Ромова
Резиденция Верховного Жреца. Оценивая влияние, которое она имела в жизни языческой Прибалтики тех времен, христианские летописцы сравнивают ее с Римом, а Верховного Жреца пруссов, носившего культовое имя Крива Кривайто, - с главой католиков Папой. Они это значение не переоценивали. Криве действительно подчинялись не только племена и народы балтов, но и ливы на востоке, и славяне Поморья на западе. Установить с точностью, где было это место, пока никому не удалось. По одной из версий, Ромова располагалась в самом сердце Самбии, в лесу - где-то западнее сегодняшнего поселка Дворики Зеленоградского района (косвенно на это указывает название ныне уже не существующего поселка - Romehnen).
Стратегические подходы к Ромове перекрывала сеть разных по величине крепостей. Как выглядело это святое место, сейчас тоже трудно представить, поскольку считается, что видел его только один крещеный человек - епископ Христиан. Впрочем, и его запискам трудно верить - настолько они похожи на сказку, им самим же и придуманную. Вечнозеленый дуб, из которого выглядывают огненные глаза трех верховных богов пруссов; говорящие ужи толщиной с бревно; ласки и горностаи в роли прислуги Верховного Жреца; привычка Кривы превращаться в животных, как и прочие страсти - скорее всего плод мифологического сознания человека Средневековья.
Король Отакар и орденские летописи утверждали, что зимой 1254–1255 годов крестоносцы разрушили Ромову. Однако есть серьезные сомнения в том, что им удалось разгромить столицу пруссов. Иначе как объяснить, что крестоносцы в следующий раз появились на полуострове только через десять лет? Вот к тому-то времени - к 1264 году - и относятся первые достойные доверия записи о боях вокруг Ромовы.
Впрочем, эта версия о существовании Ромовы на полуострове - не единственная. Некоторые историки помещают ее в район Хайлигенбайля - сегодняшнего городка Мамоново, другие - к Лабиау - нынешнему Полесску. Объясняется это тем, что языческая Пруссия не была цельным государством, а скорее напоминала федерацию племен, каждое из которых имело и своего жреца, рангом ниже Кривы, и свои святилища, которые вполне можно было принять за таинственную Ромову. А уточнить, увы, было не у кого - Крива был настолько "засекреченной" фигурой, что его никто из чужаков никогда не видел. Доподлинно известно только, что в 1260–1270 годах он перенес огонь священного костра и свою резиденцию подальше от крестоносцев - в дикие леса Литвы на реку Вилейку. Позже в том месте вырос город Вильнюс. Деятельность Кривы в Литве прослеживается только до 1386 года, когда воспитанный Верховным Жрецом литовский князь Ягайло из политических соображений изменил язычеству. Приняв крещение и польскую корону, он обрушился на своего наставника, погасил жертвенный костер в Вильно и перебил священных змей. Сам Жрец в очередной раз бесследно исчез.
Священный топор
Когда Орден пришел в Пруссию, в том месте, где стоит сейчас город Хайлигенбайль, рос гигантский дуб. Говорят, он стоял зеленым весь год - и зимой, и летом, а сквозь листву его густой кроны не проникал ни дождь, ни град. Он мог продлить человеку жизнь или, наоборот, отнять ее. Пруссы поклонялись дубу, приносили под ним жертвы, ухаживали за ним и охраняли. Как только об этом прознали крестоносцы, они тут же решили, что это и есть таинственная Ромова - духовная столица пруссов. Рыцари ошибались, Ромова была в Самбии, однако тот дуб имел для пруссов не меньшее значение. Но чтобы понять это, нам придется вспомнить историю куда более древнюю, чем Крестовый поход Тевтонского Ордена в Пруссию.
Епископ Христиан, бывший в плену у пруссов в начале XIII века и будто бы получивший эти сведения из уст русских жрецов-вайделотов, описывал, что в самом начале VI века от Рождества Христова в наши земли попала часть разгромленного когда-то римлянами и растворившегося поэтому в других народах племени кимвров. Прибыли они якобы на плотах после долгих мытарств на севере Европы, - мужчины, женщины и дети числом в сорок шесть тысяч человек. Записок Христиана, кроме опубликовавшего их в 1526 году в своих хрониках летописца Симона Грюнау, никто никогда не видел, да и само это количество народа, плывущего по Балтике на плотах, уже может вызвать улыбку. Но, несмотря на преувеличения и некоторую путаницу в последовательности событий, большая часть повествования подтверждается другими источниками.
Итак, согласно запискам Христиана, названным им самим "История Пруссии из тайных знаний прусских жрецов", в 516 году в Ульмиганию прибыли кимвры, возглавляемые братьями Прутеном и Вайдевутом. Вскоре братья обрели абсолютный авторитет, а с ним и власть в стране, впрочем, вполне заслуженную. Обладая большим опытом и познаниями в области военного искусства, Вайдевут быстро организовал боеспособные дружины из местных жителей и так хорошо обучил дотоле робких воинов, что они смогли не только дать отпор набегам соседей, но и сами стали нападать на них и привозить домой богатую добычу. Более того, Вайдевут построил ряд мощных крепостей, которые потом еще многие века охраняли страну, и дал народу своеобразную конституцию - "Заповеди короля Вайдевута" представляли собой свод законов, регулировавших жизнь пруссов. Прутен, будучи старше брата на шестнадцать лет и, вероятно, мудрее, потратил все свои силы и талант на то, чтобы из примитивных местных верований выстроить гармоничную религиозную систему, управляемую строгой жреческой иерархией. Сам он принял сан Верховного Жреца, а вместе с ним и новое имя - Крива Кривайто. Люди, в знак признания его духовной власти над собой, стали называть себя словом "прутены", позже преобразовавшимся в "пруссы".
Эти действительно великие братья и заложили основы семисотлетнего благоденствия страны, которой никто не мог безнаказанно грозить мечом. Добровольный их уход из жизни был величественен, прекрасен и в буквальном смысле жертвенен.
Ульмигании давно уже угрожало с юга нашествие многочисленного и воинственного племени мазуров, когда-то взимавших с ее жителей дань. Пришло время выяснить, кто же теперь хозяин в этом уголке Европы.
И вот в один зимний день перед битвой пруссов с мазурами при огромном стечении подданных оба брата - Прутен и Вайдевут - в простых белых одеждах вознесли молитвы богам и взошли на священный жертвенный костер. В руке Вайдевута был меч, голову Прутена украшал дубовый венок.
- О, боги! - сказал Вайдевут. - Мы приносим вам эту жертву ради свободы своего народа. Умножьте же силы его так, чтобы все враги были разбиты и в страхе бежали так далеко, что никогда не смогли бы вернуться!
Братья продолжали молиться за Ульмиганию и тогда, когда пламя стало пожирать их тела. Вайдевуту к этому моменту было сто шестнадцать лет, а Прутену - сто тридцать два.
К ночи костер догорел, но люди не расходились и видели, как подхваченные дуновением ветра искорки и лепестки золы от него тут же превращаются в маленьких белых бабочек и стайками разлетаются по священной роще Рикойто. И с тех пор, как напоминание о жертвенном костре, в заснеженных прусских лесах кружат стаи этих насекомых.
Жертва была ненапрасной - пруссы дрались так, что не просто разгромили мазуров в Великой Битве, а полностью уничтожили этот народ.
А к весне на месте костра, в выжженной почве, распустил листочки желудь. Этот росток к приходу крестоносцев вырос в гигантское дерево.
Братья Ордена, возглавляемые епископом Анзельмусом, ринулись уничтожать дуб. Силы рыцарей были значительны, а нападение неожиданным, и им без особого труда удалось перебить защитников дуба. Но когда кнехты попытались срубить дерево, выяснилось, что сделать это невозможно: топоры, звеня, отскакивали от его коры, как от гранитной скалы. Один даже разлетелся на куски, сильно поранив осколками лесорубов. Люди в страхе пятились назад, крестились и посылали проклятия языческим богам. Внезапно налетевший ураган испугал их еще больше. Молнии с треском рвались в кроне дуба и вонзались в землю вокруг него. Приказы и окрики охрипшего епископа не возымели никакого действия: охотников взяться за топор больше не нашлось.
Тогда Анзельмус сам засучил рукава. И дуб сдался: топор все глубже входил в тело великана. Однако дерево было так огромно, что епископу не хватило бы и недели, чтобы завершить начатое. Тогда он приказал натаскать к дереву хвороста, развел большой костер, и через пару дней на месте дуба чернела только выжженная земля.
В честь топора Анзельмуса и назвали город: Хайлигенбайль в буквальном переводе - "Священный Топор".
Если бы подвиги епископа Анзельмуса в Пруссии на этом и закончились, то, возможно, католическая церковь провозгласила бы его одним из своих героев в борьбе с язычеством. Но этого не случилось. И вот по какой причине. Едва Орден закрепился в Пруссии, он тут же объявил все операции с янтарем собственной монополией. Пруссам же, веками относившимся к янтарю как к дару Атримпа - бога морей, эти условности были непонятны. И они наивно продолжали, как их деды и прадеды, собирать на пляжах "горючий камень" и менять его у других народов на более нужные в хозяйстве вещи. И вот тогда епископ Анзельмус настоял, чтобы орденское правительство ввело смертную казнь за незаконную добычу и продажу янтаря.
- Нельзя, чтобы янтарь доставался людям даром! - заявил он, обосновывая свое предложение.
И на холме у поселка Кирпенен, что возле замка Гермау, появились виселицы, на которых вздергивали даже несчастных рыбаков, в чьи сети случайно попал янтарь.