Не могу сказать, что мне не терпится поговорить с этим человеком о его прошлом. Но любопытство перевешивает гордость, и я киваю. Ради мамы я должна знать правду. Должна во всем разобраться. Мы смотрим друг на друга чуть больше положенного. Затем Константин откашливается и провожает нас до двери. Саша выходит первым. Плетется к машине, а я так и стою на пороге, не понимая, что делаю, где я, зачем на мне этот дурацкий наряд, и отчего сердце так бешено бьется.
- Прости, если что-то не так, - неожиданно говорит этот человек, и я недоуменно оборачиваюсь. Он стоит в углу, и лишь правую часть его лица освещает утреннее, неяркое солнце. Вторая же половина темная. И почему-то я думаю о том, что у каждого из людей есть добрая и злая сущность. Какой же он – мой отец. Чего в нем больше: хорошего или плохого? Он так заинтересованно на меня смотрит, и выглядит, действительно, порядочным мужчиной. Но что же тогда произошло с ним семнадцать лет назад? Почему он бросил маму, почему не позаботился о ней, почему отпустил? Неужели наше поведение оправдывает отнюдь не наш характер, а всего лишь обстоятельства? Какими же тогда мы жалкими, должно быть, выглядим со стороны. – Зои, я, правда, не знаю, как себя вести. Я – не твой отец. Но сейчас именно я обязан о тебе заботиться.
- Не обязаны.
- Обязан. И я прошу тебя помочь мне в этом. Не отталкивай меня, слышишь? Давай хотя бы попробуем узнать друг друга.
- Я же согласилась встретиться, - облизываю губы и нервно пожимаю плечами. – Что еще вам нужно?
- Ты понимаешь, о чем я.
И я, действительно, понимаю. Однако не собираюсь менять своего мнения. Вряд ли мы станем близкими людьми, вряд ли я приду к нему, когда мне будет плохо или страшно. И пусть биологически он мой родной отец, внутри я не ощущаю ничего, кроме страха перед чужим, неизвестным мне мужчиной, от которого на данный момент зависит мое будущее.
- Я опоздаю на учебу, - поправляю ремень сумки и с вызовом смотрю в эти похожие зеленые глаза. Если Константин считает, что все так просто, он сильно ошибается. – Увидимся после занятий.
Вижу, что он сбит с толку, но не позволяю себе почувствовать укол вины. Мы не должны стать друзьями, не должны привязаться друг к другу. Это совершенно чужой человек, и хотя бы ради мамы я не должна забывать об этом.
Саша уже сидит в черной, тонированной машине. Он небрежно вытягивает ноги, смотрит на меня и хмыкает. Видимо, понимает, что мне сейчас паршиво. Автомобиль трогается, меня грубо припечатывает к сидению, и я впяливаю взгляд перед собой, на кожаный светлый чехол переднего, пассажирского сидения. Не хочу смотреть по сторонам. Не хочу даже думать о том, что меня ждет и на что я подписалась, и все равно думаю: наверняка, эта школа безумно отличается от той, в которой мне раньше приходилось учиться. Меня же отчислят, едва я открою рот на какой-нибудь заумной физике! Блин, о чем я только думала? Водитель резко поворачивает, и я в очередной раз ударяюсь спиной о сидение. – Он что, убить нас хочет?
- Он просто спешит, - поясняет Саша. – Мы опаздываем, а за опоздания у нас классные санкции. Поверь, тебе лучше о них не слышать.
- Пережить бы этот день.
- Кстати об этом. – Мне не нравится тон парня: какой-то неуверенный и виноватый, и поэтому я тут же перевожу на него взгляд. – Тот псих…
- Какой псих?
- Который хотел выпотрошить из меня внутренности.
- Блондин с кошачьими глазами?
- Да-да! Именно он. Так вот. Он…
- Что? – тяну я и полностью поворачиваюсь к брату. Тьфу. К другу. Или не знаю к кому, в общем. – Что ты мямлишь. Говори нормально. Сейчас ты не пьян и не убегаешь от качков.
- Зои, он учится в нашем лицее.
- Что? А я-то думала, хуже быть не может!
- Это ерунда, на самом деле, - добавляет Саша и как-то нервно поправляет ярко-красный галстук. – Я учусь с ним всю жизнь, и столько же он планирует стереть меня в порошок. Но, как видишь, я цел и невредим.
- Ты говорил, что ты – труп, - недовольно напоминаю я и мгновенно завожусь, осознавая насколько паршива ситуация. – Я помогла потому, что думала, у тебя серьезные проблемы!
- Так и есть. Просто эти проблемы немного затянулись.
- Затянулись? Боже, да я ведь ему соврала, и он это понял. А эти лысые секьюрити рядом с ним…, ужас! Что ты на самом деле натворил? Дело ведь не в рыжеволосой отличнице, правда? Скажи честно.
- Пока рано говорить честно, - передразнивает меня Саша и довольно лыбится, будто только что сморозил отличную шутку. – Все будет хорошо. Не бойся.
- Я и не боюсь.
- Тогда, тем более, не кипишуй.
- Почему ты так говоришь? Это ведь опасно. В прошлый раз тебя сильно избили, ты был испуган, растерян. Неужели ты не понимаешь, что может произойти сегодня?
- Нет, Зои, это ты ничего не понимаешь, - резко отвечает парень и вдруг смотрит на меня так обижено и недовольно, что я замираю. Понятия не имею, чем вызвала такую реакцию, но мне определенно становится не по себе. – Забудь.
- Но…
- Забудь, - твердо повторяет он. – Жаль, что я втянул тебя в это, но просто поверь мне на слово. Ладно?
Киваю и растеряно скрещиваю на груди руки. Возможно, я перешла черту, ведь, в конце концов, о Саше мне ничего не известно. И, тем не менее, интуиция подсказывает быть наготове: кто знает, что меня ждет.
Мы останавливаемся около кривого, изломанного здания в стиле деконструктивизма, которое визуально отражает всю агрессивность и враждебность местных взглядов, и я тут же чувствую, как в тугой узел поочередно скручиваются мои органы: чего ожидать от учеников данной школы? Наверняка, они такие же непростые и замысловатые, как и острые, титановые пики, тянущиеся к небу из кирпичного фасада. Саша хлопает дверцей, а я срываюсь с места только после нескольких громких вздохов и мысленного пинка под зад. В конце концов, чего именно я боюсь? Перемен? Людей? Осуждения? Нужно относиться проще к тому, что сейчас со мной происходит. Неважно, что будет дальше, главное – я не перестану быть той, кем я всегда являлась. А мне ведь многое пришлось пережить, не самое хорошее. После побоев некоторых маминых ухажеров, после поздних походов в клуб, разговоров со смердящими алкоголиками, танцовщицами, наркоманами – нынешнее состояние дел не должно внушать мне никакого ужаса. Вот только неясно, почему же так сильно хочется сорваться с места и броситься наутек.
За то время, пока мы доходим до огромных, стеклянных дверей, меня успевают осмотреть и отсканировать сотни любопытных, удивленных взглядов. Я стараюсь не обращать на них внимания. Иду, держусь рядом с Сашей, но, то и дело, ловлю себя на мысли, что неосознанно сжимаю в кулаки руки. Изо всех сил.
- У нас есть правила, - говорит Саша по пути в кабинет директора, и я концентрируюсь на его голосе, одновременно пытаясь абстрагироваться от окружающего мира. – Прогулы – плохо. Форма – хорошо. Внеклассная деятельность – очень хорошо. Драки – отлично, но, если честно, я бы не советовал. Захочешь пустить слухи – дерзай, источник не найдут, уверяю. А вот если решишь выяснить с кем-то отношения – сто раз подумай. Последствия печальные и обычно обсуждаемые. Бурно обсуждаемые.
- Просто Беверли-Хиллз.
Саша усмехается, а я осматриваю огромные, прозрачные окна, из которых состоят практически все коридоры. От того мне кажется, будто я попала в бесконечный, светлый лабиринт из чьих-то лиц, отражений, зеркал. Удивительное зрелище. Никогда еще не видела подобного сочетания простоты и шика. Само слияние этих слов немыслимо. Однако именно это я и ощущаю: воздух, пространство, свободу. Свобода повсюду, и одновременно нигде.
- Ты учишься здесь всю жизнь. – Это не вопрос, но Саша все же отвечает.
- Да. Сколько себя помню – постоянно тут.
- Удивительное пренебрежение к тому, что в глазах других делает тебя счастливчиком.
- Что именно? Окна? Алгебра? Итоговые экзамены? Или, может, ежемесячные сборища в актовом зале, где рассказывают, кто и когда прокололся?
- Видел бы ты мою прежнюю школу. Не выделывался бы.
- Да это не школа, а Колизей. Каждый день – борьба то с учителями, то со сверстниками.
- Везде так.
- Не везде, - вдруг серьезно отвечает парень, и я неосознанно перевожу на него взгляд. – В обычных школах дети просто хотят быть лучшими. А в моей школе все рвут глотку за то, чтобы не стать худшим.
- Какая разница?
- Большая. Стремление развиваться или стремление пройтись по чужим головам? Я не знаю, как там – за пределами моей прочной скорлупы – но у нас здесь сплошное соревнование. И цель – не стать победителем. Да, все хотят выиграть. Но еще больше все хотят выиграть у кого-то. Обойти его. Унизить. Поразвлечься. Самоутвердиться за счет его неудачи, а не за счет собственной победы. Это напрягает.
Саша говорит так, будто, действительно, знает, в чем дело. Будто прошел через подобное, и не один раз. Поэтому я поправляю волосы и тихо спрашиваю:
- А ты, к какому же типу относишься?
- Угадай, - он кривит подбитую губу, смотрит на меня, а я уже знаю ответ. Едва ли крутой парень искал бы спасения посреди ночи в каком-то вшивом мотеле. – Если ты думала, что дружба со мной облегчит тебе жизнь, ты, к сожалению, ошибалась.