Несколько лет назад Сесилия Уатт сбежала из дома от тирании отца и вышла замуж против его воли.
После смерти мужа она возвращается и неожиданно узнает, что отец серьезно болен, а его фирме грозит полное разорение. Как спасти бизнес отца от разорения, а его самого - от ненависти могущественного конкурента?
Содержание:
ПРОЛОГ 1
ГЛАВА ПЕРВАЯ 2
ГЛАВА ВТОРАЯ 4
ГЛАВА ТРЕТЬЯ 5
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 7
ГЛАВА ПЯТАЯ 8
ГЛАВА ШЕСТАЯ 9
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 11
ГЛАВА ВОСЬМАЯ 11
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ 13
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ 14
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ 16
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ 18
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 19
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ 21
Энн МЭЙДЖЕР
ДИКИЙ МЕД
ПРОЛОГ
Трепетное волнение охватило Хани <Хани (honey - англ.) - мед, медок. - Прим. ред.>, когда она робко поднималась по ступенькам из розового мрамора. Чудный весенний вечер дышал свежестью. Такие вечера характерны для высокогорья в пределах Сан-Франциско, где на склонах холмов расположены превосходные дома.
Теплый воздух, как всегда, был напоен запахом жасмина. Яркие звезды высыпали на темно-индиговом небосклоне. Красота ночи и окрестности идеально подходили для съемок фильма, но более всего, пожалуй, отражали тот стиль жизни, к которому стремился ее отец.
Хани замешкалась перед массивной входной дверью в особняк, чувствуя некоторую неловкость.
Дрожащими пальцами она коснулась дверного звонка и отпрянула, когда раздался оглушительный трезвон.
Еще не поздно было ретироваться.
Тринадцать лет назад она убегала от невыносимой тирании отца. Это ее слова. Она вышла замуж за вольнодумца и не искала материального благополучия, что, несомненно, вызвало бы одобрение матери.
Ну а теперь, когда Майк умер, Хани все больше соглашалась с тем, что их совместная жизнь была скорее вызовом отцу. И примирение с ним - лишь одна из ступенек в процессе обретения самой себя.
Она позвонила еще раз.
Дверь открыла низкорослая японка в безупречно белом халатике. И, конечно же, ее не узнала.
Хани следовало бы учесть, что экономка новая.
- Я Сесилия Родри… Сесилия Уатт. Дочь мистера Уатта.
Лицо экономки слегка побледнело, но на нем не отразилось никакого удивления по поводу услышанного. Ее не озадачило и то, что дочь мистера Уатта недостаточно элегантна и стройна, что она не столь красива и вообще внешне далека от совершенства.
Дверь приоткрылась пошире.
- Входите, пожалуйста.
Хани прошла мимо исполненной в смелой сюрреалистической манере фрески, которую ее мать нарисовала в последние дни своего несчастливого замужества, и попала в богато украшенную белую комнату с белыми подушками на диванчиках и белыми стенами с зеркалами в позолоченных рамах.
Она помнила, что отец не нуждался в преданности окружавших его людей. Помощники приходят и уходят. Он был женат трижды; ее мать - вторая его жена. Оба его ребенка покинули дом.
Холодная, неуютная гостиная, казалось, бесстыдно похвалялась своей роскошью.
Эта комната скорее походила на декорации какой-нибудь классической оперы, нежели на место жизни обыкновенных людей. На какое-то мгновение Хани представила, как комната выглядела в пору ее детства, как была наполнена теплотой и яркими красками.
Из-за высоких окон и превосходной освещенности она идеально подходила для большой студии; этим и воспользовалась ее мать. Хани помнила запах красок и скипидара, беспорядок колоритных мазков на хаотически расставленных холстах. Она к ее старший брат Рейвен любили наблюдать, как работала мать; здесь, в студии, они укрывались от несносного отца.
Появилась ее молодая мачеха. Эстелла была так же безупречна и шикарна, как и декорированная ею комната. Ее имя, имя одной из прославленных светских львиц, часто упоминалось в светской хронике, читать которую Хани не очень-то любила, разве что проглядывала из любопытства.
На Эстелле было белое платье из набивного шелка и массивная золотая цепочка. Она умела подать себя так, что выделялась бы и в зале, переполненном знаменитостями.
- Ах, Сесилия, душенька… Какая.., неожиданность. - Голос у Эстеллы был грубоватым и неприветливым. - Садись. Будь как дома.
- Комната, дом - все преобразилось, - проговорила Хани, чувствуя себя своенравной цыганкой среди сковывающей элегантности.
- Делаю, что в моих силах, - послышался холодный, несколько раздраженный голос.
- Дом раньше не был так ухожен.
- Да, приходится за всем следить, - Эстелла провела пурпурным ноготком по золотистому позументу подушки, будто стряхивая невидимую пыль. - Как ты знаешь, твой отец любит, чтобы во всем был порядок. - Она бросила взгляд сначала на обвислые поля зеленой шляпы падчерицы, затем на плохо отглаженные блузку и шорты и наконец на поношенные парусиновые тапочки.
- Да, - машинально подтвердила Хани. - Потому-то он и женился на вас.
- Спасибо, - молвила Эстелла, продолжая рассматривать пришедшую. - Тебе не идет прятать волосы. Или украшать шляпу такими крупными цветами.
- Я.., я знаю, что поправилась фунтов на десять.., с тех пор как умер Майк. Каждый день обещаю себе сесть на диету.
- Аэробика поможет.
- Да, конечно. Скоро учебный год кончается трудно найти свободное время.
- Тебе не стоит заставлять себя преподавать.
Хани нервно заерзала.
- Да, наверное.
- Ну, конечно. Твоя бесценная независимость…
Ты сама воспитываешь Марио и можешь всем нам доказать, что не нуждаешься в посторонней помощи. Впрочем, Марио мог бы пожить и у своей бабушки.
При упоминании о ее приемном сыне Хани насупилась.
- Она не понимает его.
- Ну да, ты у него единственная…
- Эстелла…
- Мы бы могли вместе пройтись по магазинам.
Я советую тебе приобрести кое-что приличное из одежды.
- То, что я вряд ли смогу купить.
- Я могла бы помочь и в этом.
- Нет. - Хани взглянула на видневшиеся из фойе яркие зеленые и красные краски. - Я признательна, что вы оставили мамину фреску.
- Твоя мать была замечательной художницей.
Фреска довольно известна.
Довольно известна - так вот почему фреска осталась.
Однажды отец заметил Хани, что ее мать на первое место ставит искусство, а потом его. Ее занятиям он придавал мало значения до тех пор, пока она не сделала себе имя.
- Неужто вам не наскучило ублажать его, следить за порядком в его домах, устраивать вечера? спросила Хани.
- Возможно, если бы я была талантливой художницей или прирожденной учительницей… Эстелла начала отрывать нижние лепестки цветка. - Женщине в моем положении не нужно делать карьеру - У женщин с деньгами тоже могут быть разные потребности.
- Конечно, как дочери своей матери тебе это должно быть хорошо известно.
- Знаю, Эстелла, что я вам здесь ни к чему.
- Только из-за того, что ты всегда расстраиваешь отца своей колючестью и несговорчивостью, своим притворством, будто заботишься о благе ближних.
Хани вскочила с кушетки.
- Колючая! Несговорчивая! Это я-то?
- Прости, мне не следовало так говорить.
Хани опять села.
- Видишь ли, у Хантера своя жизнь. Ему нет дела до твоей борьбы. - Эстелла выглядела обеспокоенной.
- Что случилось?
- Опять сердце подвело. На него столько навалилось в последнее время.
- У меня тоже много забот, но я не могу так больше: живем в одном городе и даже по телефону не разговариваем. О своем отце я узнаю из газет.
- Тебе раньше нужно было обо всем этом думать.
- Но мне хотелось построить свою жизнь. Эстелла, вы позволите мне его повидать или нет?
Как только Эстелла ушла, Хани поднялась и начала мерить шагами комнату, не решаясь взглянуть на свое отражение в зеркалах с золочеными рамами, потому что они непременно бы подчеркнули многие недостатки ее хиппового костюма и, конечно же, фигуры.
Колючая? Ну, только не она! Разве не она всю свою жизнь выказывала доброту к другим, боролась за права обездоленных? Несговорчивая? Ничего подобного. Всякая строптивость осталась в прошлом!
Хани подошла к приоткрытым окнам и расслышала доносившийся со стороны бассейна раздосадованный голос отца.
Отец взглянул в ее сторону. Его приятное загорелое лицо было пасмурным, как в тот день, когда они поссорились и она убежала. Она приветливо помахала рукой.
При виде ее он, кажется, нахмурился еще больше, глаза недобро потемнели, лицо напряглось.
У нее перехватило дыхание. Нужно было наконец осознать, что совершенно безнадежно ждать от него прощения.
Он неторопливо положил на стол переносной телефон и нерешительно сделал шаг в ее сторону.
Потом судорожно схватился за грудь и побледнел.
Споткнувшись о край бассейна, он упал в воду, и безвольное тело начало тут же тонуть.
Хани стремительно сбежала вниз по лестнице.
Хантер лежал ничком на дне бассейна, Эстелла пронзительно визжала из окна верхнего этажа.
Хани отчаянно крикнула: