В тот первый раз, когда она услышала их зов, ей чудом удалось не потерять рассудок — она сама слышала, как ее мать говорила это другим женщинам. Когда девушка переживает Перемену, то есть когда кто-нибудь из женщин замечает, что мужчины начинают смотреть на девушку совсем по-иному, ноздрями улавливая, как это могут делать только мужчины, запах новых соков, которые предшествуют появлению запаха первой крови, пожилые женщины начинают следить за ней. Если же за этими соками следует кровь — свидетельство того, что девушка превращается в женщину, взоры всех женщин хутора уже не отрываются от нее, пока не пройдет Полугодие, в течение которого не должно быть новых свидетельств превращения в женщину — ни новых выделений, ни новой крови. (Если по недосмотру сама девушка может не заметить первого раза, то никакие силы в мире не дадут ей пропустить второй).
И хотя все с тревогой ждут, чтоб благополучно миновал последний месяц Полугодия, но у женщин есть и другие способы убедиться в том, что девушки их хутора в будущем станут достойными женами и матерями. Есть такие проверки, которые позволяют предсказать заранее, что из этой девушки будет толк.
На хуторе Праведный Путь этим установленным женщинами испытанием было бдение на Холме в течение бесконечно тянущихся часов одной-единственной ночи. Вопрос о желании или выборе времени не стоял и не обсуждался. Хуторская девчонка в эту ночь была, конечно, в относительной безопасности — Пол был бы никудышным альфом, если б не смог удержать своих мужиков под двойным замком — собственного приказа и угрозы проклятия, ожидавшей дурака, что осмелится вмешаться в женские дела.
В безопасности… но только от мужчин.
Очередь Бекки пришлась на весну. Погода была на удивление хороша, воздух тих и полон недолговечной свежести. Проснувшаяся после зимней спячки мелкая живность наполняла сумерки шуршанием и жужжанием. Бекка призвала на них милость Господина нашего Царя, возблагодарив небеса за то, что они послали сих малых и незначительных созданий уничтожать тех, что с незапамятных времен наносят ущерб полям и нивам.
Бекка произнесла слова молитвы очень громко, но даже если б она прокричала их во весь голос, то и тогда они вряд ли заглушили бы тот, другой звук, ту, другую, полную скорби песнь. Впервые она коснулась слуха Бекки в самые глухие часы той памятной ночи. Звуки сочились из глубинного мрака холма, а странный, леденящий, приглушенный перестук лишь подчеркивал этот главный мотив. Он плыл на крыльях обманчивого ветерка, он крался сквозь ночь, полную разноцветных звезд, обволакивая несказанным ужасом замирающее сердце Бекки. Вновь и вновь повторяла она слова молитвы, вновь и вновь молила о милосердии Бога и Господина нашего Царя, но молитва была тщетной.
Песнь как бы растворялась в Бекке, в ее теле, в ее уме, и теперь она знала — песнь никогда не покинет ее.
И утром, когда женщины пришли за Беккой, им было достаточно одного взгляда на ее лицо, чтобы понять то, что она слышала этой ночью.
— Что это было? — настойчиво выспрашивала Сара. — Что-то похожее на плач?
Бекка отрицательно качнула головой. Она напрягла все силы, чтобы, несмотря на спазм, который свел ей горло и затруднил речь, воспроизвести те звуки, которые донеслись до нее из глубин Поминального холма. Пожилые женщины обменялись взглядами. Бекка увидела, как Рэй ограждает себя знаком от дурного глаза, но ведь всем известно, что Рэй глупа и суеверна. Слышать то, что слышала Бекка, бесспорно, было Знамением, но отнюдь не дурным.
Она слышала голоса. Сухой перестук, который превращал ее нервы в серый пепел, перекрывался другими звуками и переплетался с ними — со слабыми голосами, называвшими имена женщин Праведного Пути — как живущих ныне, так и умерших.