- Алло! Кто это говорит? - Голос прозвучал требовательно и властно. - Вы одна из женщин моего папы?
Эмма чуть не бросила трубку, словно отмахиваясь от готовой ужалить пчелы. Затем осторожно снова взяла трубку, надменно промолвив:
- Я была бы вам очень признательна, если бы вы соблаговолили представиться.
- Я Мегги. Дина, как всегда, переложила грязную работу на меня.
- Грязную работу?
- Ну, она старшая, и заниматься расследованием похождений Жозефины надлежало бы ей, но сообщать дурные новости больше нравится мне.
Голос на другом конце провода утратил свою солидность и превратился в звонкий ребяческий смех.
- Дурные новости? - переспросила Эмма. - Послушай, Мегги, кем бы ты ни была, не лучше ли будет, если ты откровенно скажешь, чего добиваешься, а потом повесишь трубку.
- Я не могу вам ответить, пока не узнаю, с кем я говорю.
- Я миссис Барнаби Корт, - с достоинством представилась Эмма.
Послышалось удивленное восклицание. Затем голос, показавшийся теперь Эмме совсем не детским, воскликнул:
- Вот те на! Только не говорите, что папа женился на вас!
И в это мгновение Барнаби открыл глаза; он чарующе улыбнулся жене и сонно спросил:
- Дорогая, ты уже сплетничаешь по телефону? Неужели твой муж не столь интересен, чтобы ты побеседовала с ним?
Эмма заслонила ладонью микрофон телефонной трубки.
- Барнаби! - удивленно прошептала она. - Кто такие Мегги и Дина? Это не может быть правдой. Больше похоже на чей-то умелый розыгрыш. Ведь они не могут быть… твоими дочерьми!
Барнаби вырвал у нее из рук телефонную трубку.
- Алло! - произнес он резко. - Эй, вы там! Мегги! Что за чертова затея?
Потом он долго слушал; его лицо потемнело, изогнутая линия чувственного красивого рта стала жесткой.
- Теперь слушай меня, - приказал он. - Это не должно больше повториться. Ваша мама скоро приедет либо непременно свяжется с вами. Вы обязаны терпеливо ждать, как воспитанные девочки… Кто там с вами? Мисс Тредголд? Да, очень хорошо, я поговорю с ней.
Эмма тихо встала и надела халат. Оставив Барнаби, который, видимо, говорил с какой-то незнакомой женщиной, она прошла на кухню, чтобы приготовить кофе. Эмме не хотелось ни о чем думать. Она почувствовала ко всему глубокую апатию…
Эмма стучала чашками, равнодушно прикидывая, на какой рейс в Мадрид они успеют. Она соберет необходимые вещи, пока Барнаби будет заказывать билеты. Ей никогда еще не приходилось упаковывать чемоданы для мужчины…
- Эмма! Эмма, подойди сюда, пожалуйста!
- Да, дорогой. Я как раз готовлю кофе.
- Бог благословит тебя за это! Дорогая, произошла семейная катастрофа: Жозефина не забрала детей.
Эмма вернулась в спальню. Она неподвижно стояла у двери, отказываясь что-либо понимать.
- Каких детей? - Ее голос дрожал.
- Дорогая, не надо делать вид, что ты глухая! - Барнаби начинал сердиться, его глаза выражали нетерпение. - Наших детей, разумеется. Чьих же еще?
Эмма почувствовала, как у нее задрожали ноги, как бешено забилось ее сердце. Она надеялась, что Барнаби этого не заметит. Она должна во имя их любви оставаться невозмутимой, спокойной и мудрой, тщательно скрывая свое подавленное состояние.
- Ты сказал наших, Барнаби?
- Наших с Жозефиной. И не вздумай утверждать, - ледяным тоном продолжал он, - что я никогда не говорил тебе о них. Как только я затевал доверительный разговор, ты отказывалась слушать. Ты не можешь этого отрицать. Сохраняя неведение, легче думать, что дети не имеют к нам никакого отношения. Разумеется, я оплачиваю их счета за обучение. В остальном они находятся на попечении их матери - Жозефины, и я едва знаком с этими несносными девчонками.
- Господи!.. Барнаби! - воскликнула Эмма, позабыв о своем решении быть неуязвимой, какие бы сюрпризы не приносила ей судьба.
- Считается общепринятым, что маленьким детям лучше жить с матерью. В любом случае, что бы я - нерадивый отец - стал с ними делать, если бы даже добился опеки над этой неуправляемой парочкой? Мне казалось, что Жозефина любит своих дочерей. Время от времени я обязательно виделся с ними.
- Какого они возраста?
- Им восемь лет. Они близняшки. Кажется, воинственная Мегги третирует Дину на том основании, что ее сестра на час или на два старше. Мегги весьма трудный ребенок.
- Ну, это не совсем точное определение, - возразила Эмма.
Барнаби исподлобья взглянул на нее. Он встревожился не на шутку. Кажется, муж чувствовал себя виноватым, и Эмма ласково прильнула к нему, помня о клятве.
- Дорогой, ты ведь всегда волновался за них, не так ли?
- Не возражаю, так оно и было. В конце концов, это мои родные дети.
- Вот именно. И им всего по восемь лет. И мне нравится твоя оригинальность. Ты способен, например, не сказать невесте, что был женат и у тебя двое детей.
- Дорогая, это наша общая жизнь. Сожалею, что она началась с неожиданностей. Но по твоей вине, упрямица!
- Оттого я и люблю тебя. Но, кажется, прошлое крепко ударило нас в спину сегодня утром. Так что же случилось с детьми?
- Жозефина забыла об их каникулах, и, кажется, никто ничего о ней не слышал. Возможно, она до сих пор не вернулась из этой безумной экспедиции в Южную Америку.
- Она и прежде позволяла себе выходки, непозволительные для матери двоих детей?
- Вообще-то да. В Рождество. Она заранее договорилась, что отпразднует его с детьми у своей старшей тети, а сама укатила в Южную Америку. Сошлась с каким-то фанатиком-исследователем, и они отправились к верховьям Амазонки. Пожилая леди умерла незадолго до Рождества, и, поскольку Жозефина не давала о себе знать в течение нескольких месяцев, мне пришлось отвезти детей в Кортландс. Я нанял им там в качестве гувернантки одну молодую женщину.
- И с тех пор ты ничего не слышал о Жозефине?
- Кое-что доходило до меня через детей. Она много путешествует. Я уже говорил тебе, что моя бывшая жена патологически неугомонный человек. Она богата и может позволить себе любые шальные поступки, вроде участия в этой умопомрачительной экспедиции. Дети уже побывали в Ницце, в Венеции и многих других примечательных городах Европы.
- После этого Кортландс должен показаться им скучным, - заметила Эмма, думая о не по летам развитой Мегги.
- Мегги нигде не бывает скучно. Она умеет себя развлечь. - Казалось, Барнаби по-своему гордился маленькой проказницей.
- Могу себе представить! - тепло улыбнулась Эмма. Она немного помолчала и глубоко вздохнула. Затем спокойно, как само собою разумеющееся, произнесла: - Когда мы поедем за ними?
Барнаби всполошился:
- Эмма! В подобной самоотверженности нет необходимости. Я сам заберу их из школы и найду женщину, которая сможет присмотреть за ними и затем отвезти в Кортландс. Там их встретят Дадли, Руперт и старая миссис Фейтфул. С детьми все будет хорошо. Речь-то идет всего о нескольких неделях.
- Непостижимо! Дети имеют вполне живых и даже здоровых родителей - и вдруг они почувствуют себя сиротами. - Глаза Эммы засверкали. - Нет, ты не должен так поступать. Если их мать уклоняется от выполнения святых обязанностей, мы должны взять их на себя.
- Но мы решили, что сегодня вылетаем в Мадрид.
- Можешь порвать эти воображаемые билеты. Что же мы за люди? Ненавистники детей?
Барнаби заключил ее в объятия. Он сжал Эмму так, что ей стало больно.
- Моя дорогая! Ты настоящая женщина. И я всегда это знал.
Эмма застонала.
- Видимо, ты считаешь, что сила - неоспоримое достоинство мужчины… Пусти меня, дурачок, не то выкипит кофе. А он нам сейчас совсем не повредит.
* * *
Когда Эмма впервые увидела двух маленьких дочек Барнаби, она поняла, что ее муж не случайно упомянул о самоотверженности. Они долго добирались до школы, Эмма замерзла и слегка приуныла. Вчера праздник с красными свечами, сегодня - казенная обшарпанная женская школа, расположенная на окраине провинциального города, и две худые маленькие девочки с бледными лицами и огромными печальными черными глазами.
Находившиеся под присмотром молоденькой воспитательницы, которая устала и сгорала от нетерпения поскорее уйти домой, Мегги и Дина показались Эмме такими несчастными, что материнское чувство захлестнуло ее, и она обняла детей. Однако девочки чуждались сентиментальности своей новоявленной мачехи. Эмма ощутила, как напряглись их худенькие тела, а на лицах проступила откровенная враждебность.
- Которая из них Мегги и которая Дина? - бодро спросила она у мужа. - Их почти невозможно различить.
- Вот Дина, - ответил Барнаби, показывая на девочку, которая была чуть меньше ростом. - Она не такая высокая, как Мегги, и у нее вьющиеся волосы, а у Мегги прямые. И еще у нее появляются очаровательные ямочки на щеках, когда она улыбается.
Эмма заметила, что губы ребенка плотно сжаты: то ли Дина из упрямства боялась улыбнуться и показать ямочки на щеках, то ли она сдерживала слезы. Другая девочка и не думала плакать. Она бросала на сестру сердитые взгляды. Возможно, строгая Мегги презирала Дину за вьющиеся волосы, контрастирующие с ее прямыми неухоженными патлами; но, скорее всего, слезы были не в ее характере. Мисс Мегги Корт была крепким орешком, и ей нестерпимо хотелось, чтобы окружающие усвоили это раз и навсегда.
Барнаби любовно потрепал по щекам обеих дочерей:
- Так что, вы не рады видеть нас? Это Эмма, моя жена. Вчера мы поженились.
- Счастлива видеть вас, - сказала Эмма с улыбкой, озарившей ее милое лицо.