Из ворон в страусы и обратно - Анна Яковлева

В большой город Нилу влекла мечта – поступить в текстильный техникум и стать модельером-закройщиком. Шитье было ее страстью. Участие в студенческом конкурсе готовых изделий изменило судьбу девушки. Платье, в котором она прошла по подиуму, заняло первое место, а в награду Нила получила швейную машинку "Зингер" и неожиданное предложение от скаута модельного агентства Вадима Валежанина. Вадим нарисовал перед Нилой упоительную картину, в которой Ниле принадлежал весь мир и он, Вадим, в придачу…

Анна Яковлева
Из ворон в страусы и обратно

Все события, происходящие в романе, вымышлены, любое сходство с реально существующими людьми – случайно

…Целых полтора часа Неонила Николаевна Кива, пятнадцати лет от роду, высунув язык от усердия, писала шпоры по алгебре и уже изнемогла. Решив, что каторжным трудом вполне заслужила несколько минут отдыха, Нилка намылилась в сад.

– Вернись и панаму надень, – перехватила внучку баба Катя.

В панаме Нилка приобретала сходство с чахлым цветком: длинный прозрачный стебель с супротивно сидящими ланцетными листьями, увенчанный перевернутым колокольчиком, явно пробился на свет божий из полуподвала.

Разложив раскладушку, Неонила растянулась на ней (ноги выступали за край сантиметров на двадцать) и, пристроив острые локти под голову, принялась сквозь прищур, затуманенным взором рассматривать бабушкину коллекцию ирисов.

Разомлевшие в знойном мареве, лепестки расплылись и превратились в пятна, пятна слились, создавая нежнейшие расцветки.

Персидский индиго переходил в ультрамарин, менялся на лавандовый и абрикосовый с вкраплениями кремового. К синему примыкали пятна светлого баклажана, баклажан соседствовал с кляксами цвета папайи. Светлый беж и светлая фиалка брали в кольцо нежнейший персик – если бы эти цвета перенести на ткань, она получилась бы невероятной.

С майского цветника Нилка уже сделала несколько вполне приличных акварелей. В июне зацветут пионы и дельфиниумы. В июле – розы и лилии… Нилка и с них сделает эскизы.

И так до самого последнего цветка в конце осени. Что там у бабушки заколосится по осени? Хризантемы и очитки. Эти будут цвести в красной гамме: от терракоты и кармина до фалунского красного, бордо и каштанового.

Сердце Неонилы сладко заныло, а в животе зазвенело от восторга. Осенью ее здесь уже не будет.

Осенью она будет далеко-далеко, в сотнях километров от их рабочего поселка, который объезжают стороной даже Лолита и Наталья Королева (филармония только успевает расклеивать и срывать объявления об их концертах).

Не говоря уже о группе "Нервы" – эти вообще не подозревают о существовании поселка.

Осенью она будет…

Вопль с улицы спугнул Нилины грезы, разорвал тишину и взвился над маревом.

– Ах ты, выродок! Ах ты, ирод проклятущий! – вопил женский голос. – Чтоб тебя на куски разорвало! Что ж ты делаешь, сучонок?

Неонила стартовала с раскладушки и в несколько прыжков оказалась у тесового забора.

Забор был высоким, около двух метров, пришлось вскарабкаться на поперечину. Над плотно пригнанными досками открывался вид на перекресток и дорожный знак над ним.

В окружении поселковой босоногой ребятни от дома к перекрестку, потрясая кулаками, неслась Федоровна – бабушкина соседка. В овражке рядом с дорогой кувыркались два тела. По некоторым признакам (ярко-голубой гавайке) это был Колька Лычкин. Его соперником мог быть только придурочный сынок Федоровны Славка Худяков – прилипала и зануда.

– Ведьма бесстыжая, – приметив над забором панаму Неонилы, завопила Федоровна, – любуешься на дела рук своих? Стравила парней и радуешься? Тьфу! Что они только в тебе нашли? Соплей перешибешь, ни кожи ни рожи.

– Сама ведьма, – буркнула Нила и спрыгнула с поперечины. Упрек она пропустила мимо ушей, а вот замечание о коже Нилку больно ранило.

Бледная, с переходом в зелень, кожа была ее крестом, ее непреходящим кошмаром.

…Проторчав на огороде час, Нилка с пристрастием оглядела себя: организм категорически не желал приобретать шоколадный оттенок.

Солнечный свет отражался от худосочного тельца, а так хотелось быть похожей на сексапильную Уитни Хьюстон времен "Телохранителя" – любимого бабушкиного фильма.

– Неонила! – Голос бабушки вывел Неонилу из мрачной созерцательности. – Быстро обедать!

Обед – еще один ужасный ужас, непреходящий кошмар, пытка с пристрастием.

Нила метнулась в дом, прошмыгнула в спальню за шортами и майкой и была поймана с поличным.

– Куда это ты намылилась? – медовым голосом поинтересовалась бабуля, появляясь в дверях.

– Обедать, – не моргнув глазом соврала Нилка и почувствовала, как кровь медленно приливает к лицу. Под светлой кожей она поднялась до корней волос и не оставила ни единого шанса – вот так всегда. Собственная кожа свидетельствовала против Нилки и выдавала с головой.

Бабушка – святая душа – сделала вид, что не видит состояния внучки.

– Знаю я тебя, – погрозила она пальцем, – удрать хотела. Не выйдет. Пока не поешь – никуда не пущу.

– Ба! – Нилка приготовилась к затяжной позиционной войне. – Я есть не буду. Не хочу.

– Как это не буду? Как это не хочу? А кому я готовила? – Это был последний аргумент. После этого бабушка обычно резко меняла стиль правления – либеральную демократию на военную хунту.

– Я не хочу есть! Ты меня раскормишь! Ты хочешь, чтобы я такой, как ты, стала?

– Тебе до меня, как до Киева раком, – отрезала Катерина Мироновна, – марш за стол. И не надейся, что я, как твои родители, забуду тебя покормить. Борщ съешь – и за учебники.

– Ненавижу борщ! – с чувством произнесла Нила и передернула плечами. – Ненавижу есть!

– Ноги протянешь, – припугнула Катерина Мироновна, приобняв внучку.

– Не протяну! Мне нельзя поправляться, – пошла на хитрость Нила, – может, я хочу манекенщицей стать.

Морщинки на бабушкином лице разбежались.

– Поганка ты бледная, а не манекенщица.

Поганка, спирохета и альбинос – чего только не приходилось выслушивать Нилке из-за проклятого цвета кожи и волос.

– Не поганка, а блондинка. Что из этого?

– Тебя ни одна камера не увидит, ты в кадре не проявишься – вот что, – пообещала Катерина Мироновна.

– Ба! – простонала Нилка. – Ну что ты ерунду городишь? Перекрашу волосы и проявлюсь.

– Я тебе перекрашу, – нестрашно пригрозила Катерина Мироновна. – Хочешь на мать быть похожей?

После этих слов Нила обычно надолго замыкалась в себе.

Маму она, конечно, любила, но… похожей быть решительно не желала.

Год назад Нила даже составила перечень причин, по которым она не хотела быть похожей на мать.

Во-первых, та неудачно вышла замуж – за алконавта.

Поначалу, на заре совместной жизни, мать еще пыталась сопротивляться, но хватило ее ненадолго. Однажды махнула на все рукой, напилась вместе с суженым и оказалась примерной ученицей.

Быстро втянулась, стала настоящим собутыльником мужу, товарищем по партии, а также боксерской грушей. На этом не остановилась, пошла дальше и обнаружила склонность к импровизации.

Здесь начиналось "во-вторых".

Бросив единственную дочь с невменяемым папашей, мать могла исчезнуть из дому на несколько суток. Возвращаясь, чувствовала себя виноватой, мучилась похмельем, рыдала и подлизывалась. Не гнушалась и клятвами – всем этим изобиловала жизнь Нилы в родительском доме.

Иногда Нилка думала, что она – суррогатное дитя. Боженька не давал родителям ребенка, и они нашли способ обхитрить Боженьку – обратились к суррогатной матери.

Хитрить с Боженькой – последнее дело. Он подает за труды – так говорит бабушка.

Нила даже знала точный адрес, по которому ей воздастся: Текстильный техникум в соседнем районе.

По твердому убеждению Неонилы, ее восхождение к счастливому будущему начнется с этого скромного образовательного учреждения.

С мечтой о техникуме Нилка стоически выдерживала все истерики матери, драки и грязные намеки родного отца. В обнимку с этой мечтой она просыпалась и засыпала, мечта давала ей силы и пищу, когда в доме было шаром покати, а это случалось сплошь и рядом.

Теперь от мечты ее отделяла итоговая аттестация, долбаная ГИА – и все.

И тогда она будет допущена к сакральным знаниям о "конструировании, моделировании и технологии швейных изделий".

Ничего другого Нила не хотела сильней. Даже непьющих родителей, даже новых тряпок, даже моднячих кед (таких, как у Тоньки, – черно-белых, с красными, блестящими шнурками) Нила так не хотела.

– Нилка! – спугнула мысли бабушка. – Ты где витаешь? А ну ешь, остыло все.

– Ба! У тебя что, дел больше нет? – прозрачно намекнула внучка.

– Одно у меня дело – тебя на ноги поставить, – с тяжелым вздохом произнесла Катерина Мироновна и умостила свое еще крепкое тело напротив внучки.

Нилка почувствовала легкую панику. Караул. Засада. Придется давиться борщом под всевидящим бабушкиным оком.

Хоть бы Тонька позвонила!

Желание, чтобы бабушка отвлеклась, было таким неистовым, что телефон на самом деле зазвонил. Вот что делает сила мысли!

– Сиди! – Кряхтя и пощелкивая суставами, как гремучая змея хвостом, бабушка поднялась и проследовала в комнату, а Нилка проделала то, что проделывала обычно: вылила борщ в мойку.

Едва она освободила от гущи сток, бабушка вернулась.

– Тебя. Уже? – Катерина Мироновна с подозрением исследовала раковину и пустую тарелку. – Снова отправила в яму?