У нее нет ни другой специальности, ни актерского дарования, а в сфере коммерции и финансов она полный профан. Да она с трудом заполняет даже счета!
Здоровой рукой Энн дотянулась до коробки с салфетками, но, когда вытащила одну, по стойке снова застучали зернышки риса. Стойку нужно вытереть. В мойке ожидает гора грязной посуды. Вся моя жизнь – сплошной бардак, сморкаясь, вздохнула Энн и встала. Она терпеть не могла вечно жалеющих себя женщин. Может быть, сделать большой бокал вишнево-молочного коктейля и съесть шесть миндальных пирожных подряд? Это придает сил, для того чтобы помыть стойку. А может быть, даже и посуду.
Мысль о пирожных вдохновила, и она опять полезла в шкафчик, чтобы достать коробку, но в этот момент постучали. Стук был очень решительным. Удивленная Энн подошла к двери и посмотрела в глазок. В холле стоял Мартин Крейн. Последний человек в мире, которого она хотели видеть. Распахнув дверь, Энн гневно выпалила:
– Меня нет дома. И как тебе удалось войти в подъезд?
– Подождал, пока кто-то не открыл дверь, – спокойно сказал он. – Ты ужасно выглядишь, Энн.
– Не твоя забота.
– Похоже, как раз в заботе ты и нуждаешься, так почему бы и не в моей?
– О, я так не думаю.
Она попыталась закрыть дверь, но просунув ногу в щель, не дал ей этого раскрыл ее еще шире. Энн прошипела:
– Мартин, я заору, если не уйдешь!
Он мило улыбнулся, хотя его взгляд при этом оставался холодным и настороженным.
– Я хочу попросить тебя об одном одолжении, – сказал он. – Это касается Тори, а не меня, и это очень важно. Можешь по крайней мере выслушать меня?
– Ты всегда прячешься за спину других людей, чтобы достигнуть собственных целей?
Со сталью в голосе Мартин ответил:
– Мне иногда случается говорить правду. Или ты не допускаешь такой возможности?
– Когда дело касается тебя – нет!
– Если мы намерены продолжать перепалку, не лучше ли делать это в квартире? – сказал он и проскользнул мимо нее в коридор.
Мартин был дюймов на шесть выше и, пожалуй, фунтов на семьдесят тяжелее. Не говоря уж о впечатляющей мускулатуре. Энн с грохотом закрыла дверь и прислонилась к ней спиной.
– Говори, какое одолжение, и побыстрее.
Мартин шагнул к ней.
– Ты плакала.
Она процедила сквозь зубы:
– Одолжение, Мартин.
– Что-нибудь случилось?
– Ничего… Все… Вот уже три дня я не хожу на работу, моя правая рука; бездействует, и я схожу с ума, Знаешь, чем я вчера занималась? Целый день смотрела мультфильмы! Что еще ты хочешь узнать? И что вообще ты здесь делаешь – занимаешься благотворительностью?
– Я уже говорил – хочу попросить об одолжении.
– Брось! Я читала о тебе. В глянцевых журналах. О твоих умопомрачительных домах, машинах и женщинах. О заводах, которые тебе принадлежат. Все это псевдонимы власти. Власти и денег. И ты хочешь, чтобы я поверила, будто могу быть полезной тебе? Не смеши меня.
С внезапным весельем он проговорил:
– Тебе не зря даны рыжие волосы, не так ли? Я не успел сегодня выпить кофе. Может быть, я сварю его, мы сядем и поговорим, как взрослые разумные люди?
– Когда ты оказываешься поблизости, я теряю остатки разума! – выпалила Энн и тут же пожалела о своих словах.
– Вот как? Это интересно, – протянул он. – Энн некуда было отступать, поскольку она уже и так прижималась спиной к двери.
– Мартин, давай будем откровенны. Ты мне не нравишься. Мне не нравится, как ты поступил с Келли. Поэтому нам не о чем говорить. Скажи, что тебе нужно, я решу, хочу ли я это сделать, – и уходи.
– Я уйду, когда буду готов.
– Эдакий мачо! Мне хватает этого на работе, и я не намерена терпеть подобное в своем доме.
– Ты когда-нибудь испытывала недостаток в словах?
– Я не могу себе этого позволить – я работаю с мужчинами, – парировала она.
Он внезапно рассмеялся, и прихожая показалась тесной от брызжущей из него жизненной энергии.