В следующее же мгновенье он был спокоен. Лишь темные брови строго нахмурились да синие глаза ярче блеснули в лунном сиянии.
— Сам говоришь, што Грозного царя не убоялся, — произнес твердым голосом мальчик, — а от ночных татей дрожишь. Кони сытые да ходкие у нас, авось не нагонят станишники.
— Не за себя боюсь, светик, — все так же растерянно лепетал дядька, — беда тебе, коли нагонят, ведаешь сам…
— А нагонят — откупимся, — тряхнув кудрями, отвечал мальчик, — чай немало казны в мошне припасено. А коли што — и ручницы [ружья] возьмем, палить будем! — смело заключил красавчик-князек.
— Храни Господи!… Ручницы! Ишь што выдумал! Да их-то, разбойников, с десяток али более соберется, а нас-то я да Егорка, да ты, молоденчик. Нешто справиться с ими? Да и откупом немного возьмем — все едино обдерут до нитки. Единое спасение — коней гнать… Куды ни шло!
И снова высунулся в окно каптаны старик-дядька, снова перекинулся словом с возницей и, полуживой от страха и волнения, опустился на сиденье возка.
Лошади уже не бежали, а неслись молнией на всем скаку. Тяжелая каптана перепрыгивала с кочки на кочку, грозя ежеминутно грохнуться оземь и развалиться на сотню кусков. Месяц скрылся за тучу и внутри каптаны снова наступила ночь. В сгущенном мраке князек Алеша нащупал небольшой, как бы игрушечный чекан [род топорика], заткнутый за пояс и сжал его дрогнувшей рукою.
«Буду защищать дядьку, — коли доведется настигнуть нас татям», — вихрем пронеслось в мозгу смелого мальчика.
А чаща все стонала, и вопила, и гикала на разные голоса. Казалось, вся нечистая сила леса, с упырями, лесовиками и ведьмами во главе, слетелась сюда справлять свой полночный шабаш.
Вдруг, совсем близко, чуть не над самой каптаной, просвистел молодецкий посвист. Вслед за ним ясно и четко прогремело над головой путников:
— Сарынь на кичку! [условный оклик или сигнал, который выкрикивали воры и разбойники, нападавшие на проезжих дорогах на богатых купцов и знатных бояр]
И кони разом остановились, схваченные под уздцы десятком сильных, молодецких рук.
2. ПАГУБНЫЙ ВЫСТРЕЛ. — РАСПРАВА. — СТРАННЫЙ ОБМЕН
Десятка полтора дюжих молодцов, одетых в темные кафтаны и вооруженных бердышами [широкий топор на длинной рукоятке], кистенями [увесистый набалдашник на короткой палке, просто насаженный, прикованный звеньями или привязанный ремнями] и дрекольем, вмиг окружили каптану.
Вынырнувший снова из-за облака месяц осветил их сильные богатырские фигуры, полные бесшабашной удали и разгула лица, их мускулистые руки, сжимавшие оружие… Впереди был высокий плечистый парень, одетый богаче и наряднее остальных. На нем был алый кафтан, опоясанный дорогим поясом заморской чеканки, с заткнутыми за ним ножами и кистенем. Высокая шапка, с расшитым золотом околом, и желтые, подбитые серебряными скобами, немецкой кожи, сапоги довершали наряд станичника, внешностью своею скорее похожего на знатного воина, нежели на вора и разбойника.
Его грозное лицо, казалось, не знало милосердия. Жестокою суровостью дышала каждая черта. Черные брови хмурились. Румяные уста под длинными холеными усами презрительно сжимались. Большой шрам, след вражьей сабли, шел от правой щеки к переносице, странно отмечая это, еще молодое, но уже немало видевшее на своем веку, лицо.
— Гей, ты, кто кроется там в бесовом логовище, вылезай, што ли! — крикнул он зычным голосом, в то время как трое из его ватаги ринулись к Егору, стащили его с козел и скрутили поясами по рукам и ногам.
Все это произошло так быстро, что несчастный возница не успел даже крикнуть или попытаться защитить себя.
Внутри же каптаны было по-прежнему тихо как в могиле. Гробовым молчанием отвечали на приказ станичника сидевшие в ней.