- Ничего? - немедленно отозвался со своего места Бен. - И ты смеешь утверждать, что папина лососина всего лишь ничего?!
- Ой, забыла. Обожаю "Королевского лосося" больше, чем мороженое и шоколадный сироп! - Размахивая консервной банкой, она провозгласила, подражая телерекламе: - Он куда вкуснее крабов и стоит всего полдома!
Оба подростка расхохотались. Взрыв ликования вывел Элму из задумчивости.
- О чем это вы? - спросила она, когда веселье поутихло.
Бен с готовностью пояснил:
- О папиной компании. - И добавил, выгнув тощую грудь колесом: - Мы владеем несколькими консервными заводами.
Изумленная, Элма несколько раз моргнула, еще раз окинув взором убогое жилище, в котором проживали лососевый магнат с сыном.
- Не может быть, - прошептала она.
- Точно, - подтвердила Адел, выдернув из банки кусочек рыбины с серебристой кожицей и ловко отправив ее в рот. - У них четыре консервных завода на материке. А главный офис большой шишки в Анкоридже.
Элма подняла глаза на Бена.
- Но почему вы тогда живете здесь?
- О, это летний домик Крейтона, - объяснила Адел.
- Ага. Папина мать была эскимоской, - улыбнулся Бен. - Я сам на четверть эскимос. Тут жила вся наша семья. Мать отца, моя бабушка, вышла замуж за Паркера Кеннета, занятого в рыбном бизнесе. Когда дедушка умер, папа, мама и я обычно проводили здесь летние месяцы, и отец пристрастился к наблюдению за птицами, как и дедушка. Мы приезжали сюда каждый июнь, и это продолжалось до тех пор, пока не умерла мама. Кстати, я здесь уже пять лет не был. - Он обвел глазами дом и сразу погрустнел. - Отец был занят делами компании и только этим летом забрал меня из частной школы, где я проводил все время, и привез сюда. - На лице его появилась глуповатая улыбка. - В школе надо мной все смеялись.
Адел толкнула его под столом коленкой.
- Вот уж, удивил.
- Эй! - отозвался он. - Тебе бы помолчать. Тоже мне, королева красоты!
Оба загоготали, и каждый постарался запихнуть в рот еще по изрядному куску рыбы, пока Элма переваривала то, что услышала.
- Когда умерла мама, Бен? - спросила она, неуверенная, что это уместный вопрос однако не в состоянии сдержаться.
Бен помрачнел.
- Мне было девять. Автокатастрофа.
Женщина судорожно сглотнула. Потемнела лицом и Адел: ее родители также погибли в автокатастрофе. Очевидно, детей сблизило и общее несчастье.
- Ну, и в какую же школу ты ходишь?
На лице Бена отразилось сильнейшее отвращение.
- Рейтонская тюрьма для мальчиков в Хьюстоне.
- Тюрьма? - переспросила Элма.
- Ну, они-то называют это школой. А я - тюрьмой.
Элма понимающе кивнула.
- Если тебе станет легче, могу сообщить: немногие мальчики в твоем возрасте сходят с ума по школе.
- Ага, но я вынужден проводить там все время. Отец не захотел даже, чтобы я приезжал домой и на Рождество и…
- Не думаю, что гостям интересна история нашей семьи, Бенджамин, - прервал его повелительный голос.
Элма резко обернулась и увидела Крейтона, вид которого не предвещал ничего хорошего. Черты его лица казались суровыми и в то же время возбуждающими. На нем был серо-белый свитер крупной вязки, оттенявший серебро его глаз, неуловимо печальных, несмотря на еле скрываемое раздражение. На груди гиганта висел огромный бинокль, а под мышкой была зажата тетрадь для записей. Сняв бинокль и отложив его в сторону, Крейтон произнес более обыденным голосом:
- На улице солнышко. Совсем тепло. У вас двоих есть неплохой шанс побегать, пока погода не испортилась.
- Устроим пикник! - предложила Адел.
- Я беру с собой открывашку, а ты захвати еду.
Спустя минуту они испарились, оставив Крейтона и Элму одних. Когда молчание стало невыносимым, она произнесла:
- Бен сказал, что вы владеете "Королевским лососем".
Дети оставили входную дверь открытой, и холодный бриз принес в кухню запах моря. Глядя на молчавшего Крейтона, Элма вдыхала солоноватый воздух и старалась унять охватившую ее нервную дрожь. Комната быстро остывала, но ей казалось, что причиной были не только атмосферные условия за стенами комнаты: ледяным холодом веяло от самого хозяина дома.
Почему ей становилось столь неуютно в его присутствии, оставалось только гадать. Отведя глаза, она пробормотала:
- Простите, это, наверное, не мое дело. - И собралась покинуть кухню, когда ее остановил его голос:
- Тут нет секрета.
Совершенно сбитая с толку, Элма обернулась и внимательно оглядела мужчину с ног до головы. Аккуратно одетый, тщательно выбритый, он жил, окруженный чудовищным беспорядком. Отсутствие дисциплинированности казалось невероятным для владельца компании с оборотом во многие миллионы долларов. И более всего тревожил мысли молодой женщины тот самый чулан, о котором говорила Адел. Как знать, не была ли доля истины в его замечании о воспитании, "обратном общепринятому"… Кто же он в действительности - остроумный новатор с богатой интуицией или просто сумасшедший?
По-видимому, мысли, мучившие Элму, отразились на ее лице, потому что губы Крейтона тронула примирительная улыбка.
- Это совсем не интересно, мисс Селби.
Его собственный запах смешался с запахом моря, и, даже испытывая разочарование от того, что он не ответил на ее немой вопрос, Элма глубоко вдохнула этот аромат, пытаясь подольше сохранить его в себе.
Его последние слова эхом звучали в ее мозгу: "Это совсем не интересно, мисс Селби". Он был не прав, ибо представлял собою загадку, сводившую ее с ума. И то, как он заинтересовал ее, почти испугало Элму. Ее привлекало в нем все, даже видимое безразличие к ней самой; было ли это игрой или истинной сущностью Крейтона Кеннета, неважно. Но как ей-то могла понравиться подобная манера поведения - вот что страшно!
Элма не относилась к легкомысленным особам. Ей казалось почти греховным безразличие ко всему на свете, тем более удивляла та привлекательность, которую сейчас вызывал в ней этот порок или человек, казавшийся его живым воплощением. Но был ли он в действительности столь равнодушным ко всему на свете? Элма с сомнением покачала головой. А может быть, он просто одержим какой-то идеей, и она подвигает его на экстравагантные поступки? Бог с ним! Кем бы он ни был, ей только новых проблем недоставало.
Она обернулась в поисках Крейтона и увидела, как он направляется в свою спальню, закрывая по дороге двери во все комнаты. Сбитая с толку и не соображающая, что ей теперь делать, Элма побрела в гостиную. Там она заметила одну из своих блузок, свисавшую с верхней полки старинного дубового серванта, и, вздохнув, подумала, сколько еще предметов своего туалета ей придется находить брошенными где попало.
Дверцы серванта были широко раскрыты. На широких стеклянных полках стояли пыльные безделушки. Сняв блузку с полки, Элма обнаружила под ней фотографию женщины в серебряной рамке. Чтобы лучше рассмотреть, она взяла ее и подошла к окну.
Женщине на фото было лет двадцать с небольшим, но немодная прическа, делавшая ее похожей на сказочную фею, говорила о том, что снимку много лет. Темно-русые волосы, обрамлявшие мягкий овал лица, голубые глаза и чувственные губы незнакомки не оставляли сомнений: она была красива и любима. Ее нельзя было назвать ослепительной красавицей, однако мимо такой женщины нельзя равнодушно пройти стороной. И Элме не нужно было гадать, кто изображен на фотографии: это была покойная жена Крейтона.
Элма вдруг ощутила себя серой и невзрачной, и непривычное чувство больно ранило ее. Разумеется, это не ревность. Какое ей дело до того, что эта женщина на фото воздвигла тот невидимый, но ощутимый барьер, который отделил Крейтона Кеннета от остальных людей, включая собственного сына, даже тогда, когда ее не стало.
- Что вы тут делаете?
Жесткий мужской голос за ее спиной так испугал Элму, что она нечаянно уронила фотографию на пол, и стекло разбилось. Опустившись на колени, она попыталась собрать осколки, но ее снова остановил голос Крейтона.
- Уходите, - приказал он, подняв ее за плечи. В глазах его читалась открытая угроза. - Я сам соберу.
- П-простите меня. Я куплю новую… - Ее голос прервался, и щеки запылали.
- Забудем это, - процедил он сквозь зубы.
Собрав осколки на остатки стекла в рамке, он смерил Элму таким взглядом, что сердце ее забилось, готовое вырваться из груди: казалось, его глаза превратились в два беспощадных жала. Не дав ей произнести ни слова, он быстро вышел.
Шаги его прогрохотали по холлу. Было очевидно, что он унес остатки дорогой ему фотографии в свою спальню. Элма сглотнула, проклиная себя за предательскую дрожь в пальцах. В его глазах она со всей очевидностью прочитала: он все еще испытывал боль по погибшей жене.
Ошеломленная, она подобрала мятую блузку с пола, решив, что самое безопасное в ее положении - последующие шесть дней держаться от Крейтона Кеннета как можно дальше. Эти шесть дней, с ужасом подумала Элма, могут оказаться самыми трудными в ее жизни.