- Ой, пора домой! - с несколько преувеличенной небрежностью воскликнула она. - У Мариллы днем болела голова, и Дэви наверняка уже учинил какое-нибудь безобразие. Слишком я тут задержалась.
Всю дорогу до дома Энн неумолчно болтала о всяких пустяках, не давая бедному Джильберту и рта раскрыть, и вздохнула с облегчением, когда они распрощались. С тех самых пор, когда в саду Приюта Радушного Эха ей открылось что-то новое в их отношениях с Джильбертом, ей стало с ним чуть-чуть неловко. В их спокойную юношескую дружбу закралось нечто новое, тревожное, что грозило омрачить и усложнить их отношения.
"Вот уж никак не предполагала, что буду рада распрощаться с Джильбертом, - подумала Энн с огорчением и некоторым раздражением. - Если он и дальше будет так продолжать, от нашей дружбы ничего не останется. Нет, я этого не допущу. И почему мальчики не хотят разумно смотреть на вещи?"
Однако где-то в глубине души Энн жило чувство, что и ее поведение не совсем "разумно". Почему она до сих пор ощущает на руке тепло от прикосновения Джильбер - та? И разве разумно, что это ощущение ей явно приятно - не то что пожатие Чарли Слоуна на танцах в Белых Песках три дня назад. Вспомнив этот эпизод, Энн даже поежилась. Но все затруднения, которые ей причиняли влюбленные поклонники, напрочь вылетели из ее головы, когда, войдя в гостиную Грингейбла, она увидела на диване горько рыдавшего восьмилетнего мальчика.
- Что случилось, Дэви? - спросила Энн, обняв его. - Где Марилла и Дора?
- Марилла укладывает Дору спать, - сквозь слезы проговорил Дэви, - а я плачу потому, что Дора упала в погреб - прямо полетела вверх тормашками - и расквасила нос, и…
- Ну ладно, милый, не плачь. Я понимаю, что тебе ее жалко, но слезами ты ей не поможешь. Успокойся, малыш…
- Я вовсе не потому плачу, что Дора свалилась в погреб, - перебил ее Дэви. - Я плачу потому, что этого не видел. Мне вечно не везет - как где случается что-нибудь интересное, так меня там нет.
Энн так и поперхнулась и, с трудом сдерживая смех, укоризненно сказала:
- Дэви, ну неужели это так интересно - увидеть, как твоя сестра падает с лестницы и сильно ушибается?
- Она не сильно ушиблась, - с вызовом бросил Дэви. - Конечно, если бы она расшиблась насмерть, мне было бы ее очень жалко. Но нас, Кизов, не так-то просто убить насмерть. В этом мы похожи на Блуветтов. В среду Герберт Блуветт свалился с сеновала в стойло прямо под копыта ужасно норовистой лошади. И все равно остался жив - только сломал три кости. Миссис Линд говорит, что некоторые люди такие живучие, что их хоть бревном по голове стукни - ничего им не сделается. Энн, это правда, что миссис Линд будет здесь жить?
- Да, Дэви, и я надеюсь, что ты не будешь ей грубить и озорничать.
- Ладно, не буду, только чего это тебе вздумалось бросать нас? Жила бы лучше здесь.
- Мне не так уж хочется ехать, Дэви, но нужно.
- Если тебе не хочется, то и не уезжай. Ты же взрослая. Когда я стану взрослым, то никогда не буду делать того, чего мне не хочется.
- Нет, Дэви, тебе всю жизнь придется делать то, что не хочется.
- Вот еще! Не буду, и все! Сейчас мне приходится делать то, что не хочется, потому что если я не буду вас слушаться, вы с Мариллой отправите меня в постель. А когда я вырасту, мной вообще никто не сможет командовать. Вот настанет житуха! Скажи, Энн, это правда, что говорит мама Милти - будто ты едешь в университет, чтобы поймать себе мужа?
На секунду Энн ожгло негодование. Потом, напомнив себе, что вульгарные слова матери Милти не должны ее трогать, она засмеялась:
- Нет, Дэви, я еду туда учиться, узнавать новое и расти.
- Куда тебе расти?
- Не телом, а умом.
- Ну а если бы ты действительно захотела поймать мужа, как это делается? - упорствовал Дэви, которого этот вопрос живо интересовал.
- А об этом ты лучше спроси миссис Боултер, - неосторожно ответила Энн. - Она в этом наверняка разбирается гораздо лучше меня.
- Ладно, - с серьезным видом кивнул Дэви. - В следующий раз спрошу.
- Дэви! - вскричала Энн, осознав свою ошибку. - Не вздумай и в самом деле это сделать!
- Но ты же сама мне сказала!
- Пора тебе идти спать, - объявила Энн, чтобы как-то выйти из затруднительного положения.
Глава вторая
ОСЕННИЕ ГИРЛЯНДЫ
Следующая неделя, заполненная бесчисленными "делами-последышками", как их называла Энн, пролетела незаметно. Среди этих "последышков" были прощальные визиты, которые наносила Энн или которые наносили ей. С одними посетителями или посещаемыми она была мила и разговаривала с удовольствием; с другими - холодна и надменна. Это зависело от того, разделяли ли они надежды Энн или считали, что она "много о себе понимает" и что их долг - "щелкнуть ее по носу, чтоб не задирала".
Общество по украшению Эвонли устроило в честь отъезда Энн и Джильберта вечеринку у Джози Пайн. Этот дом выбрали потому, что он был удобный и большой, а также потому, что девицы Пайн отказались бы принимать участие в прощальной вечеринке, если бы предложение устроить ее у них в доме было отвергнуто. Вечеринка получилась очень веселой и приятной. Джози и Герти вели себя как радушные хозяйки и, вопреки обыкновению, ничем не омрачили настроение собравшихся.
- Как тебе идет новое платье, Энн! Пожалуй, тебя в нем можно назвать почти хорошенькой.
- Я рада, что ты так думаешь, - ответила Энн с серьезным лицом, но с улыбкой в глазах. У нее постепенно развивалось чувство юмора, и слова, которые обидели бы ее в четырнадцать лет, теперь только забавляли. Джози подозревала, что эта улыбка в глазах таила насмешку на ее счет, но ограничилась тем, что шепнула сестре:
- Вот увидишь - теперь Энн будет еще больше задирать нос.
На вечеринке присутствовали все "отцы"-основатели общества, полные задора и веселья юности: краснощекая Диана Барри, за которой тенью ходил Фред; Джейн Эн-дрюс, некрасивая, опрятная и серьезная; Руби Джиллис, сияющая красотой в кремовой шелковой блузке, с красной кисточкой герани в золотистых волосах; Джильберт Блайт и Чарли Слоун, которые оба изо всех сил старались держаться поближе к неуловимой Энн; Керри Слоун с бледным и печальным лицом: ее отец запретил Оливеру Кимбаллу и близко подходить к их дому; Зануда Сперджен Макферсон, круглое лицо и оттопыренные уши которого оставались все такими же круглыми и оттопыренными, и Билли Эндрюс, который весь вечер просидел в углу, не сводя глаз с Энн и широко улыбаясь, когда к нему кто-нибудь обращался.
Энн была растрогана подарком, который ей преподнесли члены общества - томиком пьес Шекспира, - и вообще получила от вечеринки большое удовольствие, но под конец Джильберт испортил ей настроение. Он опять сделал ту же ошибку - за ужином на освещенной луной веранде сказал ей какие-то сентиментальные слова. В отместку Энн стала ласково разговаривать с Чарли Слоуном и позволила ему проводить себя домой. Однако она вскоре осознала, что месть наносит больше всего вреда тому, кто хочет отомстить. Джильберт отправился провожать Руби Джиллис, и Энн издалека слышала их веселый смех и болтовню. А сама она умирала от скуки, слушая Чарли Слоуна, который говорил не умолкая, но ни разу не сказал ничего путного. Энн время от времени рассеянно отвечала "да" или "нет" и думала, как роскошно выглядит Руби, а Чарли при лунном свете еще более лупоглаз, и что мир не так прекрасен, как ей казалось в начале вечера.
- Я просто устала, вот и все, - сказала себе Энн, когда наконец рассталась с Чарли и оказалась у себя в комнате. И сама искренне поверила своим словам. Но на следующий вечер, увидев, как Джильберт своим быстрым упругим шагом переходит через мостик и идет к Грингейблу, у нее в сердце словно бы забил тайный ключ радости.
- У тебя усталый вид, Энн, - сказал он.
- Да, я устала, потому что весь день шила и укладывала чемоданы. Да к тому же еще в отвратительном настроении оттого, что сегодня со мной приходили попрощаться шесть женщин, и ни одна из них не упустила случая сказать что-нибудь такое, от чего померкли краски и жизнь показалась серой и унылой, как утро в ноябре.
- Вот язвы, - заметил Джильберт.
- Да нет, - серьезно возразила Энн. - Если бы они были старыми злюками, я бы не обратила на их слова внимания. А они все добрые, все хорошо ко мне относятся, все хотели мне дать материнский совет. По их мнению, ехать в университет - сумасшествие и степень бакалавра мне совсем не нужна. Вот я и думаю: может, они правы? Миссис Слоун вздохнула и сказала: дай Бог, чтобы у тебя хватило сил выдержать такую нагрузку. И я сразу представила себе, как к концу третьего курса превращаюсь в усталую развалину. Миссис Райт сказала, что четыре года в Редмондском университете, наверно, обойдутся очень дорого, и я тут же почувствовала, что не имею права так разбазаривать свои и Мариллины деньги. Миссис Бэлл выразила надежду, что университет не сделает из меня заносчивой всезнайки, и я подумала, что через четыре года стану, наверное, невыносимой гордячкой, которая будет свысока смотреть на всех своих бывших соседей. А миссис Пайн заявила, что студентки университета, "жуткие воображалы и модницы, особенно те, что живут в Кингспорте", не захотят со мною знаться, и я сразу вообразила, как меня все сторонятся: кому нужна какая-то девчонка из захолустья, шаркающая грубыми башмаками по паркетным полам Редмонда?
Энн вздохнула и одновременно рассмеялась. Она была очень чувствительна к недобрым словам - даже когда слышала их от людей, чьим мнением совсем не дорожила.