Солнце зашло за горизонт, занавеси на окне поблекли, потом потемнели. Простыни больше не были ровными песчаными, аромат цветов стал терпким, а музыка глуше. Отдыхая от удовольствия, Ирма повернулась лицом к Салли и сказала:
- Тебя мне послал сам Господь.
- Едва ли, сестра. - Она засмеялась. - Скорее всего кто-то из преисподней. - Она обняла ее и крепко поцеловала в губы.
- Ты не понимаешь, о чем я подумала.
- Боюсь, понимаю. И я согласна…
- Неужели ты читаешь мои мысли, дорогая?
- Мы просто очень похожи, сестра, и обладаем тем, что можно соединить и сделать вместе то, чего мы хотим обе.
Салли Гриффит была опытным врачом.
- Я работала в Хьюстоне, - рассказывала она Ирме. - Потом мне осточертели чужие кишки, у меня были деньги, и я решила поехать посмотреть мир. Я насмотрелась и на мир, и на все остальное. Я поняла: в этом мире главное - деньги. Без них нет никакого смысла жить.
Ирма засмеялась.
- Не думала, отправляясь сюда, что загружусь настолько основательно, Салли…
- Да, сестра. Я же стараюсь.
- Слушай, Салли, а что ты искала, катаясь по миру?
- Что я искала? Все мы ищем одно и то же - себя. Мы рождаемся и теряем себя, свою исключительность в мире других. Каждому хочется быть единственным, неповторимым. Ты согласна со мной? Я знаю, согласна. Не таким, как все. Но, приходя в мир людей, ты становишься одним из миллиардов. Кого-то это вполне устраивает. Ему даже теплее в такой толкучке, но не нам с тобой, Ирма. - Она помолчала. Потом провела рукой по волосам Ирмы. - Я познала все. И выбрала, что мне подходит, что больше всего нравится. Понимаешь, все запреты - церковные, общественные - созданы для одного: вогнать нас в рамки, в систему, чтобы проще управлять. Кто понимает это - вырывается и выходит за рамки. Их вталкивают снова, чтобы не дать узнать про это другим. Но мы-то с тобой знаем, потому нам ничего не страшно. - Потом Салли бросила взгляд на Ирму и задала неожиданный вопрос; - А как ты думаешь, Иржи кто - добрый гений больных и несчастных или естествоиспытатель?
Ирма обратила к ней бездонные глаза, но молчала.
- Я не верю, что человек, одержимый какой-то идеей, способен ставить опыты в чистом виде, - ответила Салли на свой вопрос. - Невольно, поддаваясь искушению доказать самому себе справедливость того, что сам придумал, он обязательно подтасует факты.
Сердце Ирмы сильно забилось. Салли произнесла вслух именно то, о чем она думала не раз, но у нее не было возможности узнать точный ответ.
Ирма вернулась домой в назначенный день. Иржи сам встречал жену в аэропорту. Завидев издали тоненькую фигурку, он взволнованно потирал руки. Ну как, как? Все ли получилось? Одно дело придумать план, технически исполнить его, но главное - курьер. Его организм. Его выдержка.
Вообще-то он не сомневался в Ирме. Он слишком давно работал над ней.
Если бы ему сказали, что изо дня в день он трудился над ней как Создатель, готовя из нее инструмент, с помощью которого пойдет к своей цели, Иржи вряд ли согласился бы. Но как человек, одержимый собственной идеей, он каждым своим шагом, даже, казалось бы, не имеющим ничего общего с главной целью жизни, приближается к этой цели. Потому что сама идея захватывает человека целиком.
Иногда Иржи одолевало странное беспокойство - а не делает ли он чего-то дурного? Он хорошо помнит опасный, греховный толчок в груди в тот момент, когда понял, что Ирму надо оперировать. Этот толчок был сродни радости, но Иржи пытался увидеть в нем особый знак, разрешение свыше на эксперимент.
Операцию он делал тщательно. По полной программе он готовил ее к будущей работе на его идею. В ту пору эта идея только возникала, оформлялась в сознании, он еще не знал, как ее осуществить. Самое главное, надо было подвести Ирму к ней настолько искусно, чтобы она сама предложила себя в курьеры. А для этого жена должна знать, что он спас ей жизнь.
У человека нет ничего более ценного, чем жизнь, и за нее, сохраненную, он способен пронести благодарность через весь остаток дней.
Гистологию больной Ирмы Грубовой доктор Грубов не подшил к ее медицинской карте…
- Иржи! - Ирма кинулась к мужу.
- Моя девочка! - Он схватил ее, обнял, крепко прижал к себе.
- Все хорошо, дорогой. Все слишком хорошо, - прошептала она ему в самое ухо.
- Молодец. - Он поцеловал ее в щеку. - Поехали. Иржи сам вел машину, осторожно, плавно, точно вез огромный аквариум с золотой рыбкой.
- Мы сразу едем в клинику?
- А ты не хочешь отдохнуть?
- Нет-нет, я хочу закончить свой рейс.
Она радостно смеялась. Ветер трепал кудряшки, врываясь в люк на крыше.
- Хорошо.
- Я готова лететь снова хоть завтра.
- Нет, Ирма, мы должны за тобой понаблюдать. Отдыхай.
Она не хотела отдыхать. Наслаждение, внезапно открывшееся ей, полученное столь необычным образом, требовало продолжения. Ирма думала, как ей поступить. Может быть, вызвать Салли в клинику? Нет, невозможно, Салли нужна у Миня.
Внезапно Ирма подумала: а почему эта форма удовольствия так потрясла ее? Разве она замечала за собой когда-то лесбийские наклонности? Ирма замерла от столь неожиданно возникшего у нее вопроса. Она стала напряженно рыться в памяти. Она - девочка, нянька завязывает ей бант в волосах, потом гладит руками по спине, потом ниже, по бедрам, шлепает, задрав платье, щекочет губами шею. Она смеется…
Входит мама, почему-то кричит на няньку, та что-то говорит, а она, Ирма, стоит, не понимая, что происходит, ей хочется, чтобы нянькины руки и губы ласкали ее… Потом она лежит в постели с мамой, кладет руки на ее теплую грудь, но мама почему-то сбрасывает их и сердится… А Ирма вся горит…
Нет, ничего не бывает просто так, у всего есть своя причина.
Клиника была пуста. Иржи занялся Ирмой.
- Все идеально, - объявил он.
- И много получится лекарства? - поинтересовалась Ирма.
Он подумал. Потом сказал.
Она покачала головой и изумленно проговорила:
- Мы получим за это…
- Я думаю, ты хорошо считаешь. - Иржи засмеялся.
- Я хорошо училась в школе.
Ирма одевалась, говорила с мужем, а в голове звучал голос Салли. Ее шепот. Волнующая музыка…
Иржи остался в клинике, а Ирма поехала домой. Вечером, лежа в постели, она ворочалась, словно пыталась отыскать там несуществующую Салли.
Потом сказала себе - стоп, достаточно. Лучше начать думать о другом.
Ирма слетала во Вьетнам еще два раза, Салли была так же нежна, как и прежде. Ирма была без ума от нее. Именно так - трезвая, расчетливая женщина нашла то, чего, оказывается, хотела всегда. Но не знала, что это такое.
Ласки Салли доводили ее до экстаза, ничего подобного она не испытывала ни с кем. Она не желала расставаться с Салли ни на минуту.
- Сестра, давай поклянемся в вечной любви. - Ирма не отводила глаза от Салли. - Я готова ради тебя на все. А ты?
- Да, клянусь. Я тоже. Я сделаю все ради тебя, - сказала Салли.
Они нежно поцеловались.
После третьей поездки Иржи освободил Ирму от предмета.
- Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? Никакой неловкости? Все в порядке?
- Мы много заработали? - не отвечая на его вопрос, спросила Ирма.
- Думаю, да. По крайней мере на ближайшее время нам ничего не надо от Энди. Лаборатория работает. Больные покупают лекарства. Чем больше пациентов, тем больше нужно лекарства.
- Тем больше мы получим денег.
- Тем солидней клиника. Они захохотали и обнялись.
- Ты мой клад, Ирма. Ты сама не понимаешь, какую революцию в медицине мы совершаем!
6
Итак, Ольга Геро приехала. И поразила Ирму своим видом. Впрочем, подумала она, когда они виделись в Москве в последний раз, Ольга тоже была не слишком хороша. Да, конечно, как всегда одета с иголочки, причесана, но нет блеска в глазах, выделявшего ее из любой толпы. Человека, занятого своим делом, управляющего собой и своей жизнью, легко отличить от покорившегося чужой воле.
Они сидели тогда с Ольгой в привычном для них месте баре Дома журналиста. Довольная, веселая, Ирма смотрела на Ольгу. Был полдень, в баре никого, бармен Слава надевал галстук-бабочку, готовясь к приему посетителей.
Ольгу что-то мучило. Ирма несколько секунд смотрела на нее молча, потом сказала:
- Дорогая, только не уверяй меня, что с тобой все в порядке. - Ирма прекрасно говорила по-русски, у нее был дар к языкам, она учила его в школе и в университете, но казалось, что она всю жизнь провела в доме с окнами на Никитские ворота, в центре Москвы. То же протяжное московское "а", что и у Ольги, те же словечки, которые, вероятно, занесли московские гости из разных редакций, да и она сама часто ездила в Москву. - С тобой не все в порядке. Не пытайся вешать мне лапшу на уши.
Полутемный бар освещали разноцветье шара, который вращался под потолком, и экран телевизора. Они пили коньяк, бармен пытался им налить по сто граммов, но дамы наотрез отказались.
- У нас доза, - заявила Ирма.
- Понимаю. - Он свел брови и хитро подмигнул: - Тогда парижского, а?
- Естественно, - снова кивнула Ирма. И ослепительно улыбнулась молодому симпатичному мужчине.
Телевизор внезапно оглушительно заорал, но Ольга не обратила внимания и, как обычно она делала, на сей раз не направилась решительным шагом к нему, чтобы бестрепетной рукой усмирить. Сейчас она даже не слышала голосов из телевизора, поглощенная собой.
- Итак, дорогая, я тебя слушаю. Только не смей финтить! - заявила Ирма решительно, отпив глоток. - Между прочим, хороший коньяк.