Поняв, что угодил меж двух огней, Олав замешкался. Он был отважным человеком, но теперь просто не знал, как поступить. Ударившее с тылу войско уже захватило обоз, перебив и рассеяв его защитников. Всего через пару мгновений после начала боя силы Олава оказались ополовинены. От такого у кого хочешь голова пойдет кругом!
– Спасайся, конунг, их там сотни! – кричал какой-то человек с разбитой головой, выбегая из-за крайней повозки. Кровь, залившая лицо и серую ткань худа, даже не позволила Олаву его узнать.
Однако этот крик вывел конунга из оцепенения. Повернуть дружину навстречу новому врагу, подставив спины лучникам – нельзя, биться с теми и другими одновременно тоже не получится: не хватит сил. Необходимо срочно выводить людей из кровавого мешка, а остальное потом. "Живой наживает", как говорит Один. И конунг Олав принял единственное решение, которое еще могло спасти его и остатки дружины.
– В седло! Все в седло!
Лошади. У них они под рукой, а у нападающих – нет, и только это сейчас важно.
Одним из первых вскочив на своего коня, Олав направил его в поле, криками и взмахами меча увлекая за собой остальных. Его жеребец легко перескочил через невысокую каменную изгородь, призванную помешать овцам травить хозяйское поле. Воины устремились за ним, минуя выскочивших из-за повозок обоза нападавших. Кого-то из стоптали конские копыта, кто-то вывалился из седла, сраженный метким броском дротика, но остановить конных пешие бойцы Кнута не могли. Остатки разбитой дружины конунга Южного Йотланда вырвались из засады и понеслись к противоположному краю поля. Вскоре они достигли его и втянулись в лес.
Высокий воин в дорогой кольчуге провожал их раздосадованным взглядом. Дернув подбородный ремень, он сорвал низкий полукруглый шлем с золоченой полумаской, открыв лицо. Кнут, старший сын Горма из Еллинге, был человеком дружелюбным и миролюбивым, но сейчас его округлое лицо с приятными чертами напоминало лик самой Хель: почти половина его скрылась под огромным синяком, над бровью темнела ссадина. Своему бежавшему врагу он смотрел вслед с негодованием и досадой.
– Поздравляю тебя, конунг! – К нему приблизился Регнер ярл, опираясь на копье. Двадцать лет назад этот человек был наилучшим бойцом всего Йотланда, не знавшим поражений, да и теперь еще мог многому научить. – Мы разбили их!
– Но этот тролль ушел! – Кнут повернулся к нему. – Если я его упущу, Харальд сживет меня со света! Скажет, что мне разбили моду, как бродяге, а я только утерся!
– Очень может быть. Так отчего же ты не прикажешь преследовать его?
– Прикажу. Но сначала… – Кнут оглянулся в сторону обоза. – Раз уж нам досталось то, что он насобирал, сперва нужно разобраться с добычей. А Олав от нас не уйдет. Он потерял половину людей, и теперь ему остался только один путь – домой, в Хейдабьор. Мы пойдем следом и накроем там, в его логове. И после этого Харальду уже не придется попрекать меня, будто я недостаточно забочусь о родовой чести!
Глава 1
– А я тебе еще раз говорю: надо отдать этих женщин! Это самое лучшее, что мы можем сделать!
Гунхильда вздрогнула, сделала Бирте знак молчать и припала к щели в дощатой перегородке. Бирта, пятнадцатилетняя дочь хозяина дома, позвала ее в кладовую, чтобы показать вышивку на своем будущем свадебном платье. Дверь кладовой открывалась в "теплый покой", иначе грид; и едва девушки вошли, как в гриде появился сам хозяин, Торберн по прозвищу Сильный, один из виднейших людей вика Хейдабьор, а с ним и другие хёвдинги. В другой раз Гунхильда и не подумала бы подслушивать чужие разговоры, но сейчас замерла и насторожилась. Женщины, о которых шла – или могла идти – речь, была она сама и ее две ближайшие родственницы. Голос принадлежал Рольфу по прозвищу Хитрый, крупнейшему в вике торговцу рабами.
– Сразу видно, что ты привык торговать женщинами! – отозвался кто-то из пришедших с хозяином мужчин, и Гунхильда по голосу узнала Альвбада, фриза. Фризы, когда-то основавшие поселение у фьорда Сле, и сейчас составляли значительную часть его жителей, и Альвбад принадлежал к одному из наиболее влиятельных родов. – Может, уже и цену прикинул? Опомнись, ведь речь идет о матери нашего конунга!
– А где он теперь, этот конунг? – сердито ответил ему венд Гостислав. Гунхильда отметила, что Торберн созвал к себе видных людей из всех частей Хейдабьора, наверное, и от саксов тоже кто-нибудь есть. – Боги от него отвернулись! Кнут сын Горма гнал его по собственной земле, будто волк зайца! Он был разбит и у границы, и здесь, перед виком! Чудо, что Кнут еще не занял Хейдабьор! Что нам пользы от Олава конунга?
– Он всегда был дураком и неудачником! – отрезал Хрейн Дупло, и Гунхильда за перегородкой поморщилась: кому понравится слышать такое о родном отце. – Разве этот человек может править страной? Вот Сигтрюгг был настоящий конунг! А этому лишь бы стоять на носу, неважно чего, и чтобы плащ развевался! Он сам виноват, что все это с ним случилось! Ни разу еще он не проехал по своей же земле, чтобы с кем-нибудь да не поссориться! Его пригласили на пир, оказали ему честь, так нет, он даже не может спокойно посидеть за столом и выпить во славу богов, как приличные люди!
– А это правда – насчет ковша? – хихикнул Гуннар сын Асмунда, известный в Хейдабьоре как Горе Гуннар.
– Правда, – вздохнул Оттар Синий, неплохой человек, если не считать большой склонности к выпивке.
– Прямо так – ковшом по лицу? Сыну конунга?
– Прямо так.
– И ковш раскололся?
– Раскололся.
– Да что же у него голова – железная, что ли?
– Не знаю, но я сам видел. Может, ковш был уже старый и треснутый.
– Старый, не старый! – с раздражением перебил их Снорри Черный Скальд. – Если бы мне дали на пиру, при всех гостях, ковшом по морде, я бы не успокоился, пока бы не сжег весь дом того, кто это сделал, а его самого разорвал бы на части! А здесь вам не мы! Это ведь сын конунга! Неудивительно, что он стоит с дружиной возле самого вика. Странно, что он еще не ворвался сюда и не передушил нас всех!
– Но мы-то здесь при чем? – зашумели сразу все хёвдинги, наиболее богатые торговцы из постоянно проживающих в вике Хейдабьор, а также хозяева ближайших к нему усадеб. – То мы, а то конунг!
– Мы за него отвечать не можем!
– Пусть Кнут ищет его в море, если ему обидно!
– Вот я и говорю: надо отправить к нему женщин! – снова начал Рольф Хитрый, невысокий, щуплый, шустрый мужчина лет тридцати. Обычно его подвижное лицо выражало наивное дружелюбие, но на деле это был человек расчетливый и бессердечный. Разбогател он на том, что скупал у викингов захваченных пленников и перепродавал на Восточный путь и в Грикланд. – Пока они у нас, мы как бы остаемся людьми Олава и врагами Кнютлингов. А если мы их отдадим, то Кнут будет знать, что Олав сам по себе, а мы сами по себе, и не тронет вик!
– Он и так не тронет вик: он же не дурак! – воскликнул старый Улф. – Ни один конунг, если у него на плечах голова, а не только шлем с узорами, не станет разорять вик.
– А если он дурак? – возразил Гостислав. – Кнут сын Горма еще совсем молод. Он еще не умеет думать о завтрашнем дне. Ему лишь бы пограбить и прославиться. А дальше хоть море высохни!
– Тем более наши конунги враждуют с Кнютлингами уже три поколения, с тех пор как Олав Старый здесь появился.
– Да вы совсем обезумели, я посмотрю! – Гунхильда узнала мощный рык Торберна Сильного, сопровождаемый гулким ударом кулака по столу. Видимо, у хозяина иссякло терпение. – Кто здесь сказал про Олава Старого? Ты, Хрейн? Значит, память какая-то еще есть! Или вы забыли, что уже лет полтораста наш вик живет в союзе с конунгами из рода Годфреда Грозного, который и положил начало Хейдабьору?
– Ну, это как поглядеть… – проворчал фриз Альвбад; фризы уже полтора века не были здесь хозяевами, но не забывали и другим не давали забыть, что первыми нашли это выгодное для торговли место у фьорда Сле.
– Помолчи, Альвбад! – рявкнул Торберн. – Запомните, хёвдинги вика Хейдабьор: если вы решите отдать женщин Олава Кнуту сыну Горма, вы заслужите имя предателей! Вы сами разрушите освященный веками союз, боги отвернутся от вас, и ни в чем вам не будет удачи! Вините потом себя!
– А насчет богов, так можно попросить о помощи Христа сына Марии! – возразил ему Горе Гуннар. – В Дорестаде и Бьёрко, не говоря уж о Стране Саксов и Стране Франков, многие торговые люди поклоняются ему, и дела у них идут хорошо.
– Благополучие нашего вика держится на Кольце Фрейи. Если есть такие смелые, чтобы от него отказаться, то я не с вами, – покачал головой Оттар Синий. – И если уж вы на это решитесь и тинг вас поддержит, то я, пока не поздно, поищу себе местечко в Бьёрко.
– Само по себе Кольцо Фрейи не станет за нас сражаться, – проскрипел Римберт Кобыла. "Ах, значит, вот кто пришел от саксов", – отметила Гунхильда. – За нас всегда сражался конунг. И если уж конунга у нас больше нет, то и впрямь стоит поискать себе другого…
Этого Гунхильда выдержать уже не могла. Толкнув дверь, она вылетела на середину палаты и вдруг предстала перед изумленными хёвдингами, будто разгневанная валькирия – рослая, статная, с пышной грудью румяная девушка восемнадцати лет, окутанная облаком янтарно-рыжих волос.