Кэтрин Куксон - Слепые жернова стр 4.

Шрифт
Фон

Ей захотелось сесть на корточки и прикрыть ноги подолом, как она делала в детстве, когда они играли за заднем дворе в дочки-матери и она всегда изъявляла желание изображать младенца, для чего требовалось уменьшать свой рост вдвое. Правда, сейчас собственные лодыжки вызывали у нее ненависть. Только эту часть своего сложения она ненавидела. По ее мнению, они портили весь ее облик. Она не могла не знать, что за достоинства фигуры ее то и дело награждают принятым на севере Англии комплиментом – рослая девчонка. По утрам толщина лодыжек не превышала у нее толщины запястий, однако стоило ей хотя бы немного постоять – и они обязательно распухали. Она догадывалась, что с таким телосложением ей следовало бы поискать сидячую работу. Ведь у нее за прилавком не было даже табурета.

– Это у меня от стояния. – Ей не хотелось, чтобы он считал, будто у нее всегда такие распухшие ноги.

– Знаю. У Дэна та же история.

Так она, к своему удивлению, узнала, что Дэн работает в Джарроу в бакалейном магазине. Зная, что Дэвид и его отец трудятся в судостроительной конторе, она полагала, что и Дэн работает там же. Где зарабатывает на жизнь брат Дэвида, она тем более не имела понятия, но предполагала, что все в той же благословенной конторе.

– Можно и пройтись, – сказала она. – От ходьбы мне не больно.

– Все равно поедем в трамвае. – В его голосе послышалась приятная для слуха твердость. – Вот, кстати, и он. Вперед!

Он взял ее за руку и повлек за собой через улицу.

В трамвае обратился к рабочему, сидевшему на задней площадке:

– Привет, Фред!

– Здравствуйте, мистер Хетерингтон.

Почтительное обращение рабочего к Дэвиду пришлось Саре по душе. Она испытала гордость, словно ореол почетного титула распространился и на нее. Еще бы, ведь рабочий назвал ее ухажера мистером Хетерингтоном!

Дэвид легонько потянул ее и принудил опуститься на сиденье напротив своего знакомого. Потом, обернувшись, спросил его:

– Ну, как, Фред, получилось?

– Не-ет, – протянул Фред. – Там столпились человек тридцать. Дохлый номер! Даже по протекции не выходит.

– Мне очень жаль.

– Не переживайте, мистер Хетерингтон. Спасибо и за то, что поставили меня в очередь.

Дэвид отвлекся, чтобы заплатить кондуктору за проезд, потом взглянул на Сару и тихо сказал:

– Нет ничего хуже, чем пытаться попасть на работу.

Сара не уловила смысла его фразы из-за лязга трамвая, однако догадалась, что он с симпатией отзывается о попутчике. Дэвид снова оглянулся через плечо и сказал Фреду:

– Завтра с утра пораньше поезжай в "Фуллерз". Вдруг что-то да выгорит. Где-нибудь во дворе встретишь Джона. – Он перешел на шепот. – Если удастся переброситься с ним словечком наедине, скажи, что это я тебя прислал.

– Вот спасибо, мистер Хетерингтон! Так и сделаю. Уж будьте уверены, встану раньше пташек. Эта чертова жизнь кого хочешь согнет в бараний рог.

– Желаю удачи, Фред.

– Удача – это как раз то, чего нашему брату недостает. И вам того же, сэр.

Он на мгновение перевел взгляд на Сарин профиль и опять уставился на Дэвида. Это движение было откровеннее словесного комплимента. Потом он встал и дернул за звонок, так как кондуктор поднялся на верхнюю площадку. Трамвай остановился.

Не глядя на спутницу, Дэвид сказал:

– Не могу смотреть, как они болтаются без дела и гниют заживо! Помню, когда я только пришел работать в контору доков, это был детина – косая сажень в плечах. А теперь усох минимум вдвое. В конечном итоге это случается с ними со всеми – наверное, что-то подтачивает их изнутри.

Сара внимательно и хмуро посмотрела на него. На сей раз она расслышала его высказывание от начала до конца, и оно ей почему-то не понравилось; ей не хотелось, чтобы он якшался с рабочими, разговаривал с ними как с ровней. Ведь он был пришельцем из другого мира, с противоположного конца! Он работал в конторе! Ей хотелось, чтобы он оставался, по крайней мере в ее представлении, человеком, никак не связанным с докерами, кочегарами, укладчиками, клепальщиками и прочей наемной рабочей силой.

Но он взял и сказал:

– Мой брат – бригадир плотников. Фирма у них маленькая, но он все равно при возможности пристроит его к какому-нибудь делу.

Его брат – плотник? Это сообщение стало для нее ударом, несмотря на звание бригадира. Она и представить себе не могла, чтобы кто-то из Хетерингтонов работал непосредственно в доках, имел дело с тяжестями и с грязью. С другой стороны, она вовсе не была зазнайкой и не хотела ею быть. Она мысленно повторила последнюю фразу, словно поспешно подыскивая ответ на оскорбление, и ее непривычные к быстрой работе мозги, не найдя доводов в поддержку снобизма, беспомощно признали поражение. Ей просто хотелось забыть про все неприятное.

Она уставилась на свои руки, обтянутые тонкими серыми перчатками – попытка казаться элегантной. Потом ее взгляд упал на ноги Дэвида. Он был обут в прекрасные коричневые ботинки, надраенные до блеска. Накануне он был обут в другие – черные, но это потому, что на нем был темный костюм. Значит, он может себе позволить подбирать разные туфли к разным костюмам! Она уже видела его в двух разных костюмах, не считая серого фланелевого и твидового пальто.

– Вы что-то уронили?

– Нет. – Она поспешно выпрямилась. – Просто я… смотрела на ваши туфли.

Зачем она это говорит? Секунду назад у нее и в мыслях не было откровенничать.

– Вы о блеске? – Он поджал губы, сверкнул глазами и кивнул, после чего сказал: – Это работа моей матери, она чистит мне обувь. Можно подумать, что она училась этому в армии, так ловко у нее выходит.

Она неуверенно улыбнулась ему в ответ. Права была ее мать, когда твердила: "Пришла беда – отворяй ворота!" Это применимо в любой жизненной ситуации. Сначала он беседует с простым рабочим так, словно стоит на одной с ним ступеньке, потом признается, что его братец занимается ручным трудом, а потом окончательно рушит ее иллюзию насчет исключительности своей семьи рассказом о том, что его мать чистит всем домочадцам обувь… Даже у нее в семье отчим, дурной человек и лентяй, чистил себе обувь самостоятельно.

Трамвай бежал по Стэнхоуп-род. Когда показалась католическая церковь, в которую она хаживала с тех пор, как стала школьницей, она благоговейно наклонила голову в знак почтения к Сердцу Христову, неизменно выставленному на алтаре. Это было непродуманное, почти инстинктивное движение.

Дэвид обратил внимание на ее набожность. Это стало ясно, когда они, сойдя с трамвая, перешли через дорогу и направились пешком в сторону Ист-Джарроу.

– Вы регулярно посещаете церковь? – спросил он с улыбкой.

– Регулярно… – повторила она, словно это было иностранное слово, а потом поспешно ответила: – Да, каждое воскресенье. Обязательно.

Следующие несколько минут они шагали молча, а потом он проговорил:

– Я тоже раньше ходил каждое воскресенье в нашу часовню.

За этим признанием последовала почти виноватая улыбка.

– А теперь перестали?

– Перестал. Ни разу там не был с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать лет.

У нее словно гора свалилась с плеч. Это может очень упростить все дело.

– Почему?

Он чуть заметно покачал головой.

– Не мог больше этого выносить. Ограниченность, чванливая уверенность, что Бог принадлежит одним баптистам, а тебе устроит вечные муки, если ты думаешь не так, как они предписывают, – все это стало казаться мне безумием. Разумеется, такое отношение появилось у меня не сразу, ему предшествовали долгие и тревожные раздумья. Но теперь я уверен, что люди просто ослы, если не сказать хуже, раз верят, что Бог существует только для них одних с их сугубо определенным мышлением, тогда как вся остальная страна – да что там страна, весь мир обречен на проклятие, не присоединись он к ним.

Она была ошеломлена. Раз он такого мнения о баптистах, то что говорить о католиках? Ведь католическая религия – единственно истинная, каждый католик знает и обязан отстаивать это. Можно не ходить к мессе, напиваться, мужчинам – нередко поколачивать жен, но, сходив на исповедь и получив отпущение грехов, католик знает, что пользуется привилегиями, каких ни у кого, кроме него, нет и в помине… Первое мгновение тяжелого ошеломления прошло, и ему на смену пришел луч надежды. Разве при таком его отношении к религии не легче будет решить их проблемы? Одно то, что он уже не числил себя религиозным нонконформистом, означало, что битва наполовину выиграна. Однако вопреки этим своим мыслям вслух Сара произнесла:

– Но вы верите в Бога?

– Не знаю. – Он покачал головой. – Иногда у меня пропадают последние сомнения: нет, не верю. А иногда… В общем, не знаю. Я мог бы поклоняться величию, простоте, великодушию Иисуса. За Его презрение к наигранной святости я готов пожать Ему руку. Когда Он одаривает улыбкой мытарей и блудниц, я готов встать с Ним рядом. Но я не могу согласиться с Его речами, будто та неторопливая сила, что вырастила из семечка дерево, а потом превратила это дерево в дрова, на которых будет сожжен еще не зачатый человек, и есть мой небесный Отец. Впрочем, так ли все это важно?

Они шагали бок о бок, его длинное серьезное лицо было повернуто к ней. Не глядя на него, она неискренне ответила:

– Вовсе нет.

Снова наступило молчание. Теперь они шагали по тихой улочке, между высоких каменных стен; с одной стороны была дамба, с другой – лесопилка. Когда вокруг не осталось ни души, он неожиданно взял ее за руку и принудил остановиться. Не выпуская ее руки и пожирая ее взглядом, он выпалил два слова, которых она не могла не счесть признаком чудачества. Он сказал:

– Привет, Сара!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора