– А вот что. Она жила здесь, в этом доме, все эти годы. Почему, ты думаешь, она здесь застряла? Плохо, когда мужчине приходится мириться с женщиной, но гораздо хуже, когда одна женщина вынуждена терпеть другую, да еще такую, как Уинифред. Сам Господь не требует такой преданности. И привязанность такого рода – это что-то вроде болезни. Между нами говоря, мать Аннетты из той же серии. Что касается ее отца, то у него религиозная мания. А ведь все должно быть в меру. И ты знаешь, Дэниел, у нас, католиков, много грехов. Видит Бог, очень много. И самый главный грех, я всегда был убежден в этом: считать, что мы – единственные, избранные Всемогущим. Если бы только выбросить эту уверенность из наших голов, у нас была бы безупречная религия. Хотя, попробуй я высказать такое мнение, меня сразу бы отлучили от церкви. Но, с другой стороны, нет более терпимой и снисходительной религии. Где еще вам позволят напиться в пятницу вечером после зарплаты, избить жену, явиться на исповедь в субботу, причаститься в воскресенье утром, а затем отправиться в клуб продолжать пьянствовать? Говорю тебе, мы самые терпимые божьи твари, и мы не ударяемся в крайности.
– Очень жаль, отец, что вы не смогли внушить эту точку зрения Уинни сколько-то лет тому назад.
– Сын мой! Я пробовал. Я и сейчас продолжаю, пытаюсь убедить ее и подобных ей. Но разве они что-нибудь воспринимают? Ничего. Они, скорее, послушают отца Коди, который все время талдычит об адовом огне. И поверь мне, Дэниел, женщины – это еще не самое худшее. Ну почему они послали этого молодого человека – отца Коди – ко мне в приход? В Феллбурне что-то не то, так говорят в верхах. Люди забыли, что здесь был ад. По крайней мере, этот старый дурак отец Рэмшоу забыл. Люди должны жить – как по раскаленным углям босиком ходить, а этот дурак предлагает им что-то вроде приятной комнаты ожиданий, где пациенты могут думать, размышлять над прошедшей жизнью, сожалеть о проступках, грехах. Самое худшее, как я всегда втолковывал со своей кафедры, – это быть недобрыми друг к другу… Но вернемся к Мэгги. Как это произошло, после стольких-то лет?
Дэниел подался вперед и тихо заговорил:
– Это все совершилось просто, как по задуманному. У нее был свободный день. Я подвез ее в город. Странно, но это был первый раз, когда Мэгги оказалась в машине со мной, со мной наедине. Раньше, когда она, бывало, забирала Стивена в свои выходные, я подбрасывал их к ее кузине. И в тот день она направлялась туда же и пригласила меня зайти вместе с ней. Мэгги прожила у нас двадцать лет, но вне нашего дома она казалась совсем другой… Я смотрел на Мэгги и понял свои чувства, скрывавшиеся во мне долгие годы: я не только хотел ее, я ее любил. И, видимо, как вы сказали, она испытывала то же самое ко мне, хотя и хорошо прятала свое отношение. Что же мне делать, святой отец?
– Что тебе делать? Если я скажу: "Выбрось ее из своей головы", – ты ответишь, что не можешь. Ведь вы живете в одном доме! Ну а если твоя жена что-нибудь заподозрит, тебе придется тяжко, надо будет расхлебывать все это. Разве не так?
– Я хочу оставить Уинни, святой отец. Дон женится и вырвется из ее когтей, и я тоже хочу уйти. Мы с Мэгги заберем Стивена с собой. Я все это обдумал, и притом серьезно.
– Ты не сможешь этого сделать, дружище. Она тебя никогда не отпустит. Ты же знаешь, что случилось последний раз, да и до того. И она опять это повторит, чтобы придавить твою совесть до конца твоей жизни. Потому что, как только она потеряет Дона, ей уже незачем будет жить. Я даже не знаю, как она допустила, что его свадьба уже так близка.
– Зато я знаю, святой отец, я ведь этому способствовал.
– Да? Я должен был догадаться, что ты приложил к этому руку: она сама никогда не отпустила бы поводья. Я помню, по субботним дням она ходила смотреть, как Дон играет в футбол, и ждала его, чтобы подвезти домой, в дождь ли, в снег ли, в грозу…
– Да. Чтобы он, не дай Бог, не заговорил с какой-нибудь девушкой. А как вы думаете, святой отец, что она попросила меня узнать у него не далее чем сегодня?
– Даже не догадываюсь, Дэниел. Скажи мне.
– Она не просто попросила, она потребовала, чтобы я пошел и выяснил, девственник ли он.
– Нет! О Боже! Не-ет! – священник захихикал.
– Вы можете смеяться, святой отец, но так оно и было.
– Что это нашло на нее?
– А что всегда на нее находит? Она одержима желанием иметь Дона при себе до конца его жизни. Вы знаете, когда Дон родился и Уинни увидела, что он нормальный, она почти перестала обращать внимание на Стивена и Джо. На самом деле она не любила их обоих, хотя и по разным причинам.
Отец Рэмшоу покачал головой и медленно сказал:
– Даже если ты собрался оставить ее, ты не можешь развестись, ты же знаешь это.
– Это для меня не важно, лишь бы расстояние между нами было побольше. Ведь, как вы знаете, я не был с ней в постели долгие годы. Она даже от моей руки шарахается.
Старый священник вздохнул:
– Положение печальное. Но, может быть, Господь как раз позаботится об этом таким вот странным образом: после субботы Уинифред поймет, что потеряла Дона, и приблизится к тебе.
– Не дай Бог! – Дэниел наполнил стаканы виски и, протягивая один священнику, произнес: – Я не смогу этого вынести, никак не смогу. После всех этих долгих лет… Нет, примирения никогда не будет, уж это точно.
– А что будет с Джо, если твои планы осуществятся?
– Джо сам себе хозяин, он построит свою жизнь так, как захочет. Его положение сейчас очень неплохое, ведь он преуспевающий бухгалтер. К тому же у него есть и свое собственное имущество, пусть и невеликое, – коттедж. В последнее время он не заходит в наш большой дом даже поесть. Так что я не беспокоюсь о Джо, он не пропадет.
– Да, Джо отличный парень. Но, Дэниел, никто не может прожить в одиночку. И, судя по всему, мне придется за ним присматривать. Он уже теперь не всегда делает то, что положено. Я не видел его на службах уже пару воскресений. Хотя, может быть, он ходит к отцу Коди. Я мог поинтересоваться, да не стал. Чем меньше этот охотник за ведьмами и я скажем друг другу, тем лучше. – Отец Рэмшоу хлебнул виски, улыбнулся и закончил: – Знаешь, я грешный человек. Но только Бог и ты знаете это, так что держи это при себе. У тебя прекрасное виски, Дэниел, но я пью последний стакан. Я не хочу ехать домой, горланя песни, потому что тогда, будь уверен, отец Коди заставит меня стать на колени. Да, он поставит меня на колени и, ударяя по спине дубинкой, будет приговаривать: "Повторяй за мной: пьянство – это дьявол, пьянство – это дьявол, пьянство – это дьявол".
Приятели засмеялись, и священник продолжил:
– Держу пари, так он и сказал бы. Отец Коди напоминает мне сестру Катерину. Они могли бы быть матерью и сыном, настолько одинаково они обращаются с провинившимися. Я застал однажды такую сцену. Сестра Катерина била по голове какого-то незадачливого маленького дьяволенка и при каждом ударе приговаривала: "Бог есть любовь, Бог есть любовь, Бог есть любовь".
– Ох, святой отец. – Дэниел вытер глаза платком. – Я надеюсь, вы придете к моему смертному ложу, чтобы я мог умереть, смеясь.
– Очень приятно. Но, учитывая нашу разницу в возрасте, все будет как раз наоборот. Ну а теперь дай-ка мне руку. Я должен посмотреть, твердо ли я держусь на ногах. Сколько же виски я выпил?
– Три стакана и еще бренди.
– Это все бренди. Виски никогда так не действует на меня. – Отец Рэмшоу вытянул одну ногу и потряс ею, говоря: – У меня судороги. Давай отправь меня наконец, а сам ложись. Увидимся в четверг при подготовке церемонии, потом в субботу при самом венчании, и с этим будет покончено… Дэниел, мы должны еще раз поговорить, слышишь? Обещай мне, что ты ничего не предпримешь, пока мы не переговорим.
– Хорошо, святой отец, я обещаю ничего до тех пор не делать.
Дэниел посадил дорогого ему старика священника в машину.
– Я провожу вас до ворот. Я ведь обещал Биллу выключить фонари…
Вернувшись в дом, Дэниел невольно оглянулся на зеленую, обитую сукном дверь. Он еще с улицы увидел свет: Мэгги до сих пор была на кухне. Но он не пошел к ней, а медленно развернулся и побрел вверх по лестнице.
3
Был прекрасный день: довольно тепло, как в середине июля, ни дуновения ветра. Все говорили, что погода стояла, как по заказу.
Посреди лужайки раскинулся шатер. Несколько мужчин занимались выгрузкой столов и стульев из грузовика. А из фургона, остановившегося возле главного входа, мужчина и женщина перетаскивали в дом корзины с цветами. И в сторону шатра все время несли полные охапки цветов. А у ворот между лиственницами уже были натянуты ряды электрических лампочек.
Никакой суматохи, все выглядело очень организованно, тем более внутри дома.
В половине десятого Уинифред позавтракала в постели. Дэниел тем временем был уже на ногах. Джо и Дон только что вышли из столовой, оба одетые в легкие пуловеры и серые фланелевые брюки. Они шли к выходу, когда Мэгги преградила им путь, говоря:
– Сегодня он капризничает. Он не хочет вставать. Вы уж лучше сходите к нему и посмотрите, что можно сделать.
– Ну, если тебе не удалось поднять его, – ответил Джо, – то у нас вообще нет никаких шансов.
Мэгги внимательно посмотрела на него и сказала:
– Мы ведь не хотим сегодня никаких пререканий, правда? Обманите, завлеките или запугайте его, но только вытащите из постели.
Дон начал было подниматься по лестнице, но затем обернулся:
– По-моему, это лучшее место для него, раз уж ему не разрешают пойти на церемонию. В любом случае, с ним все в порядке, он может держать себя в руках, если захочет.