Патриарх: Нет, не отказываюсь.
Обвинитель: Я задаю вопрос: почему в своём воззвании вместо выражения "кощунство" вы сознательно, как заявляете сами, поставили слово "святотатство"? Было у вас желание сбить с толку вашу паству и направить по другому пути?
Патриарх: У меня нет в воззвании слова "кощунство". Я не знаю, почему вы об этом говорили.
Обвинитель: Значит, надо говорить только о грабеже? Я удовлетворён. Скажите, на какие места в канонах вы ссылались, квалифицируя акты об изъятии как преступления, как святотатства?
Патриарх: Кажется, на семьдесят третье правило апостольское. Главным образом, на Двукратный Собор, а в последнем приведено…
Обвинитель: А как вы понимаете: там сказано, что если кто похитит сосуд, присвоит его и употребит небогослужебные цели… Правильно это или нет?
Патриарх: Так говорится: для личных и вообще священных.
Обвинитель: Да, если кто-нибудь возьмёт сосуд, похитит, значит, это связано с актом кражи? Вы помните это?
Патриарх: Я помню, что сказано: что если кто возьмёт и употребит на недолжные цели.
Обвинитель: Значит, для вас ясно, что ваша ссылка на каноны неосновательна?
Патриарх: Почему?
Обвинитель: Потому что никакой кражи…
Патриарх: С точки зрения канона то же присвоение.
Обвинитель: Это есть кража. Кому принадлежат ценности?
Патриарх: По канону - Богу и Церкви и распорядителю-епископу. По канону, но не по советскому закону.
Обвинитель: Вы показали здесь, ваши послания писались с ведома других. Вы являетесь выразителем всего иерархического начала - это правильно?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Я не знаю, какие вы пишите.
Патриарх: В ПОМГОЛ.
Обвинитель: Значит, одни были законные, другие без согласия властей?
Патриарх: Какие?
Обвинитель: Вы признаёте незаконными?
Патриарх: Нет.
Обвинитель: Почему?
Патриарх: Потому что ничего такого нет.
Обвинитель: А позвольте вас спросить: что вы называете контрреволюционным актом?
Патриарх: По толкованию вашему, действия, направленные к низвержению советской власти.
Обвинитель: А для вас такой смысл тоже приемлем?
Патриарх: Приемлем.
Обвинитель: Значит, всякое действие, направленное против советской власти?
Патриарх: Нет, к свержению советской власти.
Обвинитель: Непременно к свержению?
Патриарх: И в этом мы не повинны.
Обвинитель: А вы находите, что агитация является попыткой подготовить настроение, чтобы в будущем подготовить и свержение? Агитация может быть контрреволюционной.
Патриарх: Вы считаете её контрреволюционным действием, а я не считаю.
Обвинитель: С точки зрения евангельской, как считаете вы, какая добродетель выше - милосердие или жертвоприношение?
Патриарх: Это вы приводите вопросы, которые задавались экспертизе. И то, и другое нужно.
Обвинитель: Что выше, вам неизвестно?
Патриарх: Первая заповедь говорит: "Возлюби Господа Бога".
Обвинитель: А это означает: "Милости хочу, а не жертвы". Вот этой заповеди вам не следовало бы забывать.
Патриарх: Нет, я не забыл. Это в известном случае сказано, а к данному случаю это не касается. Если на вашей точке зрения стоять, то как объяснить, что женщина вылила миро, а Иуда сказал: "Отдать лучше нищим"?
Обвинитель: С точки зрения христианской и не изувера, что лучше - оставить стоять сосуд на том месте, где он находится, и дать тринадцати миллионам человек умереть от голода, или наоборот? Я спрашиваю вас, что с точки зрения христианской морали было бы приемлемей?
Патриарх: Да я думаю, что такого вопроса не может быть.
Председатель: Почему же не может быть?
Патриарх: Потому что в такой плоскости его не нужно ставить. Конечно, выше, чтобы сосуды не были пустые, но при каких условиях.
Обвинитель: Так вы считаете, что советская власть может спасти эти тринадцать миллионов голодающих только на те средства, какие есть?
Патриарх: Очень желал бы, но не знаю, чем располагает советская власть.
Обвинитель: А что, Цветков не говорил вам, что двенадцать миллионов обречены на верную смерть?
Патриарх: Но ведь я читал в ваших газетах, что советская власть справится.
Председатель: Вы всё время говорите: "в ваших газетах", "ваши постановления", "ваша власть". Создаётся впечатление, что вы этим подчёркиваете, "этим постановлением" и "этой властью" противопоставляете какие-то другие постановления и другую власть. Что вы имеете в виду?
Патриарх: Это не о контрреволюционном я говорю, а о ваших правительственных газетах. И я прошу занести в протокол, когда я посылал своё первое обращение за границу, я даже не понимал, что, невзирая на существующий образ правления, который, может быть, не всем нравится за границей, вы всё-таки должны нам помогать, какая власть стоит у нас. Это известно было.
Обвинитель: А вы думаете как? Если авторитетом патриарха подчёркивается то обстоятельство, что существующая власть грабит.
Патриарх: А если патриарх заявляет, что не взирайте на то, какая власть, ей вы помогайте?
Председатель: Туг большая разница. Значит, за границей - это одно, а дать самим - это другое? Вот когда нужно было, вы сочли возможным заявить за границей, а когда коснулся вопрос о немедленной близкой помощи, то вы выступили против.
Патриарх: Нет, прошу обратить внимание на то воззвание, которое прошло раньше.
Председатель: Это старое воззвание?
Патриарх: На протяжении пяти дней сделанное мной предложение было отвергнуто на том основании, что с иностранными лицами, которых кто-то предлагал, не следует входить в отношения, т. е. вести переговоры с иностранцами может вести только сама власть.
Председатель: Имеются ещё вопросы?
Обвинитель: К вам обращался кто-нибудь с просьбой подписать воззвание о помощи голодающим?
Патриарх: Нет.
Обвинитель: А протоиерей Дедовский?
Патриарх: Вообще ко мне приходило много народа. Если Дедовский был вместе с Русановым, то я знаю, что вы имеете в виду. Но того, что Дедовский миссионер или эксперт - этого я не знаю.
Обвинитель: Как это мошо случиться, что вы на одной и той же неделе за одно и то же и проклинали и благословляли? Вы проклинали всех, кто будет изымать ценности, а когда священник Дедовский предоставил вам послание обратного значения, вы собственноручно подписали, что с ним согласны?
Патриарх: Но оно не прошло.
Обвинитель: Как?
Патриарх: Оно не прошло. Я обращался в ПОМГОЛ, и оно не прошло.
Председатель: Значит, то ваше послание, которое вы послали для утверждения, не прошло, а прошло то, которое вы не послали на утверждение?
Патриарх: Мы и теперь ждём ответа.
Обвинитель: К нам в комитет приходили ходоки, крестьяне из Саратовской губернии, и заявляли, что патриарх от своей точки зрения отказался, перестал упираться и благословил изъятие.
Патриарх: Я это говорю не с целью агитации.
Обвинитель: Какие обстоятельства заставили вас отступить от старой точки зрения и вместо проклятия дать благословение? Это так, и в подтверждение этого у меня имеется документ, исходящий от вас.
Председатель: О каком документе вы говорите?
Обвинитель: Священник Ледовский, Русанов и другие представили воззвание, которое в "Известиях ВЦИК" было напечатано. Это воззвание собственноручно было подписано патриархом.
Председатель: Что за воззвание?
Обвинитель: Об изъятии ценностей?
Председатель: Вы поняли, о каком воззвании идёт речь?
Патриарх: Да, но о чём оно говорило, я не знаю.
Председатель: В этом воззвании говорилось о необходимости пойти на изъятие церковных ценностей, и вы написали "согласен" и не возражаете. Вот обвинитель и спрашивает, как случилось: подписавши это воззвание, вы потом высказались против изъятия?
Патриарх: Хорошо бы огласить это воззвание.
Председатель: Обвинитель, у вас есть документ?
Обвинитель: Нет.
Председатель: Значит, вы приобщить его к делу не можете? Тогда я прошу не ссылаться на этот документ и все вопросы, связанные с ним, устраняю.
Обвинитель: Это может подтвердить священник Дедовский.
Председатель: Тогда вы можете подтвердить вопрос о вызове Дедовского для освещения этого вопроса в качестве свидетеля, если этот момент имеет, с вашей точки зрения, отношение к обвинению, предъявленному к подсудимому, но ссылаться на неизвестный или неприобщённый к делу документ вы не можете.
Обвинитель: Священники, которые были на собрании у архиепископа Никандра, заявляют по очереди, что критиковать и обсуждать воззвание они не имели права. Правда ли это?
Патриарх: Не думаю.
Обвинитель: Значит, они солгали?
Патриарх: Зачем выражаться так резко. Они могут стоять на своей точке зрения.
Обвинитель: Что вы с ними, сговориться не можете? Каким образом оказались священники, которые позволяют себе критиковать? Это как раз те, которые заявили, что боятся быть лишёнными сана. Вы говорили, что у них своя точка зрения. Что же выходит, вы верили в непогрешимость людей?
Патриарх: Я вам скажу: мы даже не верим в непогрешимость папы.
Обвинитель: А можно называть грешных людей святыми?
Патриарх: Это в другом смысле.
Обвинитель: Значит, может быть и грешный и святейший?
Патриарх: Это по моему адресу?
Председатель: Прошу обвинителя держаться ближе к существу дела.
Обвинитель: Я хочу выяснить: разве для патриарха Тихона не было святейших?
Патриарх: Святейший - это титул.
Обвинитель: Что же, никакого смысла не имеет?