Шофер распахнул дверь лимузина. Увидев, что Кэтлин вышла из дома, Николь с сыном на руках проскользнула в машину, надеясь, что здесь Кэтлин не посмеет снять с Джима потертое шерстяное пальто и бумазейные штанишки, не говоря уже о высоких сапожках.
Пока шофер закрывал дверь и с величественным видом обходил капот, как бы бросая этим вызов агрессивному настрою Кэтлин, молчание в просторном, обитом кожей салоне лимузина грозило вот-вот разразиться бурей. Еще не отдышавшись после лихорадочной гонки во спасение сына от прямого столкновения с гневом хозяйки, Николь подняла глаза. Пол в упор смотрел на мальчика, сидящего у нее на коленях.
- Он очень темноволосый, - резюмировал он с некоторым удивлением.
Николь склонила голову, пересаживая сына на сиденье рядом с собой и пристегивая его ремнем безопасности.
- Я думал, мальчик - блондин, - продолжал Пол, у которого перехватило дыхание, когда он увидел, как Джим рассматривает его темно-карими глазами, обрамленными длинными черными ресницами.
Заволновавшись, Николь быстро нашлась:
- Это у него от моей мамы… Она была темной. Гены, знаешь, передаются через много поколений, - как-то неуверенно проговорила Николь и, покраснев, сжала губы.
- Я никогда не встречал твою мать. Николь именно на это и уповала, потому что ее мать, как и она, была блондинкой и жила в имении "Старое озеро" всего несколько месяцев. Вскоре их брак с отцом распался. Будучи беременной, она предпочла одна перенести все тяготы и заботы, связанные с рождением ребенка, чем оставаться с мужем, которого очень скоро стала презирать, считая, что у него отсутствует чувство собственного достоинства.
Николь глубоко вздохнула. Это не помогло успокоить нервы.
Она только что была готова наговорить Бог знает что. Успокоиться помог сын. Николь привлекла к себе темную головку Джима и клятвенно пообещала себе успокоиться.
- Ты понимаешь, что наделал? - Вопрос к Полу тоже был выходом из положения.
- Плохи дела, - признался Пол с возмутительным спокойствием. - Я не могу взять тебя в имение по крайней мере до четверга. У Мартина гости. Совсем ни к чему появляться, пока они там.
Николь вздрогнула и вскинула голову.
- Ты лишил меня и сына единственного пристанища.
- Могла бы сказать мне спасибо. - Взгляд его черных глаз откровенно провоцировал ее.
- Сказать тебе что? - не поверила ушам Николь.
- Как ты могла оставаться в рабстве у такой дряни! Где твоя гордость и здравый смысл и как ты так долго могла терпеть все это?
- Я оставалась там ради сына, - выговорила она с чувством собственного достоинства. - Я находилась с ним целый день. Нигде в другом месте я не смогла бы это сделать.
Пол посмотрел на нее осуждающе.
- Кончай драматизировать. Естественно, я несу полную ответственность за вас обоих до тех пор, пока Мартин не освободит меня от этого.
Николь была так близка к взрыву, что решила ничего не говорить.
- В четверг вы будете в замке деда, где состоится примирение. Меня не волнует, что тебе трудно это сделать. Но такова цена возвращения, и ты ее заплатишь, - сказал Пол. - Сегодня я оказал тебе любезность.
Николь глотнула воздух.
- Любезность? В результате этой любезности вся одежда моего сына - та, что на нем, и ничего больше, даже ни одной игрушки.
- Ваф, - впервые заговорил Джим. - Хочу Ваф-Ваф.
Николь застыла в испуге.
- Ваф дома, маленький, - проговорила она тихо. - Он не может прийти.
Джим захныкал. Он был столь очевидной миниатюрной копией своего отца, что на мгновение Николь усомнилась, что Пол не догадался об этом.
- Ваф-Ваф. Ваф тоже любит машины, - продолжал малыш.
Николь проглотила комок в горле и окинула Пола осуждающим взглядом.
- Может быть, ты ему объяснишь, что игрушка, - это слово она подчеркнула, - с которой он спал все ночи, больше не принадлежит ему.
- О чем ты говоришь? Неужели во время своего бегства ты была столь невнимательна, что забыла взять игрушку?
- Нет, я не это имела в виду, - нервно проговорила Николь. - Нет. Вся его одежда и игрушки раньше принадлежали детям Кэтлин, и она запретила мне взять с собой хотя бы одну из них. Это не так уж удивительно после того, как ты оскорбил ее. Она не могла ответить тебе, но так она выместила злобу на моем сыне.
Тонкое смуглое лицо Пола потемнело.
- И одежда, и игрушки? Николь отрывисто кивнула.
- Игрушка, - настойчиво повторял Джим, - игрушка Ваф.
- Мы купим новую. Особенно этого Ва-фа, - скрипнул зубами Пол решительно. - Я бы никогда не поверил, что женщина может быть настолько мелочной!
- Этого Вафа нельзя купить ни за какие деньги, - сказала Николь глухо. - Его сделала бабушка Кэтлин для правнучки. Это розовый жираф.
Пол развел руками.
- Я найду похожего жирафа.
- Его не проведешь, Пол. - Николь покачала головой, которая раскалывалась от боли. Она вдруг подумала: и что я зациклилась на ничтожной, хоть и горячо любимой мягкой игрушке, когда мы не знаем даже, где придется ночевать. - Куда ты везешь нас?
- В мой городской дом, куда же еще!
- Я не поеду к тебе домой! - в ужасе воскликнула Николь.
- Домой, - сказал Джим. - Ваф.
- Он расстроен, - неуверенно заметил Пол.
- Сын еще такой маленький, - защищаясь, ответила Николь. - Как ты мог так поступить с нами?
- Легко. Я сделал то, что нужно.
- То, что нужно?
- Хорошо это или плохо, но твой ребенок из рода Уэбберов. Он часть нашей семьи и не должен страдать из-за ошибки своих родителей.
Николь окинула его обжигающим взглядом.
- Как мать я, по крайней мере, не совершала никаких ошибок.
- Предлагаю перенести этот разговор на то время, когда мы будем одни.
- Я не хочу ехать к тебе домой, - повторила Николь.
- А я не собираюсь селить вас в гостинице. Ты можешь опять сделать глупость и исчезнуть, а я и так уже потратил уйму времени, чтобы разыскать тебя.
- Я думала, что это Мартин…
- Моему деду за восемьдесят, - сухо напомнил Пол. - Я обратился в сыскное агентство и долго имел дело с ними, поскольку разыскать тебя оказалось не так-то легко.
- Я не хотела, чтобы меня разыскивали, - прошептала Николь. Ее вдруг охватила ужасная слабость.
Наступило молчание. Минуту или две она, ничего не видя, смотрела в окно, а потом повернулась к Полу.
Спокойствие, сквозившее в его эффектной фигуре, возмущало ее, готовую взорваться от напряжения. Однако и невозмутимость Пола была весьма обманчива, поскольку он тоже испытывал дискомфорт и без всякого удовольствия вынужден был делать то, что делал.
- Я боялся, ты кончишь тем, что окажешься на улице, - прервал молчание Пол бесцеремонно откровенным замечанием.
Но и его Николь оставила без ответа, лишь глаза у нее расширились от негодования.
- Это вполне естественное опасение, - спокойно заметил Пол. - Сколько бы денег у тебя ни было, на них долго не протянешь. Я думал, ты будешь вынуждена использовать свою внешность, чтобы выжить.
- Нет, я не дошла до такой степени отчаяния. - Николь стиснула руки на коленях, голос ее дрожал, но не утратил сарказма. - Я выжила… без использования внешности.
- Скоро ты будешь благодарна за мое вмешательство.
- Никогда. Нельзя так играть жизнями людей.
Хотя Николь говорила внешне спокойно, ей было тревожно и она чувствовала полную безысходность. Бездомная, без копейки в кармане, безработная! Пол разрушил все, что у них было. Он сделал то, чего нельзя простить: поставил ее в унизительное положение, заставив принять тот факт, что теперь они полностью зависят от его великодушия. Больно переносить такое, но, видимо, ничего не поделаешь - у нее есть сын и она не может бросить все и уйти. Да и куда?
Машина подъехала к большому впечатляющего вида особняку, стоявшему на тихой площади. Николь выбралась из лимузина и хотела взять на руки Джима, но он стал выкарабкиваться сам, умышленно ускользая из ее рук, проявляя черты упрямой независимости, которые она стала все чаще замечать по мере того, как подходило к концу его младенчество. Пожилая женщина открыла входную дверь, прежде чем они поднялись на верхнюю ступеньку крыльца. Она склонила седую голову, сосредоточив все внимание на Джиме.
- Моя экономка Анна. Она будет смотреть за ребенком, - сообщил Пол.
- За ребенком… - Как больно было слышать эти равнодушные слова, ведь их говорил отец этого ребенка. - Я сама буду смотреть за ним.
- Анна когда-то нянчила меня, - сухо сказал Пол. - Могу заверить, что она лучше тебя справится с маленьким.
Женщина внимательно оглядела Николь, потом перевела взгляд на хозяина, чтобы выслушать его наставления.
Няня Пола. Ну и дела, подумала Николь, розовея от замешательства. Итальянка-то быстро заметит сходство, особенно если она ухаживала за Полом, когда тот был в таком же возрасте. Правда, посмеет ли она заикнуться об этом и вообще что-либо комментировать? Николь убедила себя, что ее тайна не раскроется.
Она сама не имела намерения рассказывать Полу, что он отец ее ребенка. Это было бы нечестно - она же обдуманно пошла на риск забеременеть. Действительно, как ни тяжело это вспоминать без постыдного чувства презрения к себе, Николь и вправду хотела зачать в те памятные выходные.
В то время больше всего на свете она хотела дать Полу ребенка вместо того, которого он потерял, совсем не представляя, что будет в дальнейшем. Или все-таки представляла? В глубине души не надеялась ли она на то, что Пол сочтет невозможным бросить своего ребенка?