, что так всегда бывает, когда перед тобой стоит такой высокий красивый мужчина. Она засунула руки в карманы джинсов.
- В чем дело?
Но Джон смотрел через ее плечо на стол:
- Прости, я, кажется, не вовремя.
- Пустяки. Просто одинокий ужин.
- Но какой! - Джон втянул носом воздух: - Пахнет замечательно.
- Ты хочешь есть?
- Хочу. Но не хочу напрашиваться.
Лили пригласила его войти. Пока Джон озирался по сторонам, она поставила на стол вторую тарелку, нарезала кукурузный хлеб и налила похлебку. Потом, довольная собой, наполнила вином второй бокал.
- Ты всегда так ужинаешь?
- Нет. Вообще-то я не бог весть какая повариха. Ешь на свой страх и риск.
- Еда, которая так замечательно пахнет, не может быть плохой. - Он указал на ближайший столовый прибор: - Мне сесть здесь?
Не успела Лили кивнуть, как он, обежав вокруг стола, отодвинул для нее стул. Она подумала: интересно, когда он в последний раз ел домашнюю пищу?
- Я не спросил, хватит ли у тебя на двоих?
- Хватит на десятерых.
Он засмеялся, потом вдруг стал серьезным и трогательно искренним.
- Спасибо. Я на это не рассчитывал. Я просто хотел навестить гагар.
Несколько минут они молча ели. Гагары тоже молчали. Поэтому Лили тихо вышла из-за стола и поставила подходящую к случаю музыку Листа - для разнообразия в мажорном ключе. Удивляясь своему выбору, она вернулась к столу.
- Какой красивый дом, - сказал Джон.
- Только вот пианино осталось в Бостоне. Мне его не хватает. Как ты думаешь, когда я смогу туда вернуться?
Лили хотелось услышать, когда же будет восстановлено ее честное имя.
- Можно говорить о делах?
- Конечно. Тебе что-нибудь удалось найти?
- Да. Только я не понимаю, что все это значит. Терри был трижды женат.
- Сколько ему лет?
- Он мой ровесник. Ему сорок три. Понимаю, о чем ты подумала - многие мужчины моего возраста были трижды женаты.
Но Лили думала совсем о другом - о том, был ли когда-нибудь женат сам Джон.
- Вот что странно, - продолжал Джон. - Никто не знал о том, что он женат. В первый раз он женился в колледже. Я учился с ним в одной группе, но ничего не знал о его жене. Я позвонил двум нашим одногруппникам, но и они ничего не знают. Во второй раз он женился в Провиденсе. В третий раз - в Бостоне. Три неудачных брака - это одно. Но то, что о них никто не знал, - совсем другое.
- Ты выяснил, как зовут этих женщин?
- Да, я собираюсь с ними связаться.
К этому времени Джон уже уплетал вторую порцию похлебки. Лили надоело говорить о Терри Салливане, ей хотелось побольше узнать о Джоне. Она согрела сидр, наполнила кружки и предложила Джону выйти на крыльцо. Они уселись на ступеньках, поглядывая на озеро и потягивая сидр.
- Расскажи мне о себе, - попросила Лили.
- О чем тебе хочется знать?
Ей хотелось знать, не подведет ли он ее, не поставит ли превыше всего собственные интересы, можно ли ему доверять. Но если она сомневается в его порядочности, то по его ответам все равно ни о чем судить нельзя. Поэтому она сказала:
- Терри был трижды женат. А ты?
- Я долго жил с одной женщиной, восемь лет. Марли сказала бы, что мы были на пороге брака. Я бы так не сказал.
- Почему?
- Ей не нравился мой распорядок дня.
- Она работала?
- Она была администратором. Ее работа была тяжелее моей. К тому же Марли не получала бы удовольствия от пения гагар. Ей не нравилось расслабляться. А мне нравится.
- Ты вернулся из-за отца?
- Да. Нам с Гэсом нужно было разобраться в наших отношениях.
- И как, разобрались?
- Нет пока. У него трудный характер.
Лили поежилась и тут же ощутила на плечах тепло накинутого Джоном свитера. Она подняла глаза и улыбнулась:
- Ты сделал это потому, что ты добрый человек, или потому, что хочешь расположить меня к себе?
- И то и другое. Я несколько лет не ел так вкусно. Густая похлебка, кукурузный хлеб, выдержанное вино и красивая женщина - чем не шикарный ужин?
Лили отвернулась. Джон, несмотря на темноту, разглядел ее улыбку. Лили опустила глаза. Пока она раздумывала над тем, что он сделает в следующий момент, Джон поднялся и произнес:
- Я лучше пойду.
Прежде чем она успела возразить, он спустился с крыльца и решительно зашагал к озеру.
Она хотела было крикнуть: "Ты забыл свитер!" или "Подожди!" - но промолчала. Еще ощущая его запах, она сидела на крыльце и смотрела, как каноэ удаляется от берега.
Как ей было уснуть с такими мыслями? Как уснуть, когда перед ней внезапно открылись новые возможности?
Ночью, лежа в постели, Лили чувствовала себя одинокой. От висящего на стуле свитера пахло Джоном. Она заснула расстроенная и наутро проснулась в замешательстве. Она не знала, можно ли доверять Джону. Не знала, стоит ли смешивать полезное с приятным. Стоит ли усложнять и без того уже сложную жизнь?
В надежде обрести покой, Лили решила отправиться в церковь. Легко сказать - обрести покой. Показаться в Первой конгрегационалистской церкви Лейк-Генри воскресным утром значило обнаружить себя. Однако настало время сломать лед.
Взволнованная, но полная решимости, Лили подъехала к церкви, оставила машину на стоянке и вошла внутрь. В пустом вестибюле громко звучала музыка. Под аккомпанемент органа хор пел "Веру наших отцов". На Лили нахлынули воспоминания: когда-то она сама пела в хоре. Ей нравилось там петь.
Судорожно вздохнув, она пересекла вестибюль и встала у дверей молитвенного зала. Ряды скамей были заняты прихожанами, но Лили отыскала местечко в предпоследнем ряду у прохода. Она проскользнула туда и села, сложив руки на коленях и опустив голову. Ей не нужно было вглядываться в зал, она и без того знала, что ее мать с Розой и семейством Уинслоу сидят на четвертой скамье в правом ряду и что все остальные семьи Лейк-Генри смотрят на нее.
Поэтому она сосредоточилась на звуках органа, гимнах и словах Священного Писания. С кафедры звучали слова о милосердии, прощении и любви. Она вслушивалась в голос священника, замешательство и отчаяние постепенно отступали.
В понедельник утром, прежде чем отправиться на фабрику, Лили позвонила Касси. В сегодняшней газете опровержения не было, а между тем неделя подходила к концу. Касси обещала подать иск к исходу дня, но Лили не терпелось поскорее закончить дело. Нужно было спешить.
Ритмичные движения яблочного пресса немного ее успокоили. Лили загружала пресс, тянула, толкала, складывала и даже полила пол из шланга, пока Мейда выходила за новой порцией яблок. Когда все ненадолго прервали работу, чтобы попить кофе, Лили уселась на автопогрузчик и стала развозить огромные корзины с фруктами. Как только все вернулись на места, она снова встала на платформу рядом с прессом.
К обеду она поняла, что ей нужно. Она привела себя в порядок и побежала к дому.
Еще не коснувшись клавиш рояля, она испытала облегчение. Перед ней были старые верные друзья. Она легонько провела ладонью по клавишам и начала играть. Она не думала о том, что играет - пальцы сами бегали по клавиатуре, рождая нежные печальные звуки. Ей было очень хорошо.
Закрыв глаза, она позволила звукам свободно литься из-под пальцев. Напряжение понемногу ослабевало. Почувствовав, что к ней вернулись силы, Лили перестала играть и открыла глаза. Посреди гостиной, склонив голову, стояла Мейда. Казалось, музыка захватила ее не меньше, чем Лили.
- Никто, кроме тебя, не умеет извлекать из этих клавиш такие звуки, - мечтательно проговорила она. Потом прибавила более прозаическим тоном: - Ты не проголодалась?
Комплимент порадовал Лили, и в самом деле она внезапно почувствовала голод. Только она хотела подняться, как услышала голос Мейды:
- Оставайся здесь и играй.
Она играла песни, которые любила ее мать, - отчасти из благодарности, отчасти потому, что привыкла развлекать других. Мейда внесла на большом серебряном подносе сандвичи с ветчиной и сыром и чашки с ароматным чаем.
Они уселись на диван, Мейда выжала в чай лимон.
- Ты сегодня хорошо поработала.
- Я могу и впредь тебе помогать.
Мейда откусила кусочек сандвича.
- Я скучаю по Селии, - вдруг проговорила она, к удивлению Лили.
- Я тоже.
- Она была хорошим человеком. С добрым сердцем.
- Она умела слушать. Я говорила с ней почти обо всем.
Мейда выпрямилась:
- Ваше поколение совсем другое. Нам не позволялось говорить о некоторых вещах.
- Никакого позволения и не нужно. Просто говоришь, что думаешь.
Мейда посмотрела на Лили:
- Что ты хочешь от меня услышать?
- Расскажи мне о своем детстве.
- Зачем тебе это? Моя жизнь началась с того момента, как я вышла замуж за твоего отца. И почему я должна тебе рассказывать? Ты своими мыслями делилась с Селией, а не со мной.
- Я боялась, что буду заикаться.
- Сейчас ты не заикаешься.
С другого конца дома донесся голос Розы:
- Мама?
- Я здесь, - отозвалась Мейда.