Машина остановилась перед шикарным, с точки зрения Галины, домом, над высоким крыльцом которого горел белый фонарь.
"Ничего себе, - подумала она. - Вот буржуи недорезанные".
Андрей расплатился с шофером, вышел из машины и протянул Галине руку. Она наступила на больную ногу и в буквальном смысле слова завыла. Он быстро подхватил ее на руки, взбежал по ступенькам на крыльцо, толкнул ногой дверь.
Они очутились в ярко освещенной просторной комнате с окнами во всю стену. Она называлась "веранда", но Галина в ту пору этого знать не могла. За богато накрытым, уставленным бутылками столом очень прямо сидели красиво одетые люди и о чем-то весело разговаривали. При их появлении все разом замолчали.
- Извините, - сказал Андрей. - Случилось ЧП. Но все будет в порядке.
Он подошел к занавешенным бархатными шторами дверям, раздвинул их плечами, сделал несколько шагов по тускло освещенному коридору и осторожно опустил Галину на пол в небольшой комнате с белоснежной раковиной и душем под потолком.
- Сумеешь искупаться сама? Сейчас зажгу колонку и принесу тебе чистое полотенце.
Галина села на пол, стащила через голову узкое тесное платье и с удовольствием встала под ласковые струи горячей воды. У них дома не было даже туалета, не говоря уж об остальных удобствах. Летом Галина купалась под душем в сарайчике - примитивное сооружение из ее детской оцинкованной ванночки и пластмассового наконечника от лейки, который она подобрала в песочнице. Зимой они с матерью грели на печке выварку. Какое же это было райское наслаждение чувствовать, что тебя со всех сторон омывает чистая горячая вода. Галина облокотилась о кафельную стенку, закрыла глаза и забылась сладким сном.
Между тем Эвелина Владимировна вышла на кухню, где хлопотал ее сын, приготовляя чай для себя и своей гостьи.
- Это еще что за номер? - недовольно спросила она. - Где ты откопал эту… грязнулю?
- Она совсем не то, что ты думаешь, мамочка. На нас напали в "Энергетике" "качки". Она вывихнула ногу и не может ходить.
- Зайчик, ты мог бы проявить великодушие к своим родителям и зайти с черного хода. Сегодня у твоего папули такой замечательный день.
- Я совсем забыл, мама. Извини. Я был так возбужден.
Он обнял Эвелину Владимировну за плечи, чмокнул в разгоряченную от выпивки щеку и стал наливать чай в чашки.
- Постой. Это сервиз для гостей. Возьми глиняные кружки, - сказала Эвелина Владимировна.
- Ну что ты, мама. Сегодня у нас всех такой праздник. Кто же пьет по праздникам из глиняных кружек?
Он улыбнулся ей так широко и счастливо, что ее сердце растаяло.
- Несносный мальчишка. Вечно что-нибудь отмочишь. - Она игриво шлепнула сына по спине. - Ладно, зайка, я пошла к гостям. Ждем тебя вместе с твоей новой приятельницей. За тобой еще тост в честь папиного пятидесятилетия.
Эвелина Владимировна весело тряхнула своей коротко остриженной платиново-русой головкой и вышла из кухни. Налив в чашки чай, Андрей приоткрыл дверь ванной комнаты, просунул в щель руку с полотенцем. Никакого эффекта. Лишь равнодушно журчит вода из душа.
- Эй, Галек, заснула, что ли? Нам пора.
И снова ответом ему было лишь журчание воды.
Он открыл дверь пошире, просунул голову. И невольно улыбнулся. Лицо спящей девушки было красиво в своей безмятежности.
Андрей закрутил кран и накрыл ее махровым полотенцем.
- Черт, что за финты? Убери эту тряпку, гад!
- Это я. Нам пора выпить чаю. Я помогу тебе дойти до кухни.
Она растерянно хлопала своими большими, как выяснилось, не карими, а ярко-синими глазами. Без этого жуткого грима и парика она напоминала ему мальчишку-подростка.
- Черт, ну и влипла, - бормотала она, - вставая с его помощью с пола и стыдливо кутаясь в полотенце. - Я… никогда еще не была в таком шикарном доме.
Они пили на кухне чай с клюквенным тортом. Галина совсем оробела, замкнулась в себе, и Андрею все никак не удавалось ее растормошить. Тогда он сказал:
- Ну все, сейчас я еду за твоими приятелями из "Энергетика", и мы продолжим наше выступление. Я чувствую, ты скучаешь без пуб-лики.
Ее рот был набит тортом, который тут же оказался на столе. Она хохотала по-детски беспечно.
- Представляю, как Урод берет эту чашку и… Ой, не могу. Да ведь от нее одни черепки останутся. А Бегемот, тот скажет: "Блин, ну и малина у тебя на хазе собирается. Одни придурки шизоголовые".
Она зажала рот рукой и испуганно посмотрела на Андрея.
- Ничего страшного. С кем не бывает, а? В нашем училище было полным-полно любителей эсперанто. Но к последнему курсу все до одного научились в совершенстве говорить по-русски. Знаешь, как это получилось?
- Как? - заинтригованно спросила Галина.
- Мы купили в складчину большую кошку-копилку, на которой написали: "На реставрацию общественного туалета в казарме номер пять". Такой казармы в природе не существовало, понимаешь, но как раз в этом и была вся соль. Как только кто-то из нас переходил на эсперанто, дежурный лингвист протягивал руку, изымал у нарушителя гривенник и под дружное "даешь досрочно туалет" опускал его в копилку. Их к концу собралось пять штук - три жирные мордатые кошки с бантами и две хрюшки с пузом в виде бочки. Выпускной банкет был просто классным. Еще и на цветы женщинам-педагогам осталось. Вот тебе и эсперанто.
- Я больше никогда не буду ругаться матом, - вдруг громко заявила Галина. - Клянусь тебе.
- Ну, иногда без этого просто невозможно обойтись. Например, если находишься в обществе твоих друзей.
- Они мне не друзья. Это… ну да, я жалею о том, что было.
Андрей смотрел на нее слегка насмешливо.
- А что было? Я ведь ничего не знаю.
- А то, что я… мне было хе… противно жить. Ну, в общем, какая-то муть кругом. Все пьют, трахаются, делают аборты, снова трахаются. Прямо-таки заколдованный круг. А, черт, мне так трудно подбирать нормальные слова.
- Это только поначалу. Потом втянешься - и будет полный порядок. - Он протянул руку и похлопал Галину по плечу. - Ты красивая девчонка. Я бы хотел с тобой дружить. Я пробуду здесь целых двадцать восемь дней. Думаю, за это время мы сумеем узнать друг друга лучше, верно?
- Да, - прошептала она, боясь поверить его словам. - Но тебе будет со мной… ну, по-нашему это называется фигово. Это не мат, но… - Она прижала ладони к внезапно ярко вспыхнувшим щекам, наморщила лоб, что-то лихорадочно соображая.
- Ты хочешь сказать, мне с тобой будет неинтересно?
- Ну да. Я ничего не читаю, кроме афиш и объявлений. Радио, правда, слушаю.
- И что ты слушаешь по радио?
- Песни. Я люблю хорошие песни.
- Какие?
- Ну, там, где и слова и музыка хорошие. Особенно если они грустные, как наша жизнь.
Не пробуждай воспоминаний
минувших дней,
Не возродить былых желаний
в душе моей, -
чистым высоким голосом запела Галина.
Андрей слушал ее с удивлением, которое постепенно переросло в восхищение. Он любил музыку, особенно старинные романсы. Он, что называется, вырос под них - время от времени к ним приезжала сестра матери, тетя Любаша, которая тихими весенними вечерами садилась за прямострунный рояль, стоявший возле окна в сад, и напевала вполголоса, аккомпанируя себе. В открытое окно заглядывали ветки цветущей сирени, в тополях у речки щелкали соловьи. Его душу томила какая-то сладкая грусть. Он не находил себе места, а однажды расплакался и убежал в сад…
- Чудесно! - Он несколько раз хлопнул в ладоши. - Я хочу, чтобы ты спела для моего отца. У него сегодня день рождения. Я умею немножко на гитаре. Могу тебе подыграть.
- Но я боюсь, - пролепетала она. - Они такие… красивые и умные, а я… Нет, я боюсь.
- Глупости. Они очень милые и хорошие люди. Им наверняка сейчас скучно вести эти беседы про экзамены, зачеты, "уды" и "неуды" - оба мои предка в педе работают, так что контингент за праздничным столом собрался соответствующий. Мы сейчас нарядим тебя под Светлану Тома и покажем этим нафталинным леди и джентльменам, как нужно веселиться. Пошли!
- Ой! - вскрикнула Галина, наступив на больную ногу.
- Прости. Я совсем забыл. - Он подхватил ее на руки, бросился бегом по коридору, открыл плечом высокую двустворчатую дверь и посадил Галину на широкую, покрытую синим атласным покрывалом кровать.
- Вот это станок! - вырвалось у нее. - Пятизарядный. Ой, ну и дура же я!
Она смотрела на него так, будто ждала, что он ее ударит.
- Пять многовато, а вот две парочки запросто поместятся, - сказал он, распахнул дверцу набитого всевозможными платьями шкафа. - Мать потолще тебя разика в два, но мы что-нибудь придумаем. - Он быстро перебирал платья одно за другим. - Вот. - Это было широкое платье из тяжелого голубого шелка с рукавами "летучая мышь". - Под твои глаза. Надевай.
Галина послушно надела его поверх своего узкого мини, туго затянула вокруг талии концы широкого жесткого пояса.
- Так не пойдет. Сзади морщит. Ну-ка снимай свой диор.
- Отвернись.
- И не подумаю. Я уже видел тебя совсем голой.
- Это не считается. Я спала.
- Что, слабо? А я-то думал, ты не из робких.
Это было сказано с вызовом, и Галина его приняла не раздумывая. Она стащила тяжелую голубую хламиду, набрала в легкие воздуха. Еще чуть-чуть. Задрала подол, под которым по обыкновению ничего не было, потянула его наверх и почувствовала, что локти наглухо застряли в проймах - платье намокло и село. Это было похоже на ловушку.