Стоило ей на мгновение расслабиться – и вся ее внешняя уверенность и достоинство стали рушиться, подобно Кноссу накануне крушения Минойского государства!
Не сгибая спины, Сапфира осторожно опустилась на колено, чтобы поднять непокорную сумку, и медленно сосчитала до трех, стараясь прийти в себя, прежде чем она грациозно поднимется и встретит враждебный взгляд человека, наблюдающего за ней с видом погруженной в раздумье Немезиды, собирающейся вынести свой приговор.
Наверное, так выглядел Люцифер после последнего и нелицеприятного разговора с Богом, подумала она, позволив себе роскошь ответить на его оценивающий взгляд безмятежным взглядом своих голубых глаз и с удивлением отметив, что вопреки ее представлению о нем, о его неизменной, твердой, как алмаз, воле в этом доме он один успел как-то измениться в этом царстве невозмутимого постоянства! Еще темнее стали круги под глазами, чуть бледнее стало загорелое лицо, вокруг страстных, щедрых на ласку губ появились едва заметные морщины – свидетельство длительного внутреннего напряжения.
И все же в главном он остался прежним. Все та же горделивая и самоуверенная осанка вызывающе мужественного тела, тот же упрямый подбородок и столь знакомое выражение безжалостности, лицо, чуждое нежности и понимающего сочувствия. Неукротимый, подумала она, не в силах скрыть охватившую ее дрожь. Да, точнее не скажешь. Было что-то символическое в том, как несколько секунд назад она в буквальном смысле стояла перед ним на коленях. Поневоле вспомнишь Фрейда. Тэйн. Властелин… господин… повелитель.
Внезапно Сапфира покачнулась, и комната превратилась в погруженный во тьму туннель, поглотив неумолимое лицо Тэйна, исторгнув из нее тихий стон. Она скорее почувствовала, чем увидела, как расстояние между ними сократилось, и по внезапно повеявшему на нее теплу и безошибочно мужскому запаху свежевыбритого лица поняла в тот самый момент, что он подхватил ее в свои объятия и избавил от неудобства приземлиться на слишком жесткий пол.
Несмотря на обморок, сознание не успело полностью отключиться. Еще до того, как ее быстро и без усилий усадили в кресло, мозг вновь почувствовал живительную силу кислорода. Какая самонадеянность с ее стороны посчитать себя готовой к встрече с Тэйном в подобных обстоятельствах. Она явно недооценила силу его воздействия на нее и, возможно, переоценила себя.
– Возьми. Это поможет тебе восстановить силы. – Он протянул ей хрустальный бокал с бренди.
– «Метакса»? Мне? – Она уже успела прийти в себя и окинула его вызывающе насмешливым взглядом. – Но ведь день Святой Доминики будет в январе, а не в июне!
С болезненным удовлетворением отметила она, как побелели суставы его пальцев, обхвативших хрустальную поверхность бокала. Прекрасно, стрела достигла цели! Значит, он не забыл, как однажды, увидев ее с бокалом в руке, он заметил с ядовитым сарказмом, что она, по-видимому, каждый день воспринимает как праздник Святой Доминики! Сапфира не поняла, что он имеет в виду, и с чувством спокойного превосходства он объяснил, что имеет в виду событие, когда гречанки празднуют День повитухи.
– Этот праздник имеет сомнительную славу единственного дня в году, когда нашим женщинам позволено быть несколько неумеренными в питье без страха подвергнуться критике за свою невоздержанность, – сказал он со значением.
Незаслуженный выпад глубоко ранил ее. Правда, она действительно каждый вечер перед сном стала выпивать по рюмке бренди, чтобы заснуть, но она вовсе не ожидала, что он оскорбит ее, назвав пьяницей, и боль от обиды все еще не утихла.
– Запомнила? – В устремленном на нее задумчивом взгляде уже не было напряженности. – Ты удивляешь меня. Сапфира. Я всегда думал, что обычаи и культура моей страны глубоко тебе безразличны.
– Я думаю, несправедливость надолго остается в памяти, – сухо сказала она. – Греция никогда не была мне безразлична.
– Значит, причина в самих греках или, точнее, в одном из них, не так ли? – Насмешливость его тона вызывала в ней желание ответить дерзостью.