Комнатных растений не было: экономка посчитала, что миссис Эрншо не одобрит такого легкомысленного отношения к своему горю, но огромные вазы китайского фарфора, в которых обычно стояли букеты, как и портреты в галерее, говорили о богатстве.
- По-моему, здесь довольно унылое место для вдов, - немного нервничая, заметила Харриет.
- В Лондоне больше возможностей для развлечений?
Темные глаза доктора изучали Харриет, их бездонная чернота поразила ее. У него были удивительно густые для мужчины ресницы, а кожа загорела так, словно он провел немало времени за границей… Что-то во внешности доктора Дрю наводило на мысль, что по крайней мере один из его предков знал преимущество южного климата.
Но звали его очень по-английски: Филип Дрю. Разве возможно подобрать более английские имя и фамилию?
Харриет с осторожностью отвечала:
- Да, в Лондоне есть чем заняться. Один поход за покупками любого приведет в чувство.
- У вас в Лондоне много друзей?
- Да, множество. И работа.
- Какая именно?
- Я художница. - Харриет не покидала потом уверенность, что он принял этот ответ со скептицизмом. - На будущей неделе откроется выставка моих работ, конечно, мне хочется быть там, видеть, как идут дела. Но я не брошу Гэй, и если вы считаете, что мне надо остаться…
- Для вас это настоящее самопожертвование.
Харриет возмутилась тоном доктора и одновременно поняла, что с точки зрения его темных глаз кажется законченной эгоисткой.
- Но боюсь, что в этот критический момент я не позволю миссис Эрншо сопровождать вас в Лондон. Просто надейтесь, что публика будет благосклонна и одна-две картины окупят ваши труды сторицей.
Доктор прошел мимо, едва кивнув ей, и пожилой дворецкий открыл перед ним дверь.
Как только автомобиль скрылся за воротами, Харриет заговорила с дворецким:
- Доктор Дрю впервые практикует в Фалез?
Дворецкий ответил утвердительно.
- Но уже приобрел в наших краях большую популярность, мисс. Такой внимательный, добрый, и дети его любят, - пустился в подробности старик. - По-моему, до приезда сюда доктор Дрю сам болел… но что именно с ним приключилось, не знаю. Конечно, человек он опытный, всякий вам скажет. Настоящий лондонский врач, я бы сказал.
Харриет задумчиво смотрела на дворецкого.
- Значит, дети его любят, - медленно проговорила она. И добавила с блеснувшим в глазах интересом: - Вот удивили так удивили!
Глава 2
Это было неделю назад, и с той поры Гэй заметно оправилась от скорби: принимала одного-двух посетителей и проводила большую часть каждого дня внизу, в гостиной, лежа на кушетке.
Аппетит у нее был на удивление хорош, и она заказала своему лондонскому кутюрье новый гардероб, соответствующий новому статусу очень богатой вдовы, способной удовлетворить большинство своих прихотей и не отказывать себе, если захочется чего-то особенного.
Сестру Харриет, например, - Гэй решила, что та непременно должна переехать в Фалез. Не может быть и речи о возвращении в лондонскую квартиру, в любом случае уже слишком убогую для молодой женщины, близкая родственница которой, если пожелает, может заказать ей номер в лондонской гостинице.
- Когда захочешь в Лондон, конечно, поезжай, в любое время, - великодушно разрешила она, по-кошачьи свернувшись на кушетке и перекрашивая ногти в матово-жемчужный цвет, шедший к трауру даже больше, чем естественный, или так она решила. По той же причине Гэй надела жемчужные клипсы, в тон им браслеты и до окончания траура отослала свои рубины и изумруды в банковское хранилище. - Дорогая моя, не хочу навязывать тебе свое общество, - сказала она, глядя на сестру огромными печальными глазами, - но без тебя я просто боюсь жизни. Помнишь, еще в детстве ты была так добра ко мне!
Гэй протянула слабую руку и сжала тонкими пальцами запястье Харриет. Это была истинная правда. Харриет, шестью годами старше своей сводной сестры Гэй, приветствовала появление прелестного золотоволосого создания с радостью одинокого ребенка. Она не знала, как угодить Гэй, не могла налюбоваться ее красотой… и испытала величайший в жизни удар, когда выяснилось, что сестра в душе далеко не так очаровательна. Гэй была беспомощной, трусливой, нахальной, вредной и временами даже жестокой. Из-за нее утонул любимый щенок Харриет, по ее милости Харриет заперли в комнате на целый день и ночь. Более того, Гэй путала кухарку якобы сделанными распоряжениями старших, чтобы сестру не кормили… и выплакала все глаза после отъезда Харриет в школу. Когда Харриет в возрасте двадцати одного года обручилась, Гэй начала интриговать, а когда помолвка наконец расстроилась, завела короткий бурный роман с освободившимся женихом, после чего тот отправился на уединенную ферму в Родезии, и больше о нем не слышали. Второй многообещающий роман Харриет пресекся в самом начале. Гэй заболела тифоидной лихорадкой и подпускала к себе только Харриет. Ради сестры Харриет прервала учебу, часами не отходила от ее постели и одна только могла убедить больную принять лекарство и, таким образом, сохранить свою жизнь ради нее.
Похоже, наступило своего рода повторение пройденного, с той разницей, что теперь Гэй на самом деле не болела, с ее аппетитом и желанием жить все было в порядке, и, собственно, она настолько уже пришла в себя, что строила планы на будущее… впрочем, тайно и только для ушей Харриет. Будущее странное, потаенное, замкнутое только на Харриет и Гэй.
- Мы все будем делать вместе, дорогая, и где я, там и ты! - Она лихорадочно сжала запястье Харриет, царапая кожу матово-жемчужными ноготками. - Конечно, пиши свои картины, мы устроим здесь студию, ты сразу полюбишь ее, выбирай любую комнату, я заранее согласна, и, конечно, при желании можешь ее полностью переделать. Бери все, что тебе понравится, дорогая. Только скажи что! Сейчас, когда я вдова и ты тоже свободна, мы должны просто жить друг для друга и делить мир друг друга. Моих денег, ты знаешь, хватит - даже с избытком! - для нас обеих, тебе даже не нужно работать.
- Без работы я не чувствую себя независимой, - ответила Харриет, осторожно высвобождая руку.
Гэй тихо фыркнула:
- Эта твоя вечная независимость! Помню, она всегда не давала тебе покоя. Твоя независимость не пострадает, будешь моей близкой компаньонкой, пиши себе и пиши, пока я не позову! Весь дом будет в твоих картинах. Больше незачем их продавать.
Харриет неторопливо растирала свое запястье.
- Ты снова выйдешь замуж, - сказала она так решительно, словно была в этом твердо уверена.
- Очень сомневаюсь. - Рот-цветок задумчиво раскрылся. - Не люблю мужчин… то есть я не принадлежу к женщинам, неспособным обойтись без мужчины. Полагаю, до определенной степени я зависела от Брюса, и он в самом деле поразительно заботился обо мне. Вот почему сейчас я, честно говоря, в растерянности. Ни за что бы не поверила при его жизни, что буду скучать до такой степени… - Она посмотрела фиалковыми глазами на сводную сестру, и на миг в них мелькнуло выражение укора. - О, мы обе знаем, что я не умираю от тоски, но я скучаю по нему!
- Потому что он выступал в роли щита? Вникал во все твои деловые интересы и брал на себя неприятности и мелкие проблемы?
- Брюс всегда был внимателен и знал, что я не справляюсь… со всем, что требует ясного ума и способности быстро принимать серьезные решения. Вечно тяну кота за хвост. Просто не могу остановиться на чем-то определенном, когда необходимо срочно сделать выбор. Ах, я такая беспомощная.
- Поэтому тебя нельзя оставлять без присмотра?
- Ни на минуту. - Гэй улыбнулась, блеснув зубками.
- И хотя для тебя предпочтительнее мужская опека, если подходящих мужчин пока нет, на крайний случай гожусь и я?
- Дорогая моя! - Она прижалась щекой к руке Харриет. - Откровенно говоря, ты лучше всех, потому что никогда не встаешь у меня на пути, с тобой просто, и вообще я ужасно тебя люблю, что вполне естественно, ведь мы в довольно близком родстве. И раз я решила, что мы будем жить вдвоем, давай кончим этот разговор и приступим к делу. Если соберешься в Лондон, поезжай, но после мы поселимся здесь вместе. У меня предчувствие, что тебе понравится "Фалез"… Я уже люблю его.
- Но ты выйдешь замуж, а я не могу себе позволить принести в жертву свою карьеру…
- И не надо. Просто продолжай ее здесь, и мы обе будем дико, отчаянно счастливы в нашем Эдеме без мужчин.
Харриет скептически поглядела на сводную сестру:
- Что бы ты ни говорила о дружной жизни без мужчин, ты очень хорошо знаешь, что не вынесешь такой идиллии… не дольше нескольких месяцев, во всяком случае. И я тоже не совсем мужененавистница.
- Но тебе двадцать семь, и ты все еще не замужем. А значит, очень устойчива к их обаянию или же, как и я, им не доверяешь. Дай мне стакан хереса, налей себе другой, и давай устроимся поудобнее. - Поставив лак для ногтей на маленький столик рядом с собой, Гэй вытянулась на изящной кушетке эпохи Регентства и с удовлетворением осмотрела ногти. - Брюсу бы не понравилось, что я крашу ногти в гостиной. Но почему нельзя? Почему мне нельзя делать то, что хочется, сейчас, когда я сама себе хозяйка?
Харриет принесла сестре стакан хереса, затем достала из ящика орехового бюро пачку ее любимых сигарет особой марки. Именно в этот момент, когда Гэй в облаке сигаретного дыма мечтательно смотрела в потолок, она и подошла к окну. За стеклом уходил в сумерки осенний день.