– Бетси, у меня для тебя подарок, который, я думаю, должен тебя очень обрадовать. – Стивен изо всех сил пытался говорить весело.
Он положил перед Бетси большой сверток и сел за стол.
– Мне? – озадаченно спросила Бетси. – Но почему?
– Ты только посмотри, что там внутри.
Вся семья с любопытством наблюдала, как Бетси разворачивала коричневую оберточную бумагу и открывала белую коробку.
– Ой, Стиви! – восторженно воскликнула Бетси. – Просто потрясающе!
Внутри лежал большой набор акриловых красок и несколько кистей разных размеров.
– Лиз сказала мне, что ты любишь рисовать, – объяснил Стивен, – и я подумал, может, тебе попробовать рисовать красками.
Бетси подняла глаза на Стивена и покраснела до корней волос.
– Это самый прекрасный подарок… Я просто не знаю, как тебя благодарить…
– Замечательно, Стивен. – Элис Уэйкфилд одобрительно кивнула.
Бетси восхищенно перебирала яркие тюбики с красками. Потом снова взглянула на Стивена.
– Никогда в жизни мне не делали такого прекрасного подарка… Вернее, мне вообще никто не делал подарков. – Бетси немного помедлила.
Лицо ее вдруг опять стало печальным, у нее задрожали губы, и она опустила голову.
– Никто, кроме Трисии…
Стивен сидел напротив нее, усердно помешивая кофе, и тоже не поднимал взгляда от стола.
Элизабет поняла, что они оба снова погрузились в воспоминания.
Завтрак закончился в полном молчании.
– …Яко земля еси и в землю отъидеши, – священник завершил обряд, и гроб с Трисией Мартин опустили в могилу.
Элизабет поежилась от холодного утреннего тумана. Со скорбным лицом она стояла в первых рядах до неприличия маленькой группы людей, пришедших проститься с Трисией. Несколько учителей из школы, несколько одноклассников Трисии и еще два-три человека. Из семьи Мартинов была только Бетси. Остальные родственники не захотели лишний раз себя печалить. Никто из них не пришел сказать Трисии последнее «прощай». Джим Мартин, отец Трисии и Бетси, тоже не появился. Хотя Бетси ничего и не говорила, но все время в течение короткой службы она пристально вглядывалась в толпу, пытаясь отыскать отца. Слабый луч надежды в ее глазах сменился выражением разочарования и раздражения, как только она рассмотрела всех присутствовавших.
Но теперь уже Бетси стояла с окаменевшим лицом, одной рукой держась за руку Элизабет, другой за Стивена. Мистер и миссис Уэйкфилд, склонив головы, стояли рядом с сыном. Даже на лице Джессики появилось скорбное выражение, когда в могилу бросили первую горсть земли.
Вдруг Бетси издала душераздирающий крик, как будто ее саму закапывали в могилу, и рухнула на землю.
– Нет! Господи! Нет! – зарыдала она и принялась бить кулаками но влажной от росы траве.
Стивен опустился на колени рядом с ней и обнял, пытаясь привести в чувство.
– Все будет хорошо, – тихо шептал он, сам едва сдерживая слезы, – все будет хорошо.
Он не отпускал Бетси, пока ее рыдания не сменились едва слышными всхлипываниями. Наконец она совсем успокоилась. Стивен помог ей подняться, но продолжал поддерживать, пока, бормоча соболезнования, не прошли все, пришедшие на похороны.
– Такая милая девушка, – прошептала женщина из центра по уходу за престарелыми, где до своей болезни в свободное от учебы время работала Трисия.
– Такая прекрасная девушка.
– Мне ее так будет не хватать, – сказала одна из одноклассниц Трисии Стивену и Бетси и отошла в сторону, вытирая слезы краем рукава.
Каждый пришедший на похороны выразил соболезнования, но даже самые теплые слова не могли вместить в себя всего, чем была Трисия. Добрая, внимательная, великодушная Трисия. Девушка, с которой Стивен был так счастлив. И единственный настоящий друг Бетси.
Последним подошел Роджер Коллинз, молодой красивый куратор «Оракула», газеты школы в Ласковой Долине. Элизабет и Джессика очень любили его уроки английского языка.
– Трисия была одной из моих лучших учениц, – начал он. – Она была особенным человеком… Бетси… Стивен. – Он крепко обнял их обоих. – Мне кажется, всего, что я смогу сказать, будет недостаточно. – Он пожал руки Элис и Неду Уэйкфилд и повернулся к близнецам: – Вы будете сегодня на занятиях?
Элизабет с Джессикой утвердительно кивнули, и мистер Коллинз ушел.
– Вот, кажется, и все, – тихо сказала Элизабет.
Ей казалось, что должно быть еще что-то, что может как-то заглушить боль и скорбь. Но ничего больше не было. Осталась только какая-то сосущая пустота под ложечкой.