Хотя это не имело значения. Я поехала бы с ним даже в старом фургоне. Однако его довольно откровенные рассказы о себе породили в моей голове массу вопросов. Действительно ли он простой фермер? Как давно умерла его жена? Погрузившись в подобные размышления, я поняла, что не могу написать ни слова. Придется заняться этим вечером в отеле. Неожиданно у меня возникло предчувствие, что этот одинокий вдовец нуждается в чем-то большем, нежели обыкновенная попутчица на время короткой обратной дороги в город.
Я захлопнула блокнот и достала пудреницу. В маленьком зеркальце мне предстало слишком знакомое лицо, и я попыталась взглянуть на себя глазами иностранца. Что может мужчина увидеть в этих чертах? Чувственность? Благородство? Легкомыслие? Ум? Я не знала этого. Но я отчетливо видела пышущее здоровьем лицо со слишком длинным, на мой взгляд, носом, довольно большим ртом. И седину в волосах. Мои глаза казались зелеными, только когда я надевала что-то зеленое. Точно также они могли стать голубыми или бирюзовыми. На самом деле цвет их был серый.
На противоположном тротуаре появился Отто Винтер. Он махнул мне рукой и крикнул:
- Я не слишком скоро? Вы уже закончили?
Я не стала говорить ему, что не написала ни единой строчки, просто коротко кивнула в ответ и поднялась со своего места.
- Я готова.
- Отлично. Здесь становится холодно. На побережье гораздо теплее. К тому же мы не должны пропустить закат над Пальмой.
Мне было приятно, что он заметил, каким чудесным становится город, когда его освещают лучи заходящего солнца.
- Вы, должно быть, остановились где-то за городом?
- В "Медитерранео". Отель в стиле рококо. С пальмами во дворике, где играет оркестр, хотя пианист отнюдь не Шопен. А вы?
- Я живу не в такой роскоши. Мне же приходится самой зарабатывать на жизнь. Это просто маленький пансион около кафедрального собора.
- Вам определенно нужно побывать в Копенгагене. Там колокольный звон не даст вам заснуть.
По пути в город мы говорили на самые банальные темы - о путешествиях, отелях, театрах, экономике. Никаких личных тем. Высадив меня на узкой аллее, ведущей к моему скромному жилищу, он сказал без всяких предисловий:
- Я заеду за вами в восемь. Двух часов вам будет достаточно, чтобы отдохнуть и переодеться?
- И что вы предполагаете делать с такой немолодой особой, как я?
Он откинул светловолосую голову и весело расхохотался.
- Я собираюсь только поужинать с вами. В моем отеле или в любом другом месте, которое вы назовете.
- Благодарю вас, герр Винтер, но…
- Если вы будете называть меня герр Винтер, мне придется называть вас мисс Эмберли, а это звучит не слишком по-дружески. Я для вас Отто, а вы - Луиза. Договорились? И я не хочу слышать никаких отказов. Сегодня вы должны поужинать с одиноким вдовцом сорока шести лет. Пока!
Машина умчалась, прежде чем я успела сказать ему, что не принимаю его приглашение, что я путешествую налегке и не беру с собой драгоценностей и выходных нарядов. Несколько юбок, свитеров и единственное шелковое платье, которое можно было бы надеть на какую-нибудь вечеринку, составляли мой гардероб. Что ж, надеюсь, оно окажется достаточно подходящим для отеля "Медитерранео" в период межсезонья.
Часом позже, когда я все еще писала статью, которую должна была закончить и отослать этим вечером, в мою дверь постучали и на пороге появилась хозяйка - испанка с большими грустными глазами. В руках у нее была коробка из цветочного магазина.
- Это для вас, сеньорита, - сказала она.
Сердце мое забилось учащенно. Не слишком ли быстро герр Винтер перешел к столь серьезным действиям? За дорогие цветы и дорогие обеды следовало расплачиваться, а я не любила быть чьей-либо должницей. И не собиралась вести игру по правилам герра Винтера. Я и так уже потеряла три драгоценных года своей жизни. Разве я не сообщила ему об этом?
Тем не менее я взяла коробку, развязала ленту и подняла крышку. Красные розы. По-видимому, ферма в Дании приносила солидный доход.
Умывалась и одевалась я в комнате, наполненной ароматом роз. Шелковое платье, туфли на высоких каблуках, безупречные перчатки, волосы, уложенные в более сложную, чем в дневное время, прическу - не думаю, что в моем обществе было бы стыдно появиться. Но я старалась выглядеть как можно лучше не ради Отто Винтера, а скорее ради себя самой. Как всякая женщина, я любила ловить на себе восхищенные взгляды.
Нет никакой необходимости подробно описывать проведенный вечер. Мы прекрасно поужинали, а потом уселись в обитом красным штофом и отделанном позолотой холле отеля и слушали маленький оркестр, игравший приятные старомодные сентиментальные мелодии, которые я любила гораздо больше современных.
Мне иногда нравилось позволять каким-то приятным событиям развиваться как бы помимо моей воли и подобно лучам ласкового благотворного солнца приносить успокоение и умиротворенность. Вкусная еда, симпатичное общество, музыка. И все же я не смогла расслабиться, и порой по моей коже пробегали мурашки. Никогда раньше мне не приходилось ужинать по сути дела с незнакомцем. И меня не оставляло смутное, но неистребимое ощущение, что за располагающей, улыбчивой внешностью герра Винтера скрывается другой человек. Сосредоточенный и расчетливый.
Но что в этом странного? Разве под моим собственным оживлением не таилось нечто подобное? Разве большинство женщин, начиная флиртовать с мужчиной, не представляют его в роли возможного супруга. У меня такие мысли тоже возникали, когда я была увлечена Айвором. Но Айвор уже принадлежал прошлому, и мое сердце было свободным. К тому же Отто Винтер явно интересовался мной. Он задавал множество вопросов обо мне, моей семье и моем происхождении, хотя делал это очень умело, не выказывая назойливого любопытства. Сама не знаю, каким образом я рассказала ему о своем детстве, братьях, родителях, о школе в Хитфилде, где я училась. Эта школа оказалась ему знакома, он упомянул, что среди ее учениц числились принцессы. Неужели он сноб? Вполне возможно, если принять во внимание его роскошный автомобиль и дорогую одежду. Но еще больше, чем мое образование, его интересовало число моих братьев.
- Разве шестеро детей - такая уж редкость в датских семьях? - удивилась я.
- К сожалению, теперь да. Мы превратились в нацию, которая с большим удовольствием занимается судостроением и производит телевизоры. Это неестественно.
- А вы любите детей. И разочарованы тем, что у вас только один сын.
По его лицу промелькнула тень.
- К несчастью, моя жена не была достаточно здоровой.
- Но, возможно, ваш сын скоро женится и сделает вас дедушкой.
Ему не понравилось мое предположение. Видимо, он считал себя слишком молодым для того, чтобы обзавестись внуком. Но он преодолел обиду и добродушно заметил:
- Думаю, вы недооцениваете меня, Луиза. Почему я должен сидеть и ждать, пока меня сделают дедушкой? - Он засмеялся. - Я и сам способен на многое. У моего деда родился ребенок, когда ему уже исполнилось семьдесят три, а мне сейчас всего сорок шесть. Моя дорогая Луиза, вам следует попросить у меня прощения.
- Конечно, конечно, прошу прощения, - засмеялась я вместе с ним.
И подумала, что, когда он говорит о сыне, в его голосе чувствуется сдержанность. Может быть, подобно большинству мужчин, он видел в детях, рожденных от него, демонстрацию своих мужских возможностей. Или, скорее, хотел вновь утвердиться в своей мужественности, когда его жены не стало? Со сколькими девушками, подобными мне, он уже завязывал знакомство? И кстати, когда умерла его жена? Это был вопрос, который мне очень хотелось задать. Но я благоразумно промолчала и позволила говорить ему.
Он рассказывал о Дании, о полуострове Ютландия и двух больших островах - Зеландии, Фюне - и множестве маленьких с их обособленными фермами и замками; о буковых лесах, о ветрах, что дуют с моря, о могилах викингов.
- Война была тяжелым временем для датчан? - задала я неуместный вопрос, поскольку всем было известно, как стоически Дания сопротивлялась немецкой оккупации.
- Да, - коротко ответил он, и другой, неизвестный мне человек посмотрел на меня холодными голубыми глазами.
- Я сама была слишком молода, чтобы помнить это.
- Вам повезло. - Он поднялся и протянул мне руку, вновь улыбаясь. - Пойдемте, я отвезу вас домой.
По дороге он остановил машину в том месте, откуда открывался вид на мерцающий залив.
Итак, сейчас последует то, чего следовало ожидать. Я сама напросилась на это, согласившись провести с ним вечер. Но я не была уверена, что совершила ошибку, поскольку по моей коже снова побежали мурашки, и я отчетливо поняла, что не имею ничего против поцелуя.
Он положил свою большую мягкую руку поверх моей.
- Ну, Луиза? Сколько времени вы еще здесь пробудете?
- Пару дней.
- Пошлите телеграмму в редакцию, что вы задерживаетесь по крайней мере еще на неделю.
- Зачем?
- Думаю, нам следовало бы лучше узнать друг друга.
- Моим заданием было изучать страну, а не мужчин.
- Вы и умны к тому же, - задумчиво сказал он, как будто перечислял мои достоинства, затем мягко прибавил Что-то по-датски.
- Что это значит?
- Моя дорогая. Моя любовь. В общем что-то хорошее. Мы могли бы переехать в отель "Форментор".
- Но это стоит целое состояние!
- Ну и что? У меня есть деньги.
Я повернулась к нему. В темноте мне было плохо видно его лицо, но я знала, что он улыбается.
- Послушайте, Отто, если вы предлагаете мне любовную интрижку, ничего не выйдет.
- Я слышу в вашем голосе цинизм. Я не сделал ничего, что могло бы его вызвать.
- Неужели?