- Скажи, ты… что ты чувствуешь? - спросила я. Сережа посмотрел на меня так удивленно, будто я заговорила на иностранном языке. Говорить о чувствах он никогда не умел. Сергей замешкался, не зная, что ответить, затем пробормотал, что хочет пить, как "чертов верблюд". Я проскользнула в ванную и долго стояла рядом с работающим душем, пытаясь привести свои мысли в порядок. Однажды придя к решению, что мы должны быть вместе, Сережа не допускал сомнений, не подвергал проверке. Я бы многое дала, чтобы узнать, почему я, а не какая-то другая, была избрана им для совместной жизни. Отчего я, помешанная на личном пространстве, замкнутая, молчаливая переводчица текстов, а не веселая, румяная медсестра из больницы, где Сереже вырезали аппендицит? Я вспомнила, как она отчаянно флиртовала с ним, а он отвечал ей веселыми шутками, и они так хорошо смотрелись вместе, что я даже подумала, что их союз был бы куда логичнее нашего. Они были словно из одной секции супермаркета, а я - из другой, лежали, красиво упакованные, на одной полке среди колбас, а я размещалась на палете где-нибудь в отделе растений, в горшке, уцененная за слишком вялое цветение. В двери ванной постучали. Мама проснулась.
- Даша, открой! Ты сидишь там уже полчаса! - возмущенно грохотала она, и мне пришлось просто сунуть голову под струю воды и намочить волосы, чтобы как-то оправдать мое получасовое отсутствие. Я вылетела из ванной, замотанная в банный халат, и мама тут же ураганом ворвалась туда. Сережа смотрел телевизор, единственный русскоязычный Первый Канал, утренние новости. Я ненавидела новости и всю эту бесконечную бессмысленную говорильню, поглощающую часы и годы нашего времени. Странно, я не смогла вспомнить, где в доме Андре стоит телевизор.
- Ты уверена, что напялить на меня костюм - хорошая идея? - спросил Сережа через плечо, не глядя на меня.
- Я не помню тебя в костюме. Вообще! - поразилась я. Будучи системным администратором, Сережа пользуется привилегией свободы в выборе формы одежды. Использует он эту привилегию скучно, одеваясь в одно и то же изо дня в день. Он приобретает вещи на распродажах. Светлые джинсы со светлой водолазкой, темные джинсы с темным свитером. Джинсовые шорты с футболкой. Максимум фантазии проявляется в изображении на футболке. Сегодня это - дракон, держащий в лапах стакан с известным всему миру брендом газировки. Кажется, ему эту футболку подарила я.
- У меня его и нет, - пожаловался Сережа, протягивая руку к тарелке с прикрытыми колпаком круассанами. - Я не хочу идти на этот ваш прием.
- Так не иди, - пожала плечами я, нервно хватая один из круассанов. Почему я не заказывала завтрак в номер, когда тут не было мамы? Мне не хотелось, чтобы кто-то сюда заходил. Иногда я не была в номере до самого утра.
- Думаешь, твоя мать не обидится? - обрадовался Сережа. Но мама немедленно воспротивилась. Объяснить, почему ей непременно нужны и я, и Сережа, она не считала нужным.
- Ты должна переводить мне, Даша. Как я буду там одна общаться с продюсером? И я уже сказала месье Робену, что к тебе приехал твой молодой человек.
- Скажем, что он уехал, - пожала плечами я, но маме, видимо, хотелось иметь большую группу поддержки. Звезды всегда ходят со свитой, а у нее не было никого в наличии, кроме меня и Сережи. Так что еще до обеда мы оказались в магазине, где мама то и дело примеряла на нас разные вещи, словно мы были манекенами.
- Я чувствую себя идиотом, - морщился Сережа, один за другим отбрасывая в сторону пиджаки то со слишком узкими плечами или слишком длинными рукавами, то не сходящиеся на животе или, наоборот, такие, в которые можно обернуться два раза.
- У месье нестандартная фигура, - разводила руками продавщица, а мама злилась и смотрела на часы. В двенадцать часов в нашем номере должен был появиться визажист, и мама боялась опоздать, она хотела предстать перед продюсером во всем блеске, а это значило, что на макияж потребуется никак не меньше пары часов. При условии, что платье для обеда уже выбрано. Я смотрела на все это в абсолютном бессилии. Тебе необходимы каблуки! - вдруг воскликнула мама. - Скажи им, чтобы принесли что-нибудь подходящее. Ты наденешь бежевую блузку и длинную красную юбку с цветочным принтом.
- Нет, не надену. Это слишком ярко, - возмутилась я, но мама только усмехнулась про себя и отошла к Сереже. Мне принесли туфельки Золушки, которые я бы потеряла обе сразу, и притом с удовольствием. Красные тонкие блестящие перемычки на босоножках немедленно впились в босые пальцы но ступня лежала на стельке так, словно колодку выпиливали прямо по моей ноге. Однако материала было слишком мало, а шпилька - чересчур высока для меня. Я чувствовала себя эдаким клоуном на ходулях. Но Сереже почему-то понравилось.
- Вах, какая женщина! - воскликнул он, когда я, облаченная в летящую длинную красную юбку, тонкий шелковый платок и бежевую блузку с оголенными плечами, вышла из примерочной. Вышла - громко сказано. Цок-цок, на шесток. Я постоянно боялась упасть, и только одна мысль грела меня - что скорее всего в этом идти на прием мне не придется. Потому что никакого приема не будет. Интересно, когда наконец эта мысль придет в голову маме? Это просто ужас, - проворчала я, пытаясь разглядеть себя в зеркале. Оттуда на меня смотрела длинная, как каланча, перепуганная, раскрасневшаяся от напряжения девица с большими карими глазами - взлохмаченная и балансирующая, как на канате.
- Просто позор, насколько ты пошла в отца! Где моя грациозность, где шарм?
- Оставила в номере, - буркнула я, а мама, всплеснув руками, принялась показывать мне, как правильно ходить на высоких каблуках. Ходить у меня кое-как получалось, но я благоразумно предпочитала двигаться поменьше. Главное, что мне не нравилось во всем этом наряде - это то, что я была в нем не я. Открытые руки, браслеты, умело подобранные мамой, темные солнцезащитные очки, ярко-красная помада. В зеркалах витрин торгового центра Форум лез Аль отражалась другая женщина, намного красивее и смелее, чем я, и мне это казалось несправедливым по отношению к той, другой, настоящей.
- А мне кажется, Даша очень похожа на вас, - неожиданно встрял Сережа, за что получил долгий осуждающий взгляд от моей мамы. Время стремительно утекало сквозь пальцы, я чувствовала, как песчинки проскальзывают между фалангами. Мама казалась поразительно спокойной для человека, который собирается на обед "неизвестно куда", на встречу "неизвестно с кем".
- Может быть, есть смысл позвонить Андре? - спросила я, когда мы все, с миллионом пакетов в руках, утрамбовались наконец в такси. Неожиданно удивленный взгляд мамы заставил меня похолодеть. Она помолчала, словно осмысливая услышанное, затем склонила голову и спросила строго:
- Андре?
- Разве его не так зовут? - поинтересовалась я с намеренной жесткостью, каким-то капризным тоном. Мама закатила глаза.
- Вот поэтому я и не люблю выходить с тобой в свет, Даша. Ну как тебе могло прийти в голову так назвать совершенно чужого человека? Что за бесцеремонность? Где твои манеры?
- А я и не люблю выходить в свет, потому что не люблю этого в принципе, мама, - возразила я. - Я и сегодня не хочу никуда идти, это тебе нужен переводчик.
- Да, нужен. Может быть, ты предложишь мне нанять кого-то постороннего? Он, во всяком случае, не опозорит меня, назвав месье Робена Андре. Господи, Андре! Даже я себе этого не позволяю, а ведь он - мой врач. Даша, какой кошмар!
Мама разыгрывала вселенскую трагедию, не подозревая, что кошмар куда глубже и хуже, чем она может себе представить. Я сплю с ее врачом. Интересно, как это - с точки зрения правил хорошего тона? Я спала с ним в кладовке нашей гостиницы, в нашем номере, в его квартире, куда мы собираемся ехать. Я звала его Андре, потому что он был моим любовником. Сережа смотрел на нас с мамой нехорошим взглядом, полным вопросов и подозрений.
- Этот доктор что, действительно так хорош, как ему платят? Неужели у нас в России нет нормальных врачей? - спросил вдруг Сережа.
- У нас в России есть все, - строго сказала мама. - В этом нет никаких сомнений. Только не надо расспрашивать меня о моих делах и моем здоровье. Я совершенно здорова, и дела у меня - лучше некуда. Вы меня поняли, Сережа? Улыбайтесь. Даже если этот костюм не сидит на вас идеально, улыбайтесь так, словно он сидит замечательно. В конце концов, когда еще вы побываете на обеде французской аристократии? Французской аристократии? - выдохнула я, едва не поперхнувшись собственной слюной. - О чем ты?
- Ох, глупый мой ребенок, ты все читаешь, переводишь, да только не то, что нужно. Не те книги. Хоть бы в интернет заглянула. Ты хоть знаешь, что семья нашего месье Робена принадлежит к очень старинному роду? Его мать, Габриель Буже, это по третьему мужу. По первому - не знаю, если честно, об этом мало что известно. Второй ее муж, Владимир Рубин. Черт его знает, как эта фамилия превратилась в Робена, но это неважно. Главное, девичья фамилия Габриэль Буже - Де Моро, она - одна из потомков Лотарингского дома.
- Какого дома? - переспросила я, теряя дар речи.
- Лотарингского. Господи, Даша, какая разница, если ты все равно в этом не разбираешься. Она происходит из очень древнего рода. Хотя сейчас в Париже, в кого не ткни, все потомки Каролингов, но это ничего не меняет. Это общество очень и очень достойное.
- И с чего ты взяла, что мы туда попадем? - осторожно спросила я. - Одно дело - обед с Анд… с месье Робеном, другое…
- Другое дело - обед в резиденции его матери, приглашения куда нам прислали сегодня утром, - отбрила меня мама, выходя из такси. Она спешила на встречу с визажистом, а мне вдруг захотелось забиться обратно в такси и немедленно уехать в аэропорт. Прием на высшем уровне? Я даже приемы на низшем никогда не посещала, а тут вдруг… Потомки кого? Каролингов? Ну уж нет.