- Вы куда–то уезжаете? - спросила она. Отчего–то ей стало не по себе при мысли о том, что она останется одна в огромном пустом доме. По сравнению с этим даже общество Люка казалось не таким невыносимым.
Он пожал плечами.
- Каждое утро я выхожу на прогулку с Гармом. И обычно это занимает не меньше двух часов.
Ну разумеется, такой огромной собаке необходимо много бегать.
- Я могу пойти с вами, - быстро сказала Робин и почти сразу же пожалела об этом, вспомнив, что собиралась уехать на весь день в город.
- Можете, - равнодушно согласился он, - если у вас найдется подходящая одежда и обувь, чтобы карабкаться по холмам. Там, где мы обычно гуляем, не слишком много тропинок.
Робин как раз взяла с собой подходящую экипировку, потому что рассчитывала гулять по окрестностям с Дотти. Она много слышала о живописных нормандских пейзажах и хотела увидеть их своими глазами.
С Дотти, но не с Люком.
- В таком случае, можете присоединиться к нам около восьми часов. Если, конечно, это не слишком рано для вас, - не преминул он уколоть ее.
Его равнодушный тон говорил о том, что ему совершенно безразлично, пойдет с ними Робин или нет. Он выходит в восемь утра, и точка.
А почему бы и нет? Люк уже не раз давал ей понять, что ставит свои желания и потребности превыше всего. И, что самое странное, Робин начала понемногу привыкать к этому.
5
Ночью Робин спала беспокойно. Ей снилось, что она превратилась в огромную собаку и Люк читает ей лекцию о том, какие сложные, непостижимые и противоречивые существа - женщины. Робин хотелось возразить ему, но из собачьей пасти вылетало лишь негромкое поскуливание. Она проснулась, все еще возмущенная своим неожиданным бессилием, а затем, сообразив, что это был только сон, тихонько рассмеялась и поудобнее устроилась в постели, чтобы заснуть снова. Но сон не шел. Некоторое •время Робин ворочалась с боку на бок в тщетных попытках уснуть, но наконец сдалась и стала лежать тихо, вслушиваясь в темноту.
В противоположность другим старым домам "Медвежий угол" был удивительно тих. Ничто в нем не скрипело, не кряхтело, не постукивало, не скреблись мыши - Робин подумала, что их, должно быть, давно повыловил храбрый Гарм. Только шумел ветер за окном, да изредка откуда–то доносился жалобный крик ночной птицы. Наконец, измученная бессонницей, Робин решила спуститься в кухню и приготовить себе горячего молока. Это верное средство никогда еще ее не подводило. Она встала, накинула халат и толкнула дверь своей комнаты.
Сначала ей показалось, что дверь заперта, но затем Робин поняла, что ее просто подперли чем–то тяжелым. Навалившись всем телом, Робин сумела немного приоткрыть ее и в образовавшуюся щель увидела темно–серую шкуру Гарма. Пес спал, привалившись спиной к двери и вытянув мощные лапы. Открывающаяся дверь побеспокоила его, и он, не просыпаясь, издал уже знакомое Робин низкое предостерегающее рычание.
Робин снова захлопнула дверь и бросилась на кровать. Не было никаких сомнений, что Люк специально оставил у двери пса, чтобы помешать ей выйти. Должно быть, она действительно слышала сквозь сон, как он разговаривает с собакой около ее двери. Робин со всей силы стукнула кулаком по подушке. Пес за дверью завозился, устраиваясь поудобнее, громко зевнул и снова затих. Неожиданно для себя Робин тоже довольно быстро заснула.
Утром ее ждало еще одно потрясение. Проснувшись около семи утра, она подошла к окну, чтобы посмотреть, не улучшилась ли погода. Но, раздвинув занавески, застыла словно громом пораженная.
Чуть поодаль возвышался крутой утес. На вершине его, на самом краю, росла одинокая сосна. Странно изогнутый ствол, широко раскинутые ветви - все было до мельчайшей черточки знакомо Робин. Сотни раз она видела эту сосну и этот утес на картине в своей гостиной.
На картине Теренса.
Он подарил ей эту картину в тот день, когда сделал предложение. После его смерти Робин сняла пейзаж со стены, чтобы убрать в кладовку, потому что его вид пробуждал в ней слишком грустные мысли о недавней утрате, но так и не смогла этого сделать. Много–много часов провела она на диване в странном оцепенении, устремив взгляд на стоящую у стены картину. Подолгу перебирала в памяти каждую свою встречу с Теренсом, каждый час, проведенный с ним, упиваясь сладкой болью, которую причиняли эти воспоминания.
И вот теперь они нахлынули вновь…
Без четверти восемь Робин спустилась вниз. Люка нигде не было, но теплый чайник на плите в кухне ясно показывал, что он вышел совсем недавно. Робин снова зажгла газ, села за стол и задумалась. Неужели Люк ушел без нее? Она бы не удивилась этому, если бы сейчас было хотя бы пять минут девятого, но вряд ли он решится уйти на пятнадцать минут раньше им самим назначенного времени, просто чтобы позлить ее.
Она уже допивала кофе, когда услышала знакомый стук входной двери. Люк появился на пороге и смерил ее взглядом с головы до ног.
- Гмм… что–то вы не похожи на раннюю пташку, - сказал он вместо приветствия.
- Доброе утро, - со значением произнесла она.
- Доброе, если вы так считаете, - согласился Люк, но в его глазах плясали смешинки. - Надеюсь, вы хорошо спали ночью.
- Благодарю вас, я замечательно выспалась, - холодно ответила Робин, решив ни словом не упоминать о собаке.
Люк недоверчиво посмотрел на нее, потом подошел к плите и принялся готовить кофе для себя.
- Я попросил Гарма провести ночь у вашей двери, - сказал он, не оборачиваясь.
- Вот как? - заметила она с великолепно разыгранным удивлением. - Для чего?
- Я подумал, что так вы будете чувствовать себя в безопасности.
- В безопасности от кого?
Вопрос был резонный. Люк был единственным, кроме Робин, человеком в "Медвежьем углу", а уж ему–то Гарм никак не стал бы препятствовать, реши он войти в ее спальню.
- Ну… просто в безопасности, - невнятно пробормотал Люк. - Прошу меня простить, если я был не прав.
На самом же деле он ничуть не выглядел виноватым.
- Так вы все–таки собираетесь отправиться с нами на прогулку? - спросил он, присаживаясь к столу с чашкой кофе и оглядывая ее костюм - теплый вязаный свитер, джинсы и ботинки на толстой подошве.
- Это очевидно, - хмуро отозвалась Робин. Сегодня у нее совсем не было настроения пикироваться с Люком.
- Очевидно, - подтвердил Люк, с видимым наслаждением прихлебывая кофе.
Было уже начало девятого, но Люк, похоже, никуда не торопился. Это дало Робин еще один повод почувствовать себя рассерженной. Боясь опоздать, она спустилась вниз, не успев даже принять душ, а теперь ей приходилось просто сидеть и ждать, пока он позавтракает.
- Разве нам не пора идти? - наконец нетерпеливо произнесла она. Ей уже становилось жарко в теплом свитере, предназначенном для прогулок.
- Нам некуда спешить, - заметил Люк. - Холмы никуда не денутся ни за полчаса, ни даже за час.
Робин резко выпрямилась.
- Я подожду вас во дворе, - сказала она. В конце концов, она собиралась подышать свежим воздухом, и общество Люка для этого вовсе не обязательно.
- Отлично, - спокойно ответил он, с прежней неторопливостью отпивая еще глоток кофе.
Свежий, пожалуй даже чересчур свежий, воздух на улице помог Робин восстановить душевное равновесие. Туман совсем рассеялся, и день обещал быть ясным. Машина Робин, которую Люк перегнал с шоссе еще вчера, пока она принимала ванну, стояла во внутреннем дворе, соседствуя с "ситроеном" хозяина дома. Ворота были распахнуты настежь.
Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Гарма во дворе нет, Робин решилась выглянуть за ворота. На месте вчерашней ямы темнел холмик свежевскопанной земли. Трупа собаки нигде не было видно.
Робин почувствовала легкий укол совести. Люку, должно быть, пришлось встать очень рано, чтобы закончить прерванную вчера работу. Понятно, что после этого ему хотелось спокойно отдохнуть за чашкой кофе, поэтому зря она так рассердилась на него.
Забавно. Каждый раз, когда поведение Люка начинало особенно раздражать ее, обязательно находилось что–то, что заставляло думать о нем лучше. Но стоило Робин мысленно хоть немного примириться с ним, тотчас же его очередная выходка сводила благоприятное впечатление на нет.
- Вы готовы?
Люк стоял в дверном проеме, держа Гарма за ошейник. Пес нетерпеливо перебирал лапами, его длинный, тонкий хвост возбужденно ходил из стороны в сторону.
- Готова, - немного резко ответила она. - Куда мы пойдем?
- Для вас это имеет какое–то значение? - усмехнулся он.
Внезапно ей в голову пришла мысль.
- Мы можем подняться на утес, который виден из окна моей комнаты? Тот, на котором растет сосна?
- Вы имеете в виду Па–о–Сьель? - уточнил Люк.
- Па–о–Сьель? Что это?
- Так здесь называют это место. По–французски это значит "Шаг в небо". Дерево нависает над шоссе, и местные жители твердят, что нужно срубить его, пока оно не свалилось кому–нибудь на голову. Но в действительности никто и пальцем не шевельнет. И знаете почему?
- Почему? - машинально спросила Робин, занятая своими мыслями. Она всегда удивлялась, почему Теренс назвал свою картину "Шаг в небо", а оказывается, он просто перевел название местечка на английский… Или здесь было что–то еще?
- Потому что в глубине души каждый ждет, что оно не рухнет, а взлетит. Это дерево растет там уже полвека и наверняка заслуживает награды за свое упорство. Мы, французы, знаете ли, романтичный народ…
Робин фыркнула. Понятие "романтичный" в приложении к Люку звучало особенно забавно. Чтобы не показаться невежливой, она поспешила сказать другое:
- Вы говорите "мы" так, словно вы тоже француз…