Человек повернул лицо в сторону Руди и остановил на нем долгий неподвижный взгляд. Больше всего это лицо походило на восковую маску, но, возможно, в этом был виноват голубоватый свет фонаря, стилизованного под газовый фонарь девятнадцатого века. Человек продолжал смотреть на Руди так же пристально и бесстрастно, как перед тем смотрел на окна, и по спине Руди вдруг пробежали мурашки. И в его душу закралась тревога, и даже, пожалуй, страх. Это неподвижное лицо было странно бледным и каким-то плоским, лишенным теней, – слишком узкий рот, бесцветные брови… Возможно, при свете дня в нем не было ничего пугающего, но сейчас…
Руди сам не понимал, что на него нашло, но ему захотелось войти в освещенный подъезд, подняться к Мишель и убедиться, что у нее все в порядке. Его охватило чувство, что этот человек способен сделать что-то совсем непредвиденное, непредсказуемое. Ощущение надвигающейся опасности было таким отчетливым, что Руди невольно поднес руку к поясу, где совсем недавно у него висел нож. И тут же усмехнулся – вот он, психоз демобилизованного, о котором предупреждал командир. Надо тщательнее следить за собой.
Некоторое время они смотрели друг на друга, потом человек повернулся и не торопясь пошел вниз по Элбани-роуд, постукивая тростью.
Руди с облегчением вздохнул. Он некоторое время провожал глазами черную фигуру, пока она не скрылась в отдалении, а потом, повинуясь скорее инстинкту, чем разуму, еще час ходил взад и вперед по Элбани-роуд, не выпуская из вида освещенного подъезда Мишель. И только когда закоченел окончательно, кинул последний взгляд на ее темные окна и быстро зашагал в том же направлении, в каком удалился зловещий незнакомец, чтобы выйти на оживленную в любое время суток Хайборо-стрит, доехать до дома Джона на Флуд-стрит и поспать. А завтра утром отправиться в Рединг на встречу с отцом.
Он думал с усмешкой, что именно пуританское воспитание отца заставило его месяца три ухаживать за Беллой, прежде чем он решился поцеловать ее, а теперь уйти от девушки, которая сама попросила его остаться, и не воспользоваться случаем, посланным самой судьбой!
А Мишель в этот момент тихо отошла от окна и легла в остывшую постель. Встав, чтобы попить воды, она бросила взгляд в окно и увидела в бледно-голубом круге света от фонаря фигуру, которую безошибочно узнала. Руди! Он стоял под ее окнами и смотрел на них. Мишель в смятении отшатнулась, хотя он ни за что не разглядел бы ее сквозь опущенные жалюзи.
Он не ушел! Ее сердце забилось так сильно, что пришлось прижать к нему ладонь, чтобы немного успокоить. Боясь пошевелиться, она стояла и смотрела на Руди, и в груди разливалось тепло, словно туда проник солнечный луч. Она сама не знала, сколько они так стояли, но потом он осмотрелся по сторонам, бросил еще один взгляд на нее, надежно скрытую за жалюзи, и направился прочь. Только тогда Мишель на цыпочках, сама не замечая того, что улыбается, вернулась в постель и очень быстро заснула спокойным глубоким сном.
Когда Мишель проснулась, ее первым ощущением была радость. Она полежала немного, удивляясь себе, – уже давно она не просыпалась с подобным чувством. И тут вспомнила про Руди. Одна мысль, что он есть, что он существует, наполнила ее ликованием.
Она полежала, припоминая подробности вчерашнего дня. Когда он ушел от нее вчера, она была разочарована больше, чем могла представить, но потом увидела, как он ходит взад и вперед по тротуару перед ее домом, и это наполнило сердце пьянящей надеждой и даже уверенностью.
Разве мужчина станет просто так болтаться ночью под окнами женщины, если он равнодушен к ней?
Мишель вскочила с постели, напевая детскую песенку, и побежала в ванную. Через полчаса, отпивая горячий свежезаваренный чай, она бегло печатала на компьютере статью в экологический журнал. Уйдя из колледжа, она в свободное время продолжала собирать материал для дипломной работы и понемногу писала ее, попутно публикуя небольшие заметки. Но сегодня она то и дело отвлекалась от темы. "Он позвонит, он позвонит!" – напевало сердце, словно малиновка весной.
В общем-то в Руди нет ничего такого необыкновенного, знакомы они один день, и, если вдуматься, она о нем ничего толком не знает… Так отчего же ей сейчас так хорошо, так по-весеннему легко на сердце?
В этот момент, и правда, раздался телефонный звонок.
Мишель, словно подброшенная пружиной, сорвалась с места:
– Алло, я слушаю!
Голос в трубке был нисколько не похож на голос Руди, но знала она его очень хорошо.
– Привет, Мишель, не помешал? Ты чем-то занята?
– Привет, Винс. Сижу за компьютером. – Она уже даже не удивилась своему равнодушию.
– Вот решил тебе позвонить… сказать, что заезжал сегодня к Лоре, привез ей кое-чего из продуктов.
– Вот и хорошо сделал, очень рада за тебя. Это все, что ты хотел мне сказать? – Мишель начала немного волноваться – ведь сегодня ей должен позвонить Руди. Что, если он решит тоже позвонить утром, а у нее занято. Он подумает, что она с кем-то с утра треплется по телефону и что ей вовсе не до него. Насколько она успела составить о нем впечатление, он человек ненавязчивый.
Она принялась нетерпеливо постукивать ногой по полу.
– Я в самом деле не могу долго слушать весь ее этот вздор про фей, – говорил Винс, и в его голосе слышались несвойственные ему извиняющиеся нотки. – Это тебе он в новинку, а я им успел насытиться, – продолжал он, и его богатый модуляциями низкий бархатистый голос, который она раньше могла слушать часами, теперь казался монотонным бормотанием.
– Я должна вообще-то доделать одну работу, может быть, поболтаем в другой раз? – предложила она.
– Я… хотел встретиться с тобой. Нам нужно поговорить…
– О чем? – искренне удивилась Мишель. – Мы когда-то уже выяснили все раз и навсегда.
– Выходит, что не все. Давай сегодня на нашем старом месте?
На "нашем старом месте"? Однако! Может ли быть паб "У Джима" нашим местом, когда нас больше не существует? Есть она, и есть он, два человека, идущие по жизни разными путями.
– Сегодня я иду к родителям – у отца день рождения.
– Тогда завтра. В любое время, которое тебя устроит. Это правда очень важно.
Для тебя или для меня?
Мишель поймала себя на том, что ее вовсе не тянет с ним встречаться. А еще совсем недавно такое приглашение ужасно бы ее заинтриговало – она не смогла бы устоять, чтобы не увидеться с ним с глазу на глаз.
– Завтра едва ли я смогу. Я целыми днями очень занята.
Она услышала, как он раздраженно втянул в себя воздух.
– Со своим новым парнем?
– Работой. Ты забыл, что я работаю.
– У этого дегенерата Бойда?
– Что с тобой, Винс, ты, кажется, меня ревнуешь? – спросила она и сама поразилась своему хладнокровному, насмешливому тону. Прежде она никогда так не разговаривала с Винсом – это было бы просто немыслимо.
– А если и так, – пробормотал он, и Мишель едва поверила своим ушам.
Неужели он снова решил вернуться к старому – однажды она уже решительно отказалась продолжать с ним отношения, хотя он как-то намекнул ей, что его брак едва ли будет являться препятствием… Мишель тогда высказалась очень определенно – ничто не заставило бы ее подло обманывать Люси.
– Надеюсь, ты не станешь начинать тот старый разговор заново?
– Нет, не бойся, не стану. Но и ты брось ломаться. Не хочется об этом по телефону… Короче, я тебя буду ждать в кафешке около твоего театра! – Голос прозвучал уже по-привычному властно.
– Хорошо, только чтобы не очень долго, – согласилась наконец Мишель, главным образом чтобы поскорее освободить телефон. Но и отчасти из женского любопытства.
Что такое важное хочет сообщить ей Винс? Он давно не звонил ей сам, а если она звонила Люси домой, то, взяв трубку, он, едва сказав ей два слова, передавал трубку жене, не особо интересуясь, как у нее дела. Когда же они встречались в гостях, то болтали обо всяких пустяках, им не приходилось говорить с глазу на глаз, да никто из них и не стремился к этому.
Она повесила трубку и закончила наконец свою статью. Отправив ее электронной почтой редактору, она слегка вздохнула. Руди не позвонил пока, но впереди еще весь день. Мишель взглянула на часы и ахнула – пора спешить к родителям, а она все-таки ЗАБЫЛА купить папе подарок!
Через десять минут Мишель вылетела из подъезда и понеслась к автобусной остановке, едва избежав столкновения с мужчиной в черном пальто, который, словно кого-то поджидая, разглядывал витрину продуктовой лавки на первом этаже ее дома.
Когда отец открыл дверь Рудольфу, тому сразу бросилось в глаза, как он изменился. Постарел? Пожалуй, да. Виски определенно поседели, и уголки губ еще сильнее опустились вниз. И Рудольфа внезапно охватило щемящее чувство жалости.
– Папа… привет. Вот и я, – неловко пробормотал Рудольф и, сделав над собой совсем маленькое усилие, обнял отца.
– Руди… Вот ты и вернулся, – повторил за ним отец, слегка хлопая его по спине. – Проходи, проходи в комнату.
Они пошли в старомодно обставленную гостиную, которая притулилась в конце длинного узкого коридора. Самой современной вещью здесь был элегантный синтезатор, который был приобретен в свое время, чтобы обучать Руди, способного к музыке, фортепианной игре.
Руди обвел взглядом знакомую с детства комнату. Как странно видеть все таким, как прежде. Вот и мамино бархатное кресло стоит на том же самом месте, и на сиденье лежит вышитая подушечка.
– Мы вчера все огорчились, что ты не приехал.
Руди привычно почувствовал себя виноватым, но раскаяния не испытал.