Энн стиснула зубы и задержала дыхание, жалея, что этим утром не пошла пить кофе в какое-нибудь кафе. Но Мартин рано или поздно все равно нашел бы ее, она в этом не сомневалась. Поняв, что потерпела поклявшись себе, что это в последний раз, Энн проворчала:
– С кофеином или без?
– Не имеет значения. Где кухня?
Она поморщилась.
– Гостиная там. Я буду через минуту.
– Прячешь мужчину за плитой, да, Энн?
В его глазах плясали искорки неподдельного веселья, и Энн вдруг с изумлением услышала свой смех. Я смеюсь так, словно он мне нравится, в панике подумала она.
– За моей плитой хоть сколько-нибудь уважающий себя мужчина не поместится, – ответила она и добавила, показывая дорогу в тесную кухню: – Ступай осторожнее.
Мартин остановился на пороге.
– Да, – протянул он, оглядываясь. – Если Брюс убирает твою квартиру, он еще больший герой, чем я думал.
– Брюс здесь не живет!
– Он твой любовник?
– Что дает тебе право задавать личные вопросы?
Он помедлил в задумчивости.
– Не знаю. Так вы с Брюсом любовники?
Ни за что она не стала бы рассказывать о своих отношениях с Брюсом человеку с таким пронзительным взглядом.
– Без комментариев, – деревянным голосом проговорила Энн.
– Понятно… В таком случае я буду пить черный кофе, – сказал Мартин. – С медом, если есть… Ты швыряла рисом в стену?
Она закатила глаза.
– Я пыталась разложить продукты по полкам, ударилась плечом о шкаф и выронила рис. Пакет разорвался.
– Рис – символ плодородия. Не поэтому ли им осыпают новобрачных?
– Вас с Келли тоже осыпали?
Его ресницы дрогнули.
– Нет. Келли была вся в золотистых конфетти. Никаких банальностей вроде риса. Келли никогда не хотела ребенка; фигура была важнее для нее, чем горячее желание Мартина иметь детей. Тори была зачата по чистой случайности.
На мгновение Энн готова была поклясться, что в голосе Мартина звучит неподдельная боль. Но в следующий миг его глаза опять стали непроницаемыми. Ей показалось. Конечно, показалось. Мартина Крейна ранили ее слова? Какой бред!
Он небрежно произнес:
– Где ты держишь пылесос? Лучше убрать этот мусор, пока ты не поскользнулась и не сломала еще и шею.
Ему принадлежала огромная сеть заводов медицинского оборудования, разбросанных по всему миру; любой, хотя бы раз открывавший газету, знал об этом. И он собирается пылесосить ее кухню? Такая банальность – пользуясь его собственным словом, – не фигурировала в ее романтических девичьих мечтах. Будучи подростком, она представляла Мартина сгорающим от желания, уносящим ее на сильных руках из мрачного кирпичного дома Нины, подальше от холодности тетки, от скуки домашней работы и визитов к дантисту.
– Пылесос в прихожей, в шкафу, – бросила Энн.
Мартин вышел из кухни, она смотрела ему вслед. Ее нервы были напряжены; от жалости к себе и следа не осталось, как только он ворвался в квартиру. Но она справится с ним. Она уже т тот впечатлительный и невинный подросток, которым была когда-то; она уже кое-что повидала в этой жизни и усвоила одну-другую истину.
Она будет играть с Мартином Крейном на равных. Скривившись, Энн выудила из развала грязной посуды в раковине тряпку и стала сметать рис на пол. Который тоже не мешало бы как следует отскрести.
Мартин вернулся и, сняв кожаный пиджак, закатал рукава голубой хлопковой рубашки. Его потертые джинсы сидели на нем как влитые. Энн быстро отвела взгляд и сказала:
– Я до сих пор не могу пользоваться правой рукой. Чувствую себя какой-то калекой.
– Надеюсь, рана неглубокая? – спросил он, и Энн могла бы поклясться, что в его голосе прозвучала искренняя тревога.
– Не очень, – ответила она и заметила, как его взгляд опустился ниже плеча.