Она уехала в отпуск, так что надо за ней отправиться. Клиент оплачивает самолет, гостиницу, все издержки! Лучшего предложения я и не вспомню! Соглашайся!
— Самолет? — лениво спрашивал я. — И куда это мне нужно за ней лететь?
— Она отдыхает в Ялте...
— Нет! Никогда! Там еще жарче, чем здесь! — кричал я. Мысль о том, что я буду шестнадцать часов в день мотаться по южному городу за какой-то банкиршей, была мне глубоко противна. Как и любая мысль, связанная с необходимостью вылезать из ванны.
Я просыпался, смотрел на висящий за окном термометр, видел красный столбик, поднявшийся выше отметки +30°С, и это зрелище мгновенно вгоняло меня в депрессию.
Не знаю, как долго бы это продолжалось, если бы однажды вечером в очередной раз не позвонил Генрих.
— Слушай, бездельник, — сказал он. — Я твой ангел-хранитель. Ты это знаешь?
— А удостоверение у тебя есть? — сварливо спросил я. — С печатью?
— Не хочешь вылезать из квартиры — ладно. Я нашел клиента, который сам придет к тебе домой.
— Зачем?
— Он нуждается в человеке, который сопровождал бы его во время встречи. Ночью. Это как раз для тебя. Ночью, как ты понимаешь, не так жарко, как днем. Можешь подстраховаться и надеть панаму...
Короче говоря, в семь часов вечера этот человек позвонил в мою дверь. Я открыл ему, будучи одет в белые шорты и шлепанцы. Мой гость скептически оглядел меня, но ничего не сказал. Сам он был в светлых брюках и майке-поло. Ему было лет тридцать, и ему было так же жарко, как и мне. В кулаке гость держал платок, и каждые пять минут платок впитывал в себя пот с висков, лба и шеи визитера.
— Николай, — сказал он. — А вас зовут Костя, я знаю... Выключите эту дурацкую музыку!
Сказано это было резко. Пожалуй, даже зло. Я вздохнул — не надо было слушать Генриха, не надо было соглашаться на это дело... Приходят всякие Николаи и командуют с порога, что мне делать.
Однако сожалеть было поздно. А препираться из-за включенного магнитофона — глупо и лениво. Я щелкнул клавишей. Гость хмуро кивнул и сел на диван.
Некоторое время он осматривал комнату, одновременно барабаня пальцами по своей коленке. Потом посмотрел на меня и спросил озабоченно:
— У тебя пожрать ничего нет? Я уже сутки ничего не ел...
Последние дни я хотел только пить и о еде не думал вообще. Для очистки совести я заглянул в холодильник, но там обнаружились лишь окаменелый печеночный паштет и пустая коробка из-под плавленого сыра «Виола».
О чем и было доложено Николаю. Он воспринял известие как должное, понимающе покачав головой.
— Ну и хрен с ним, — все так же резко сказал он, словно кто-то только что пытался ему доказать исключительную важность приема пищи в вечернее время. — Не в еде счастье. Мне вообще надо худеть.
Я не стал спорить, хотя, на мой взгляд, лишнего веса у Николая не было. А его лицо вообще казалось истощенным долгой голодовкой.
И еще — его руки. Они никак не могли успокоиться. Они совершали какие-то движения: Николай либо хлопал себя по коленям, либо вытирал пот с лица, либо потирал небритые щеки, либо теребил обивку дивана, либо... Мне сразу захотелось подарить ему наручники на день рождения.
— Ну так что? — сказал я, садясь в кресло напротив Николая. — Что вы хотите?
— Что я хочу... — Николай скривился. — Тебе какое дело, чего хочу...
— То есть как? — удивился я. — Мне сказали, что вам нужен провожатый на какую-то встречу...
— Танк мне нужен, а не провожатый, — сказал Николай. — Танк, чтобы вкатать в землю всю эту братию до последнего человека...
— Может, воды принести? — спросил я.
— Неси, — кивнул Николай. — А еще лучше стратегический бомбардировщик.
— Я все-таки принесу воды, — сказал я и пошел на кухню. По дороге я пару раз помянул Генриха тихим нецензурным словом.