Директор техникума Владимир Иванович Волк произнес приветственное слово (короткое, но емкое) и, стараясь держаться на расстоянии от высоченных девиц, сбыл их на попечение зама.
Сухая и прокуренная, как старая зэчка, старуха Варенцова увлекла девушек на экскурсию по техникуму. Двор потихоньку пустел. Первая часть марлезонского балета окончилась.
Опустив плечи, Нила выбралась из толпы: она чужая на этом празднике. Или праздник оказался чужим.
Это было чертовски несправедливо.
– Чего киснем, Кива? – раздалось у самого уха.
Нила вздрогнула от неожиданности и обернулась.
Волк, он же отец и учитель, смотрел с ободряющей улыбкой.
Нила заставила себя улыбнуться в ответ:
– Владимир Иванович, а когда нам раздадут материал для работы?
– Насколько я знаю, сегодня и раздадут. По-моему, ты от группы отбилась, а, Кива?
– Сбор через час в конференц-зале. Успею. А что там будет?
– Я секреты разглашать не имею права.
– Владимир Иванович, – свела белесые брови домиком Нилка, – хоть намекните.
– Не могу. Всему свое время.
Вид у Волка был загадочный, и настроение у Нилы поднялось. Вдруг Бог существует?
…Устроившись в третьем ряду, Нила не могла отлепить взгляда от платья на брюнетистой модели, которая вышла из "газели" первой.
Расцветка "Калахари", африканский мотив. Россыпи черного, хаки, ржавого и жженого апельсина. Такие оттенки невероятно идут смуглым.
А бледным спирохетам, вроде Неонилы Кива, все больше нежно-розовенькое… Pink. Поросячий цвет.
Каждому свое. Кому-то инфернальный алый, кому-то шокирующий розовый, а кому-то благородная терракота.
Старушка Варенцова между тем перешла от разговоров к делу. Представив манекенщиц по именам и номерам, развернула свой талмуд, с которым не расставалась, наверное, даже во сне, и стала вызывать студенток по списку.
Через тридцать минут двадцать три студентки третьего курса были осчастливлены куском ткани и открыткой с заданием – вопреки прогнозу Волка, это стало неприятной неожиданностью для Нилы. Она-то думала, что выбор фасона оставят за участницами. Задание убивало мечту в полете – так ей казалось.
Развернув пакет, Нила обнаружила премиленький ситчик в розово-голубой гамме. На открытке с заданием было отпечатано одно слово: сарафан.
Сарафан? Нила задумчиво помяла в руке ткань.
В голове соткался образ англичанки, ленд-леди, этакой героини романа "Гордость и предубеждение".
Или нет. Никаких оборочек, фонариков, пышных юбок. Мысленно Нила уже кроила, приметывала, подгоняла и строчила.
Шум в зале вырвал Нилку из грез: началась вторая часть марлезонского балета.
Каждая манекенщица получала двух модельеров-закройщиц.
В результате Нила с удивлением обнаружила, что ей досталась отбеленная Наоми. Девушку звали Тамарой, ее надменности позавидовала бы и царица. Такую в розово-голубой ситчик?
Придя в себя от шока, Нила извинилась и бросилась к Варенцовой:
– Юлия Валентиновна, по-моему, тут какая-то ошибка.
– Какая ошибка, Кива? – Варенцова смотрела с досадой.
– Видите, какая у меня ткань.
– Ну?
– И смотрите, какая модель. – Нилка повела глазами в сторону Тамары-Наоми.
На дне старческих выцветших глаз появился укор.
– Вечно ты, Кива, голову морочишь.
– Юлия Валентиновна, пожалуйста, придумайте что-нибудь, – взмолилась Нилка.
– Ну, вон, поменяйся с Плашко. Ей все равно, кому брюки шить.
– Юлия Валентиновна, – продолжала хныкать Нилка, – а давайте вы ей сами скажете, а то она упрется, если я попрошу.
Варенцова обреченно вздохнула:
– Кива, у тебя цыган в роду не было? Цыган-альбиносов, – добавила она, окинув взглядом Нилкины соломенные волосенки.
– Да, – не стала отрицать родство Нилка, – и цыгане, и альбиносы, только вы сами скажите Плашко.
…Едва модели отбыли восвояси, участницы конкурса сбились в табун.
Эмоции выплеснулись наружу, все заговорили разом, поднялся немыслимый гвалт.
– Нет, вы видели?
– Девчонки, вы видели, – закатывала глаза Ирина, – какой плащ у моей модельки!
– А какие у моей ботильоны!
– А кожа какая! Видели, какая у всех у них кожа?
– А макияж?
– Прозрачный, – со знанием дела вставила Наташка. Ей косметика почти не требовалась, и она щеголяла этим.
В черепной коробке у Нилы теснились образы, и, ведомая ими, она тихо покинула актовый зал.
Модель, на которую Нилка обменяла Тамару, – Эльза – была голубоглазой шатенкой с нейтральным оттенком кожи, и розово-голубой ситец ей сказочно шел.
Боясь расплескать по пути вдохновение, Нила припустила в общежитие, где ее ждали альбом, полумягкий "Кохинор" – приз победительницы конкурса эскизов – и ластик.
Через несколько минут Нилка уже водила карандашом по чистому листу.
Стремительные линии ложились одна за другой, Нила так увлеклась, что даже не заметила появления соседки.
Из-под грифеля выходило свободное платье, отрезное по талии, на застежке из воздушных петель и обтянутых тканью пуговок (не забыть перед обтяжкой замочить ситец). Пустить сутаж по подолу и вырезу? Двух цветов. Красный и синий. Такое платье можно носить с джинсовой курткой или вязаной крючком манишкой.
Как ни экономила бумагу, листов в альбоме не хватило. Отложив рисунки, Нила достала из сумки кошелек, пересчитала деньги. Если купить альбом, то о сутаже можно забыть.
Просить денег у бабушки язык не поворачивался. Может, плюнуть на все и заработать?
Словно отвечая на Нилкин мысленный запрос, судьба ответила стуком в дверь.
Осторожно просунув голову, в комнату заглянула Ира:
– Нил, придумай фасон, а?
Бросив на визитершу задумчивый взгляд, Нила вернулась к рисунку. В голове завертелись меркантильные мыслишки: у Ирки денег нет, взять с нее нечего. Такая же голытьба, как она сама. Надо подождать солидного клиента.
– Нет, Ир, ты извини, – приняла решение Нила. Рука была твердой, и линии получались четкими, прорисованными, – не хочу рисковать. Старуха узнает – эскиз не зачтет ни мне, ни тебе. Так что не проси.
Ставшая свидетелем этого разговора, Наташка не удержалась от комментария:
– Ломается, цену набивает.
– Не твое дело, – даже не повернув голову в сторону подстрекательницы, бросила Нилка.
Чувствуя поддержку, Ирка попробовала зайти с другой стороны:
– Нил, ну, может, посмотришь. У меня задание – юбка из трикотажа. Я вот тут набросала.
Трикотаж Нилка обожала. Косые кокетки, воланы и фантазийные драпировки – м-м-м…
Ирка все-таки ввинтилась в комнату, с просительным видом просочилась к кушетке, на которой полулежала Нила, и протянула альбом с набросками.
Соблазн был велик, но Нила точно знала, что если она хоть одним глазком заглянет в Иркины рисунки, то уже не отделается. Рисунки засядут в голове, как в окопе, и будут мучить, пока не родится фасон. А если фасон не родится сразу, то она зациклится и превратится в маньячку. Нельзя объять необъятное, как говорит отец и учитель Волк.
– Ир, нет, – Нила мягко отвела Иркину руку, – я правда не могу.
Нилка рисковала: не было никакой уверенности, что еще кто-то из девчонок попросит о помощи.
…Риск оказался оправданным. Стоящий клиент появился в столовой.
Поминутно оглядываясь, чтобы не засветиться перед Варенцовой, к Нилке подсела Настя Плашко и заговорщицки прошептала:
– Помоги, а?
Едва не взвизгнув от радости, Нилка быстро опустила глаза в капустный салат, а сама принялась копаться в памяти, вспоминая, кто у Насти родители. Кажется, мать учительница, а отец… Вспомнить, кто отец у Плашко, Нила не успела. Словно отвечая на ее муки, Настя прошептала:
– Я заплачу.
– Что у тебя? – Погасив веселые искорки, Нила посмотрела на однокурсницу.
От волнения Настя стала слегка заикаться:
– У меня б-брюки из вельвета крупного р-руб-ца. Я не знаю, что делать с к-карманами. Они вообще нужны? Если н-нужны, то какие?
– Сделай один крупный, только опусти пониже, тогда он станет отвлекающей деталью.
– Посмотришь эскизы? – Настя наклонилась над портфелем, и Нила дернулась, как от удара током:
– Не вздумай! Встретимся через час в библиотеке, – сосредоточенно глядя в тарелку, прошипела она.
– Сколько?
– Купишь мне сутажной ленты, – подумав, попросила Нилка, – и сахару.
Она так и не вспомнила, кто отец у Плашко, и решила не заламывать.
…Нилка обшарила все углы и закоулки на их с Бабич двенадцати квадратах – ее эскизы как сквозь землю провалились. Если это происки вражины Наташки, то большей глупости придумать трудно, ползая по комнате и заглядывая под кушетки, думала она. Вот бы поймать эту ворюгу и засудить! Эскизы – ее, Неонилы Кива, интеллектуальная собственность – это раз.
Комната уже напоминала жилище, в которое прямой наводкой угодила бомба. Осмотрев место схватки в последний раз, Нилка села и задумалась.
Восстановить эскизы не составит труда – это два. Времени жалко, но назло этой стерве она сделает еще лучше, чем в первый раз: нет предела совершенству, как говорит Волк.
Свои эскизы Нила обнаружила совершенно неожиданно и там, где меньше всего ожидала – в туалете, куда побежала, просидев над рисунком три часа.
Ее детище висело на гвозде вместе с туалетной бумагой.
Совершенно не справляясь с собой, Нилка разревелась, хотя ревой не была, скорее наоборот – могла довести до слез кого угодно. Воспитание, полученное в родном доме, было сродни тюремному: не верь, не бойся, не проси.