Но Тиллоттама - в ней было все - венок улыбок, отблески движения и цвета, красивые формы, и Тамралипта наделил юную женщину всем очарованием мира. Его мира, его страны, наполненной плодотворным зноем солнца, влажным дыханием могучих морских ветров. Плодородная земля рождала буйство растительной жизни, неистово стремившейся к солнцу и небу, насыщавшей бесчисленных животных, несчетные массы людей. Здесь расцветать и созревать было нужно быстро, наливаясь всей силой кипучей жизни, чтобы успеть вручить ее следующим поколениям, ибо силы тропической природы, порождавшей изобилие животных и растений, также быстро убивали, обуславливая ускоренную смену поколений, убыстренный круговорот жизни и смерти, порождения и разрушения. Оттого так силен культ Шивы, из всех богов наиболее соответствующий душе природы тропической Индии. Оттого образ прекрасной женщины, созданный индийскими художниками, мечтательно воспетый поэтами в народных сказаниях тысячелетия тому назад, так отличается от образа красоты других стран и непонятен теперь, когда городская жизнь оттолкнула человека от верного чувства природы. А в прошлом Тамралипта находил один и тот же образ Парамрати, очаровавший его и слившийся с его мечтами и представлениями. Скульпторы и живописцы Древней Индии были едины в своих стремлениях. Красные фрески пещерных храмов Аджанты с их черноволосыми, узкоглазыми нагими принцессами, бесчисленные скульптуры храма Махадевы в Кондоре, воздвигнутого восемьсот лет назад. Сплетающаяся с деревом девушка-якши в древнейших двухтысячелетних храмах в Бхархуте и джайнской Чайтье в Матхуре… - он и не знал тогда, что там родилась и жила Тиллоттама… - везде и всюду чувственная сила в постоянной любовной истоме…
И не столь древние изваяния храма Вишну в Бадаме, статуи Сакхи в Кандравате, в Мальве, в храме Солнца в Конараке, даже в далекой Бирме - все созданные художниками различных народностей Индии шестьсот-тысячу лет назад.
Самым ярким и сильным выражением древнего идеала женской красоты он считал статую во внешнем зале Чайтья в храмах Карли. Чета, мужчина и женщина, была высечена прямо из каменной стены пещеры. Женщина невысокого роста изображала плавное движение танца. Правая нога, ступившая вперед и налево, перекрещивалась с согнутой в колене и отставленной назад и вправо левой ногой. Разрушенная временем правая рука когда-то тянулась вперед, а левая обнимала за талию мужчину. Толстые браслеты на щиколотках, узенький плетеный пояс поперек бедер со свисавшей посредине гирляндой и огромные серьги в ушах составляли весь наряд женщины. Круглое лицо было подпорчено временем, но еще хранило отпечаток веселой красоты, отличавшейся от распространенной теперь среди индийских женщин. Широкий и низкий лоб, огромные, широко расставленные глаза, маленький закругленный нос, небольшой рот с полными, раскрывшимися, как лепестки, губами. Узкие плечи, прямые и круглые, ноги и руки тонкие и маленькие. Крепкие, тесно посаженные груди выдавались широкими полушариями. Ниже стан женщины сужался к высокой талии. Отсюда, немного выше уровня пупка, крутыми дугами очерчивались очень широкие бедра. Могучие линии бедер стекали вниз и круто стягивались выше колен, где ноги казались даже чересчур тонкими по контрасту с мощью бедер.
И если взять за центр место, где сходятся углы складочек паха, то по контурам бедер можно было бы описать круг, внизу не достигавший колен на треть всей длины бедер, а вверху пересекавший самое узкое место талии выше пупка. Диаметр круга, соответствующий диаметру самого широкого места бедер, был значительно шире плеч. Как убедился потом Тамралипта, эти пропорции были у всех древних статуй. Темный камень изваяния отчетливо выделялся на выкрашенной известью стенке ниши, и художник увидел статуи, едва лишь вошел в храм. Тамралипта сразу понял, что нашел настоящее, пусть несколько утрированное и усиленное выражение идеи древнего искусства. Восторг сменился ощущением неопределенной утраты, потому что художник еще не встретил ничего похожего среди живых женщин. Постепенно осмотревшись, он заметил в полумраке подземного прохода вне зала Чайтья полностью изваянные, отделенные от скалы скульптуры - две четы верхом на лежащих с подогнутыми ногами слонах. На правом слоне, впереди мужчины, на самой шее животного сидела нагая девушка. Тамралипта узнал то же прекрасное тело, которое поразило его в зале Чайтья. Ноги девушки охватывали шею слона и были скрыты его ушами. Древний художник удивительно правдиво и изящно передал движение любовной истомы - изогнув спину, с высоко поднятыми грудями, девушка откинулась назад к любимому, обняв правой рукой его шею, а левую закинув себе за голову. Задумчивая улыбка маленького рта в беспечно поднятом к небу лице, маленькие складочки на животе, образовавшиеся от поворота тела в пояснице - все эти живые и милые подробности, заметные острому глазу художника даже в скудном свете, наделяли древнее изваяние подлинной жизнью. Тамралипта вздохнул от зависти к мастеру, у которого перед глазами были такие модели. То, что этим изваяниям служили моделью подлинные живые женщины тех времен, Тамралипта не сомневался - так ярко светилась в скульптурах правда живого тела. Захваченный находкой близкого его мечте образа женщины, художник продолжал изучение древних скульптур и фресок. Он натолкнулся на совершенно тот же тип женской красоты в древней джайновской Чайтье в Матхуре - статую якши, девушки, сплетающейся с деревом, во всей мощи расцвета своего тела, изваянного с несколько меньшим искусством, чем статуи в храмах Карли, созданные на триста лет позже. Тамралипта узнал, что в Древней Индии этот канон красоты женщины был создан школой художников Матхуры и повторен тысячи раз в течение десятков столетий.
И в Матхуре же, по странному совпадению, родилась Тиллоттама - живое воплощение древнего канона. Нет, не нужно об этом. Удивленный художник открыл, что совершенно сходный с каноном Матхуры идеал женской красоты был создан в более древние времена и на далеком Средиземном море - на острове Крит, в эпоху критской культуры, распространился в Финикию и на все побережье Малой Азии. Этот же идеал вдохновлял безымянных ваятелей каменного века Африки, Европы и Азии. Все они дали лучшее выражение возможного тогда взлета человеческого духа: прекрасное тело, любовная страсть, могучее желание…
Тамралипта не понимал, почему для него, художника двадцатого века, близок этот древний канон женской красоты, почему из всего многообразия живых и изменчивых форм человеческого тела матхурский идеал дышит властным очарованием и звучит безусловно верно. Почему истинная красота женщины выражена тонкой талией, широкими бедрами, круглыми грудями? Художник чувствовал, что путь к осуществлению его образа Сундарты Анаупамы, все более созревавший в нем, лежит через древний канон. Но от объяснения Несравненной Красоты Тамралипта был так же далек, как и в первый день исканий. Попытки понять историю появления древнего идеала привели его сначала в Матхуру, затем в Бхутесвар, где оказалась чудесная статуя якши. У изваяния произошла встреча.
Художник приподнялся и сел на ложе, поджав ноги. Жемчужный предрассветный отблеск снегов проник в окошечко его кельи. Ветер продолжал обдувать стены монастыря, уныло свистя и завывая в щелях, окнах и крышах. Только сейчас Тамралипта почувствовал, что совсем застыл от холода. Он с головой нырнул под одеяло и съежился, пытаясь согреться.
Гуру и Тамралипта уединились на самой высокой башне. С рассветом ветер утих и, казалось, весь светлый простор кругом слушает негромкую речь учителя.
- Я много думал о тебе, сын мой, - начал гуру, - и не назову тебя челой, ты им не будешь, даже если бы я захотел этого… - на протестующий жест художника Дхритараштра ответил беглой улыбкой. - И многое открылось для меня - теперь я чувствую право советовать тебе. Ты стоишь на пути, ты видишь цель жизни в том, чтобы работать для людей, ты знаешь меру в своих стремлениях. Из меры и цели родятся смысл и порядок жизни - тот духовный огонь, что ведет к освобождению…
Неожиданно на башне появился молодой прислужник и почтительно поклонился йогу.
- Принеси жаровню, кувшин и чашку для риса, - попросил гуру и замолчал в ожидании.
Тамралипта осмелился нарушить молчание.
- Прости меня, учитель, но как Кхантсе узнал, что нужно прийти?
- О, это просто, - начал гуру, но тут вновь появился мальчик.
Дхритараштра взял высокий медный кувшин, конусом сужавшийся кверху, поставил на него плоскую чашку, а в чашку положил раскаленный уголь из жаровни.