Проплавал Слизов одну кампанию, затем вторую. Приметило его начальство, стало от иных отличать, в пример ставить. Хорошие штурманы во все времена в цене немалой! Получил Слизов и повышение - стал старшим штурманом на корабле линейном. Стал и деньги неплохие получать, квартиру приличную снял. Жена его о былых разговорах с подружками позабыла.
- Я теперь супружница штюрманская, а потому дама солидная и почтенная! - гордо объявляла она при случае.
- Возгордилась! - шептались промеж себя бабы. - Барыней стала! Вот ведь что значит мужика башковитого охомутать! Живи и радуйся!
Казалось бы, уж теперь-то надо было Слизову наконец успокоиться. Всё в его жизни устроилось вполне. Надо лишь отплавать пять-шесть кампаний, а затем куда-нибудь под Казань на должность фортмейстерскую, лесами корабельными заведовать. Место сытное и доходное. Предел мечтаний каждого флотского штурмана. Но и теперь сын конюха не угомонился! Завел он дружбу с профессором Кургановым, что в Морском корпусе науки точные читал, и стал к нему при каждом удобном случае наведываться, уроки брать. Смеялся Курганов:
- Экий ты, Петр Иваныч, настырный, будто в академики метишь!
Смущался тогда Слизов, треуголку в руках сжимая: - Хочу лишь от учености вашей малую долю перенять, чтобы дело свое познать до тонкостей предельных. А мечту имею найти способ, чтоб, в море плавая, долготу определять!
Тут уж и Курганов посерьезнел, вздохнул тягостно:
- Сие есть задача неразрешимая. Ни англичанин Невтон, ни наш академик Эйлер решенья ее не осилили. Куда уж нам тщиться! Ладно, доставай учебник, будем делать урок!
Прошло еще немного времени, и не стало Петру Слизову равных в штурманском деле на всем флоте. Теперь капитаны перед очередной кампанией за Слизова чуть не в драку, какими только посулами ни прельщали. И было из-за чего! С таким штурманом любой капитан был как за каменной стеной. Теперь Слизова даже флагманы по имени-отчеству величали за ученость его и мастерство. Так и служил штурман Слизов до самой Турецкой войны 1768 года. Когда ж стал собирать адмирал Спиридов эскадру в пределы Средиземные, вспомнил он и о Слизове. Должность Петру Ивановичу определили большую - старшим штурманом всей эскадры.
Едва прибыл Слизов на флагманский "Евстафий", тут же прибил в своей выгородке над гамаком картинку малую. На той картинке персона какая-то в шляпах с перьями. Спрашивали Петра Ивановича:
- Кто таков мужик на картинке?
- Сей портрет персоны кавалера Васки да Гамы, первейшего из штюрманов мира! - был ответ Слизова.
Затем был сложнейший поход в Средиземное море. Свой "Евстафий" Слизов привел к месту эскадры на острове Менорка первым. После был Хисский бой. Когда ж свалился "Евстафий" на абордаж с турецким флагманом, Слизов храбро дрался на палубе, когда ж от взрыва крюйт-камеры "Евстафий" взлетел на воздух. Слизов был отброшен далеко в море. Долгое время плавал он, оглушенный. Держался за обломок мачты, да еще поддерживал обессилевшего капитана Круза. Так их вдвоем и вытащили.
За заслуги в Чесме, по ходатайству Спиридова, был дан Слизову мичманский чин и пожаловано личное дворянство. Затем были походы и сражения иные. Закончилась экспедиция, и вернулся в Кронштадт флот. Началась обыденная служба. Скоро, очень скоро почувствовал Слизов, как обходят его чинами и должностями, как смеются в спину сопливые мальчишки, но родовитые и со связями. Впрочем, по этому поводу Петр Иванович особо не печалился. Дело свое он знал, и делать его привык на совесть. От особ интригующих держаться старался подальше.
- И чего нервы друг дружке трепать? - удивлялся искренне. - Море большое - всем места хватит!
Дружбу водил Слизов с приятелями - старыми шкиперами да боцманами. Накоротке знался с адмиралом Крузом, с которым породнила его чесменская купель. Частым гостем в слизовском доме бывал и молодой капитан 1-го ранга Муловский. С Муловским Слизов отплавал две кампании на фрегате. Первую - капитаном, вторую - старшим из лейтенантов. И хотя годился Гриша Муловский Слизову по годам в сыновья, отношения меж ними были самые сердечные. Что сблизило этих, казалось бы, совершенно разных людей: блестящего молодого офицера и старого трудягу моряка, кто знает? Может быть, общая любовь к морю, да еще неистребимая тяга к знаниям?
- Иш, халдрон-то наш все с книжками бегает, мол, я не я, а как был сиволапым, так им и останется. Одно слово: х-а-л-д-р-р-о-н!
Халдронами в те годы презрительно называли корабельных штурманов, тех, что не допускались в кают-компанию и, завидев офицера, должны были вставать перед ним во фронт.
Шли годы, и наконец наступил день, когда сын конюха стал капитаном 1 -го ранга. Но дома Слизову так и не сиделось. Почти каждый год просился он перегонять новостроенные корабли из Архангельска вокруг Скандинавии в Кронштадт, а когда подустал от бесконечных штормов, полюбил всей душой шхеры финляндские, куда и старался в плавание напрашиваться. Тут уж и видавшие виды моряки удивляться стали.
- И что ты сыскал там, Иваныч, - говаривал при встрече адмирал Круз. - Ведь хуже места для мореплавателя поди в целом свете не сыщешь! А ты ж туда как на ярмарку ездишь!
- Да потому и катаюсь, что мне по худородству моему самое там и место! - отвечал ему седовласый капитан 1-го ранга. - Политесы там без надобности, начальство тож далече. Зато уж плавание шхерное, ровно, что война. Все время настороже быть надобно, чуть рот раззявил, и уже на камешке сидишь! А я ж в этих шхерах, что волк в лесу, любую тропинку знаю!
Правду говорил Петр Слизов, ибо не было на всем российском флоте капитана равного ему в искусстве шхерных плаваний. Не только каждый пролив зал он как свои пять пальцев, но и риф подводный за добрую милю нутром чуял. Так и служил капитан 1-го ранга Петр Иванович Слизов Отечеству верой и правдой, сердцем и душой.
Гребной флот России всегда влачил существование достаточно жалкое. О нем вспоминали только когда, как говорится, клевал жареный петух. Так уж повелось, что в мирное время галеры потихоньку гнили на приколе, а чуть в Швеции начинали высовывать из ножен мечи, на кронштадтских и петербургских верфях начинались паника и суета - это в очередной раз создавали практически заново галерный флот. Из наблюдений очевидца: "Гребной флот почти всегда бывает смешан с парусным, действие же галерами совсем разнится от управления парусными судами. Другая конструкция, другая оснастка, другие названия всякой вещи, другой порядок в плавании и проч.; так что офицер, служивший довольно на кораблях, если вступит на галеру, должен учиться узнавать вещи, их употребление и наименование. Не видав галер, всякий мореходец удивится, что для того, чтоб остановиться на якоре, бросают с галер по два якоря: один в носу, а другой с кормы. Большую еще перемену встретит офицер, привыкший к галерной службе, когда случится быть ему на корабле".
В годы Русско-шведской войны 1788 - 1790 годов Петр Слизов совершит немало подвигов, покроет себя славой в тяжелейших сражениях при Фридрихсгаме, Роченсальме и Выборге. Его повысят, но контр-адмиралом, увы, он так и не станет. Худородности и штурманского прошлого ему так и не простили…
Глава вторая
УЧЕБА В МОРСКОМ КОРПУСЕ
Чтобы стать полноценным морским офицером, необходимо было во все времена иметь определенные теоретические познания и практические навыки. Именно поэтому уже с первых дней рождения отечественного флота особое внимание было обращено на подготовку офицерских кадров. Так как в России в ту пору никакой учебной базы не существовало, первых будущих моряков отправляли в Европу. Учеба там была еще та! Каждый познавал морское дело в силу своего разумения и желания, денег при этом на жизнь, как всегда, не хватало, да и нравы будущих морских офицеров кротостью не отличались.
В одном из своих писем из Бреста на имя секретаря царя Макарова Конон Зотов писал так: "Я от своей ревности все, что имел при себе, им роздал: парик, кафтан, рубахи, башмаки и деньги, одним словом, себя разорил… лучше бы было их перебить, что просят, нежели нам срамиться, а их здесь голодом морить". Дело в том, что французское Адмиралтейство, которое отвечало за обеспечение русских гардемаринов, словно в издевку удерживало у себя присылаемые им на учебу деньги, выдавая в день каждому по двенадцать копеек. Голодные гардемарины целыми днями рыскали по городу в поисках какой-либо черной работы. Ведь даже мундир стоил пятьдесят ефимков. Где уж тут думать об учебе!
Адмирал С.И. Мордвинов писал в своих записках о своей учебе в петровское время в Европе: "Будучи во Франции около шести лет, сначала получил я из России жалованья только за полтора года 180 рублей и жил на своем коште… по прибытии в Амстердам получил из дому вексель, из которых денег послал заплатить в Бресте долг".
Вот свидетельство русского гардемаина; "По ордеру королевскому, всякой гардемарин должен быть во втором часу ночи (то есть по захождении солнца) на своей квартире, и никуда не отлучаться, за чем досматривают бригадиры, обходя квартиры. Ежели который гардемарин провинится, то наказывают: первый раз - арест на квартире; второй - сажают в камору и замыкают, третий - по великой вине, сажают в тюрьму, и есть, кроме хлеба и воды, ничего не дают. Учение производилось так: поутру соберутся все в церковь в указный час, и с ними очередной бригадир - к обедне; потом в академии учатся математике, все, два часа. После обеда, сходятся во второй раз в 3 часа пополудни, и три кварты учатся артиллерийскому искусству, две кварты солдатскому артикулу, одна - на шпагах биться и одна ж учатся танцевать.