Не совсем же они чужие друг другу, в конце-то концов.
– Что-то случилось, Джеф?
– Я продаю компанию, Катрин. Она перейдет к консорциуму, который хочет распространить сферу влияния за пределы своих границ. Если, конечно, все получится.
Господи, от этого человека просто голова кругом! С бухты-барахты в новую авантюру! Неожиданно кольнуло беспокойство за него.
– У тебя неприятности с деньгами, Джеф? Ты же выплатил мне долю Гордона…
– Нет, – коротко ответил он. – Я уже говорил тебе, хотя это и звучит жестоко, но смерть Гордона… – Он вдруг запнулся.
– Смерть мужа разрешила твои финансовые проблемы, – закончила Катрин за него. И не только финансовые, подумала про себя. Впрочем, и «предоплата» с ее стороны тоже была достаточно щедрой.
– Совершенно не собирался вновь поднимать эту тему, – холодно возразил Томпсон.
– Ты не должен продавать компанию из-за меня, – запротестовала женщина. – Если есть нужда, мне ничего не стоит вернуть тебе деньги. Я к ним даже не притронулась.
– Деньги тут ни при чем. Просто я хочу выйти из дела, только и всего.
– Но почему? Ты же превосходный работник, и… – Новая мысль, пришедшая только что, заставила ее замолчать. А вдруг все произошло из-за того, что Гордона больше нет? Томпсон – прирожденный бизнесмен, прекрасный специалист по продаже новейшей бытовой техники, умеет уладить любое дело с клиентом. Но генератором идей всегда являлся Гордон; своим процветанием компания в первую очередь обязана его хватке и таланту.
– Мне трудно одному. – Голос Джефа звучал ровно и безжизненно. – Остались умелые работники, огромный накопленный опыт, наш бизнес по-прежнему очень перспективен. Но мне недостает Гордона, его острого ума, умения быстро принимать решения. Все напоминает мне о нем, ведь это было наше общее детище.
– Да. Да, я понимаю тебя.
Друзья были очень близки – ближе, чем братья. Это не значит, что они никогда не ссорились, наоборот, порой сцеплялись, как кошка с собакой. Но по большому счету всегда действовали заодно. Они были безгранично преданы друг другу, и нередко от этой преданности страдали другие. И в первую очередь – она, Катрин.
Официант принес коктейли и меню. Женщина смотрела на отпечатанный листок невидящим взглядом. Ей впервые открылось, что скорбь Джефа так же глубока, как ее собственная. Ему даже тяжелей. Ведь он был там, возле обрыва, – беспомощный свидетель гибели сперва Рона, а потом Гордона, когда тот пытался спасти ребенка. Ужасно стать очевидцем подобной трагедии. Слава Богу, ее миновала чаша сия.
Катрин справилась с подступившими слезами. Да, ее ребенок погиб, и уже ничего не поправишь. Но пусть отчаяние останется в прошлом. Хватит с нее скорби, она и так уже едва не поставила крест на собственной жизни. Однако больше не позволит себе потерять уверенность в своих силах.
Женщина остановила выбор на салате и лососе, запеченном со специями, и отложила меню.
Джеф внимательно следил за ее лицом. Ничего, дорогой, ты на лице моем не прочтешь. Я научилась скрывать свои мысли. Испугался вести дела без Гордона– твои проблемы. И мнения моего не прочтешь по глазам. Хотя бы потому, что нет у меня мнения о том, как тебе поступать, как жить. Впрочем, не дадим иссякнуть беседе. Мы же нечто вроде «двоюродных» друзей. Пока есть силы на вежливость в общении, будем вежливыми.
Она подняла бровь, выказывая интерес к судьбе собеседника.
– И что же ты собираешься теперь делать?
Он вздохнул.
– Еще полгода поработаю в компании, чтобы помочь людям приспособиться к переменам. После этого по условиям договора я не должен заниматься подобной работой три года.
– Три года – большой срок. Чем ты их заполнишь?
– У меня есть на этот счет кое-какие идеи.