Линн родила девочку, а девочек на хуторе Миролюбие родилось уже слишком много, так что пустых колыбелек не осталось. И Линн на горьком опыте убедилась, что доброе отношение к ней Захарии имеет свои границы.
Бекка все еще безмолвно стояла посреди дороги. Стальные цепи памяти обвивали и сковывали ее лодыжки. Тихий голодный плач, доносившийся с холма, будто лезвием бритвы кромсал ее душу, заставляя ее кровоточить. Вот точно так же было и в ночь бдения, но тогда все ее помыслы были связаны с другим холмом — с Поминальным. Те хутора, которые совместно владели холмом, где сейчас исходило криком дитя Линн, так и не дали ему собственного имени. Имя придало бы ему большую реальность, о нем было бы труднее не вспоминать. Ведь вся суть этого безымянного места заключалась в том, что там оставляли нечто и уходили, стараясь ни о чем не вспоминать. Так было всегда, так будет всегда. А Поминальный холм — дело совсем другое. Поминальный холм — место поминовений. Бекка попыталась вздохнуть поглубже, и, хотя у нее заломило грудь, сил уйти не было — неподвижная и окаменевшая, как костяки, что покоятся в Поминальном холме, она не могла сдвинуться с места.
— Бекка?
Не имея сил повернуться, она все равно узнала этот голос.
— Джеми!..
Не вскрик, а вздох… но радость освобождения придала ему силу осанны. И вот Джеми уже в поле ее зрения — коса на плече, рубашка испещрена пятнами пота — признак нелегкого труда в поле. В его глазах Бекка читала собственную надежду на спасение.
— О Джеми! — Не думая ни о чем, она бросилась на грудь юноше.
— Нет, Бекка, нет… — Он мягко отстранил ее свободной рукой. — Дом совсем рядом, нас могут увидеть.
— А ты боишься?
— Ты уже почти взрослая женщина, и этого нам не простят. — Он говорил тихо, но за каждым словом стояла глубоко продуманная мысль. — Ты уже прошла через Перемену и бдение, а я ведь старше тебя. Так что это совсем не то, что было в наши детские годы. По обычаю нам не следовало бы быть тут вообще. Если б Пол узнал…
— Па ничего бы не сказал! — Бекка чувствовала свою правоту. — И если я взрослая женщина, то моя прямая обязанность дать тебе Поцелуй или Жест, когда ты этого попросишь. — А ее глаза молили: «Попроси…»
Джеми покачал головой, его черные волосы упали на глаза цвета доброго ржаного хлеба.
— Ты же знаешь, что это не то, что я захочу получить от тебя, когда придет время. — Он оглянулся на поле, где работали другие мужчины. — Лучше я пойду. Они тоже скоро отправятся домой.
Ее рука рванулась к нему, не отпуская.
— Джеми, любимый, меня томит жизнь в постоянном ожидании и неутоленном желании. — Ее лицо пылало, выдавая стыд перед собственными чересчур смелыми словами, хотя в сердце ее стыда не было и в помине. — То, что ты задумал… Откуда ты знаешь, что из этого хоть что-то получится? Чтобы добиться этого, чтобы стать альфом Праведного Пути…
— Только не Праведного Пути! — Его загорелое на полевой страде лицо выражало твердую уверенность в своей правоте. — Этому не бывать, Бекка. Хоть Пол мне и не отец, я никогда не выйду с ним на бой из-за этого хутора.
— Среди его кровных сыновей мало найдется столь чувствительных, как ты!
— Что ж, каждый свою борозду ведет по-своему. Ведь именно слово Пола спасло мне жизнь, когда меня принесли сюда с холма. А со мной он всегда обращался так, будто я один из его родных детей. Мир широк. Есть и другие хутора, и другие Имения, и всюду есть альфы, которые правят ими. Может, судьба сведет меня лицом к лицу даже с альфом того хутора, откуда меня выбросили подыхать. И если мне суждено стать твоим женихом и мужем, я обращу свой взор к одному из них, но если цена этому — смерть Пола, то я скорее откажусь от тебя.
Ее рука потянулась к его руке, пальцы их сплелись.