– Сладкоежка ты моя. – Она вдохнула нежный аромат ребенка и отправилась на кухню. – Как хорошо, что та дрянь была просто сном.
– Ты кого дрянью назвала? – раздался леденящий душу голос.
Голубая занавеска кухонного окна поплыла перед глазами. Головокружительное чувство падения и страх. Страх открыть глаза и не увидеть надоевших до оскомины серых кухонных обоев, сменить которые не хватало ни денег, ни времени.
– Я знаю, что ты уже проснулась, хватит притворяться. – Противный до зубовного скрежета тон. – Мы вчера не закончили!
– Боже, как мне это надоело! – простонала Люба. – Я хочу обратно к своей дочурке.
– Только после того, как сделаешь то, что мне надо. – Он стоял напротив кровати и равнодушно смотрел на полуобнаженную Любаню.
– А давайте я просто засну и проснусь уже дома, – она натянула до подбородка соскользнувшее одеяло, – или хотя бы оденусь.
– Интересно, ты такая тупая или головой сильно ударилась?
– На ваш выбор, – дернула плечом блондинка, – лишь бы отстали.
– Еще одно слово, – белесые глаза злобно прищурились, – и тебе не к кому будет возвращаться.
И тут случилось то, чего Любовь никак не ожидала: она увидела, как ее малышку, ее кровиночку скручивает так, что та превращается в маленький, худенький комочек. По всему телу появляются открытые красные язвы, потом они чернеют, а после разрастаются так, что за ними уже не видно ни единого клочка кожи. Ребенок сгнивает заживо буквально на глазах. Люба слышит детский крик. Отчаянный, полный невыносимой боли.
Слезы текут по обнаженной груди – одеяло давно забыто и лежит в ногах. Судорога скрючивает руки, грудь разрывается от рыданий, тело забыло как дышать.
– Ну-ну, успокойся, – недовольно ворчит мучитель и развеивает иллюзию. – Это всего лишь демонстрация моих возможностей. Ничего с твоей малявкой не случилось… пока.
Слова с трудом пробиваются сквозь шум в ушах. Наконец они доходят до агонизирующего сознания, и ярость поднимается из самых глубин материнского сердца.
– Да как ты… – Фраза обрывается.
– Достала. – Усталость мелькнула во взгляде. – Будешь молчать, пока мне не потребуется от тебя ответ. Положительный.
Убедившись, что пленница больше не издает ни звука, он зафиксировал запястья, приковав цепями к столбикам кровати. Ошейник решил пока не задействовать – оставил в запасе. Открывшаяся картина вызывала полнейшее удовлетворение и будила вполне определенные желания.
"Вот гмыр, не до того сейчас!"
– А теперь слушай. Ты пропавшая без вести принцесса Меравии. Во время переворота тебя спасла кормилица и увезла в Кординию, то есть в нашу страну, – уточнил похититель, вспомнив, что названия пленнице ни о чем не говорят, – где и воспитывала до последнего времени. Месяц назад она скончалась, а ты устроилась в мой замок горничной. Я когда-то был близко знаком с твоей погибшей родней, увидел фамильное сходство и проверил кровь. Ты пусть и не принадлежишь к правящему дому, но королевской крови и имеешь право на определенные притязания. Это понятно?
Обалдевшая от потока абсурдной информации, Люба автоматически кивнула.
– Отлично. Манерам и меравийскому мы тебя научим. Это первое. Второе – ты любимый типаж нашего наследного принца, – тут его рот презрительно скривился. – Вскружить ему голову не составит труда. Вашему браку может поспособствовать алчность Базальда – действующего короля, он давно хочет изменить очертания своих северных границ, а благодаря тебе может рассчитывать и вовсе их расширить. Когда свергнет в Меравии нынешнюю власть.
Любе казалось, что этот человек бредит. Какие короли, какая принцесса? Кто он вообще такой и как она здесь оказалась? А, точно, упала с тем типчиком в кусты… мертвым типчиком. Последняя мысль отрезвила ее не хуже ведра ледяной воды.
– Ну и самое главное. – Седовласый довольно потер руки. – В первую брачную ночь ты должна будешь дать мужу яд. Без разницы, до или после исполнения супружеского долга, тут на твое усмотрение. И не гляди на меня так, это всего лишь сильное снотворное. Настоящее тело мы заменим на муляж, а принца лишим памяти и обеспечим тихое, безбедное существование. Где-нибудь очень далеко отсюда.
"Что-то сомнительно сие великодушие, но кто ж меня спрашивает? – отчетливо говорили выразительные Любины глаза. – Кстати, интересно, а разлагаться муляж будет или так и останется нетленным? Мало ли, может, какой ретивый потомок решит взглянуть на кости предка в фамильном склепе, а там свежак? Так, я что, всерьез рассуждаю о бреднях этого типа? Похоже, что да".
– Как же мне нравится, когда ты молчишь. – Он подошел к прикованной пленнице и провел узловатым пальцем по ее скуле. – Ты так прекрасна в своей беспомощности. – Похититель наклонился и вдохнул ее запах. Скривился. – Особенно если тебя помыть.
Люба равнодушно пожала плечами и уставилась в первую попавшуюся точку на стене. Ей было фиолетово, что там нравится или нет этому садисту, хотелось просто никогда его больше не видеть, а еще лучше – не вспоминать. Ее до сих пор потряхивало от ужасного видения, несмотря на то, что оно оказалось всего лишь иллюзией. Этот негодяй нашел главную болевую точку – ребенка. Даже за себя она так не волновалась, как за дочку. Некому будет позаботиться о малышке – мама одна не справится.
Люба решила, что обязательно попытается выкрутиться. На крайний случай есть смерть, ведь при таком исходе трогать ее девочку не будет нужды. А дочка… за ней она присмотрит, поможет маме, пусть и бесплотным призраком.
– А теперь – контракт, – вернул к действительности ненавистный голос. – Полное подчинение моим приказам, никаких половых связей, – тут он глумливо усмехнулся и уточнил: – Нарушающих плеву, иначе брачный алтарь тебя не примет. И ни одной живой душе – о наших договоренностях.
Со вторым условием она была полностью согласна и готова его выполнять без каких-либо оговорок, третье со скрипом, но без него никак. В конце концов, она находится непонятно где, кому можно доверять, а кому нет – не знает. Хотя как не знает? Знает – никому! А вот первое отдавало сомнительным душком.
Люба перевела на похитителя взгляд, и тот понял все без слов.
– Я сказал – полное подчинение, – с нажимом повторил седовласый.
И тут ее осенило: какое воздержание, какая плева? Она уже давно не девственница! Губы растянулись в радостной улыбке, не предвещавшей оппоненту ничего хорошего.
– Что опять? – не стал обманываться легкой победой злодей. Со скрипом, но ему пришлось снять заклятие немоты.
– Вы кое-что упустили, – хрипло ответила пленница, – точнее, опоздали лет на… – нехитрые математические вычисления, – шесть примерно.
– Это ты кое-что упускаешь, – легкое движение кистью – и цепи со звоном опали на пол. – Я маг и легко восстановлю сей недостаток.
– Ого! – присвистнула Люба, вновь натягивая одеяло. – Так вам надо бизнес открывать, знаете, сколько на этом можно денег заработать?
И тут он ядовито расхохотался. По-иному, похоже, просто не умел.
– Знаю, – вновь вернулась маска безразличия, – но это ниже моего достоинства.
– Понятно. – Она вновь отвела взгляд. – Насчет подчинения…
– Это не обсуждается, – отрезал маг.
– Тогда прощайте, – со скоростью бешеной белки она залезла по ближайшему кроватному столбу и сиганула вниз головой прямо на каменные плиты пола.
– Вот упрямица, – покачал головой герцог Брионский и обошел кругом замершую у самого пола фигуру, не долетевшую до каменных плит. – Неужели ты думала, что я дам тебе умереть без моего на то соизволения? Похоже, ты все-таки дура. Ладно, мне надоел этот спор. Сейчас тебя помоют и накормят. – Он вернул ей вертикальное положение и опустил на кровать. – И дадут нормальную одежду. А то совсем одичала.
И вышел, оставив Любаню размышлять о тщетности сопротивления. Ничто так хорошо не примиряет с действительностью, как простые радости после долгих лишений – старая мудрая истина. Откуда ему было знать, что действительно являлось для нее лишением, а что – лишь временным неудобством? Да, он неплохо изучил ее неприглядную с виду жизнь, но познать нутро так и не смог.
Что он мог знать об истинной силе материнской любви? Да она готова костьми лечь, но не дать добраться до сокровенного! Люба вообще предпочитала превентивные меры. Самая желанная из них – прибить негодяя, предварительно вызнав, как вернуться обратно. На худой конец – просто прибить. Да, ребенок в списке ее приоритетов стоял на первом месте.
А на втором… на втором шла мораль. Ни одному мужчине она не позволит к себе прикоснуться, пока не сможет доверять. А этот тип не только пытался заставить ее соблазнить какого-то принца, но и сам был не прочь оказать "простое человеческое внимание". Еще эта оговорка с девственностью. Нет, сами такое ешьте!
Магия эта… хотя именно она многое объясняла в чрезвычайно запутанной истории. Вообще, Люба всегда была девушкой приземленной и в магию не верила. По крайней мере, тем гадалкам, что обещали по фотографии, отправленной по почте вместе с крупной суммой денег, вечную любовь, неземные богатства и долголетие, как у баобаба. Здесь же ей не раз продемонстрировали как минимум телекинез, о максимуме думать не хотелось вовсе. И это главная проблема, в которой она совершенно не разбиралась и ничего не могла ей противопоставить. Будь ты хоть трижды дипломированным специалистом в области психологии, но если ты собака, то радуги тебе не видать. Нет, с этим определенно надо что-то делать!
Как Любаня ни сопротивлялась, приятное чувство неги окутало ее, едва она погрузилась в теплую ванну. Что уж говорить про вкуснейший стейк с золотистой корочкой. А еще – отварной картофель и помидоры, запеченные под сыром, черешневый сок и гроздь душистого винограда.