Когда я проснулась утром, на душе у меня было легко и радостно. Я ощущала необычайный подъем и с нетерпением ждала ночи, чтобы снова оказаться в объятиях Иоанны. О, как хорошо я изучила тогда науку ожидания! Что только я ни делала, чтобы заставить время двигаться чуть быстрее, а когда, наконец, наступала долгожданная ночь, я молила время задержать свой стремительный бег. Какими восхитительными были эти короткие ночи! Единство душ и тел составляли неповторимую гармонию. И чем откровеннее становились наши беседы, тем неистовее были наши ласки. Переняв опыт настоятельницы, я стала не менее искушенной в любовных делах, чем моя возлюбленная. Нетрудно представить себе, как она восхищалась мной, Я ничуть не преувеличу, если скажу, что я покорила эту одинокую женщину. Мы дня не могли прожить друг без друга. Мать Иоанна не раз говорила, как она благодарна мне за то, что я вновь пробудила в ней жажду жизни.
Но как ни чудесны были эти дивные ночи, заполненные любовью, вскоре я почувствовала, что пресытилась несколько однообразными и не слишком пряными ласками стареющей Трибады. Познав вкус наслаждения, я уже не могла удовлетвориться тем, что имела. Мое юное тело страстно жаждало новых, не изведанных доселе чувственных радостей. И поиски острых ощущений с тех пор стали основным моим занятием. У меня появилась цель, теперь я знала, ради чего живу. Бедная Иоанна была достаточно умна, чтобы понять, что наше счастье не может продолжаться очень долго. К каким только ухищрениям не прибегала она, чтобы оттянуть конец, в неизбежности которого она не сомневалась.
К тому времени я стала замечать, что нравы, царящие в монастыре, далеко не так строги, как это могло сначала показаться. Все послушницы без исключения предавались всевозможным тайным порокам. Дух сладострастия царил за толстыми стенами обители. Убедившись в правильности своих предположений, я решила, во что бы то ни стало немедленно сблизиться с наиболее незаурядными из обитателей монастыря. Вскоре настойчивость, с которой я взялась за осуществление этой задачи, была вознаграждена.
В те времена наибольшим влиянием среди обитательниц монастыря пользовалась группа девушек, во главе которой стояла некая сестра Анжела, красивая девушка с ангельским выражением лица. Едва поговорив с ней, я сразу же увидела в ней родственную душу. А через несколько дней она стала моей любовницей, в этой роли она была бесподобна. В вопросах любви она руководствовалась весьма изысканными эстетическими принципами, что однако не мешало ей в состоянии экстаза проделывать такие фокусы, что у меня даже дух захватывало, словно я летела в пропасть, стремительно приближаясь ко дну. Изощренные ласки Анжелы были искусны и настолько близки к совершенству, что поначалу казались мне шедевром любовного искусства. Это были настоящие импровизации на тему "Блаженство любви", блестящие феерии, в которых первое время мне была отведена не слишком почетная роль статиста.
Это положение, однако, сохранялось не очень долго. Две недели спустя я уже не только ни в чем не уступала своей новой партнерше, но и кое в чем даже превосходила ее. Мать настоятельница, как я и надеялась, не стала преследовать нас и с философским спокойствием смирилась с тем, что я ее покинула, а вскоре нашла утешение в смазливом личике и стройном теле одной из послушниц. Мы по-прежнему довольно часто беседовали с ней, но теперь наше общение носило чисто дружеский характер, и о возврате к нашим прежним отношениям не могло быть и речи, хотя, признаюсь, иной раз мне хотелось снова очутиться в объятиях старой подруги. Так уж устроен человек: о своей первой любви он всегда сохраняет самые хорошие воспоминания, и как бы ни сложилась его судьба, первая любовь останется для него своеобразным эталоном, идеалом, к которому он всегда будет стремиться в своих последующих связях.
Однажды, когда мы с Анжелой отдыхали после очередного любовного состязания, она мне рассказала о том, что в монастыре три раза в год устраиваются великолепные сатурналии, в которых принимают участие все монахини и послушницы монастыря. На этом празднике любви можно испробовать все виды наслаждений, которые только может изобрести человеческая фантазия. Впрочем, как сказала Анжела, ровно через неделю я сама смогу все увидеть и почувствовать. С каким нетерпением я ждала, когда же, наконец, наступит день праздника. Мое воспаленное воображение рисовало мне божественные картины разгула человеческих страстей. Я, предвкушая наслаждение, которое мне придется испытать, заранее трепетала от подступившего волнения. Сладостные предчувствия настолько захватили меня, что все дни и даже ночи я проводила в сомнамбулическом состоянии. Я почти не отвечала на пылкие ласки Анжелы, чем вызвала большое неудовольствие моей неистовой возлюбленной.
И вот, день праздника наступил. С раннего утра монастырь походил на растревоженный муравейник, все девушки были крайне возбуждены. Казалось, воздух наполнили многочисленные сексуальные флюиды. Повсюду раздавался взволнованный смех, то тут, то там шептались радостно возбужденные послушницы. Одна лишь мать Иоанна внешне сохраняла спокойствие. Царственной походкой она расхаживала по обители, наблюдая за приготовлениями к торжеству.
Около шести часов вечера Анжела оживленно сообщила мне, что пора переодеваться. Войдя в келью, она разделась догола, я тотчас последовала ее примеру. Потом мы оделись в розовые туники, настолько короткие, что они едва прикрывали ту часть тела, которая по требованию моды всех времен должна быть полностью скрыта от посторонних глаз. Это облачение показалось мне очень удобным, ведь оно совсем не стесняло движений тела. Я живо представила себе, какое восхищение вызовут мои прекрасные ноги. Анжела, осмотрев меня, восторженно заметила, что трудно найти человека, который смог бы равнодушно взирать на такую красоту.
Праздник должен был начаться ровно в полночь, так что в моем распоряжении оставалось еще много времени. Анжела советовала мне отдохнуть и набраться сил, но меня посетило желание во что бы то ни стало поговорить с настоятельницей. Я была переполнена огромной благодарностью за то, что она ввела меня в этот сладостный мир любви и блаженства, кроме этого я не могла избавиться от чувства вины перед моей первой наставницей: ведь расставшись с ней, я причинила ей немало боли.
Мать Иоанна приняла меня очень радушно.
- Я знала, что ты придешь ко мне, Гамиани, - ласково сказал она, - нам надо о многом поговорить, прежде чем "это" начнется.
В ответ я молча кивнула головой.
- Дитя мое, - начала Иоанна, - сегодня тебе предстоит посвящение в таинство нашей веры. Наши боги - Любовь и Наслаждение, и ты уже готова к тому, чтобы принять их причастие. Принятие этого причастия откроет перед тобой широкую дорогу в царство блаженства, наслаждения и сладострастия. Вступившему на этот путь не дано уже повернуть назад, ибо нет предела нашей тяге к познанию, стремлению к совершенству, и никому еще не удавалось утолить свою жажду наслаждений. Тернист путь к вершинам блаженства, но он ведет к вратам рая на земле, и я благословляю тебя. Недолог наш век: мы лишь гости на земле, и не дано нам завершать дела наши, ибо смерть приходит всегда неожиданно и уводит нас за собой в небытие, когда желание жить в нас еще сильнее желания умереть. Лишь с возрастом начинаем мы ценить преимущества молодости и жалеть о безвозвратно ушедших годах. Разочарование и сожаление о прошлом - спутники старости. Я старею, и нет силы, способной вернуть мне мою молодость, но я хочу, чтобы твоя жизнь стала продолжением моей, чтобы тебе удалось достичь того, чего не достигла я. У каждого человека должен быть свой преемник, только тогда можно уйти из жизни спокойно, с сознанием выполненного долга, поскольку цель человека - не дать угаснуть жизни на земле, а этого можно добиться, лишь подготовив себе замену, и все свои надежды я возлагаю на тебя, дочь моя. А теперь иди с миром, и да благословит тебя тот, кто благословляет любовь, блаженство и жизнь…
С этими словами мать Иоанна поднялась, перекрестила меня и подвела к двери.
Мгновение я стояла на пороге, как бы решаясь на что-то, потом быстрыми шагами смело направилась вперед, навстречу новым испытаниям. И хотя мой путь освещали лишь тускло горящие сальные свечи, мне казалось, что в руках я держу лампу Аладдина и что щедрое солнце дарит мне свой вечный огонь…
У входа в зал меня ждала Анжела.
- Наконец-то! - воскликнула она и, взяв меня за руку, ввела в святилище. Ошеломленная и ослепленная, я замерла на пороге, ибо картина, открывшаяся моему взору, потрясла мое воображение. Где найти мне слова, чтобы описать это великолепие? Восторг захлестнул мою душу, и я затрепетала, очутившись в нежных путах охвативших меня желаний.