…Дорога заняла немного больше времени, нежели рассчитывали путешественники: праздничные дни во время посевной - почти королевский подарок от родного правительства и, конечно, все дачники и горожане, имеющие сельских родственников, воспользовались дополнительными выходными в своих "корыстных" целях. Как следствие - забитые напрочь шоссе, то и дело возникающие пробки и прочие прелести родных российских дорог. Не всем удалось выехать 30 апреля или 1 мая - многие, как и Чудаковы с Голиками, в обязательном порядке должны были отметиться на демонстрации. Да и, чего греха таить, любили главы наших семейств это дело - праздник, всеобщее ликование, да и разве с пустыми руками на демонстрацию кто-нибудь ходит? Обязательно походная фляжечка на пол-литра горячительной жидкости, походные же пластмассовые стопочки да любовно приготовленная супругой праздничная закуска. После пяти минут пешей прогулки - минут десять перекура: как раз достаточно, чтобы опрокинуть рюмашку-другую, пообщаться с народом, разные байки потравить, анекдоты. И снова вперед. После нескольких таких стоянок обычно начинались народные песнопения: кто под гармошку, кто под гитару… Романтика! Часа три, а то и четыре так повеселишься, потом галопом по европам мимо трибуны с главнокомандующими партийными боссами городского масштаба пробежишь, покричишь "Ура" на все их призывные лозунги, продемонстрировав тем самым полную свою солидарность с трудящимися всего мира - и домой, догуливать до самого вечера. Правда, с началом перестройки прежнее понятие демонстрации несколько девальвировалось, грозя в ближайшем будущем превратиться в анахронизм, но пока еще были сильны прежние взгляды, социалистическая закалка. А посему пропустить такое действо ни Чудаков, ни Голик не могли.
По всей видимости, немало таких любителей демонстраций осталось в городе до второго мая, дороги, как уже было сказано, оказались забиты машинами, да пока заехали за сыном Чудаковых, Сашкой - в итоге вместо расчетного полудня гости приехали в Нахаловку лишь в четвертом часу дня.
Сашка заслуживает немножко большего внимания, потому остановимся на нем поподробнее. Сашка, двадцатилетний лоб, полностью оправдывал свою фамилию. Более полного совпадения фамилии и человеческой сути ее владельца придумать невозможно. Ну вот, например, блондинка носит фамилию Белая или маленький юркий паренек - фамилию Мышкин. Это все ерунда. Вот Сашка - это Чудаков с очень большой буквы "Ч", в его случае это не фамилия, это его характеристика. Сашка Чудаков. И этим все сказано.
Высок, строен, не красив, но чертовски привлекателен и прекрасно об этом знает. При этом хамоват и нагловат, за двадцать лет лишь однажды порадовал родителей - появившись на свет после долгих ожиданий наследника мужеска пола. Впрочем, радость оказалась преждевременной и единственной. Никогда не отличался добротой, усердием, прилежанием и терпением. К своим двадцати успел три года проучиться в мединституте, причем, за три года едва осилил один курс и теперь готовился к сессии за второй.
К моменту поездки в Нахаловку имел невесту Лилю в родном городе. Лиля - очаровательная девушка, дочь высокопоставленного руководителя городского уровня, с трехкомнатной квартирой в высотном доме в центре города в виде приданного, ангельским лицом и терпением, и, к собственному несчастью, дико влюбленная в этого обаятельного обормота.
Кроме всех перечисленных "достоинств", имел Сашка еще одно - был он страшным матерщинником, матерился безбожно даже в присутствии дам, но делал это столь артистично, виртуозно и к месту, что последние переставали смущаться от нецензурной Сашкиной брани на третьей минуте общения с ним, а на десятой просто сходили с ума от этого милого экстравагантного очаровашки.
***
Гости, наконец, прибыли, знакомство состоялось Чудаковы знакомили вновь прибывших Голиков с хозяевами-Дрибницами. Дети знакомились сами - Таня и Сергей с Вовой и Лидой, старшей Вовиной сестрой, Сашке же было проще - младшие Дрибницы приходились ему двоюродными братом и сестрой, Серегу он уже знал, а Татьяна была ему совершенно неинтересна в силу своего чересчур юного возраста, выходящего за рамки его, Сашкиных, интересов.
Гостей тут же пригласили к столу, причем детей посадили отдельно - стол не был рассчитан на такое количество едоков. Обед плавно перешел в ужин, за родительским столом уже запели. Детям стало скучно, и они, захватив заранее припрятанную бутылочку портвейна, пошли гулять. По дороге зашли за Лидиной подругой, с которой Сашка, похоже, уже был знаком.
Тем временем на Нахаловку опустилась ранняя бархатная ночь. Май выдался на редкость теплым для этих неюжных краев. Над неизбалованной фонарями деревушкой висела загадочная фея-луна в окружении нимф-звезд, да посверкивали мелко светлячки.
Путники разделились парами: почти женатый уже Сашка по-хозяйски обхватил Лидину подружку, Серега вел себя несколько скромнее по отношению к Лиде, а Вова откровенно стеснялся даже ненароком прикоснуться к маленькой Тане.
О чем беседовали во время прогулки первые две пары - история умалчивает. Автор лишь догадывается, что разговорами они не ограничились. Вовка же всю ночь (ибо гуляла честная компания до рассвета) нес какую-то чушь и околесицу, Таня так же всю ночь периодически вскрикивала: "Ой, я сейчас упаду" (поскольку гуляли они по лесу и всевозможным буеракам), при этом чувствуя себя попугаем и тупой идиоткой. Вова галантно подставлял ей свою руку, когда на их пути возникало очередное препятствие в виде оврага или поваленного дерева, Таня на нее опиралась, благодаря чему ей таки удалось избежать падений. А по большей части шли они молча. Вова - оттого, что влюбился с первого взгляда, сам не зная, что он в ней нашел - угловатый большеротый подросток-лягушонок с мальчишеской стрижкой. Таня - оттого, что ей совершенно неинтересен был собеседник, так же как и вся их компания, как эта дурацкая ночная вылазка по пересеченной местности на горе ее городским ноженькам и на радость местным комарам. Равно как и вся эта посевная кампания ее родителей - ведь жили же столько лет без огорода, на кой ляд он сейчас сдался, когда у нее столько проблем в личной жизни, а тут еще этот крестьянин путается под ногами, зануда этакий…
Такой и осталась эта ночь в их памяти: для Вовы - восхитительная ночь с чудесной девочкой Таней; для Тани - жуткая фантасмагория звезд, светлячков, комаров, крапивы и странного скучного мальчика с его неловкими попытками развеселить ее.
***
Тем далеким летом Голики еще трижды приезжали в Нахаловку. Серегу с собой не брали, так как он, закончив школу, теперь готовился к вступительным экзаменам в политех. Родители полагали, что вместо окучивания картошки сынуле полезнее будет усердно штудировать учебники. Наивные! Какие учебники! Как только в пятницу вечером за ними захлопывалась дверь, дом тут же наполнялся дружками и подружками, спиртное поглощалось декалитрами, а учебники сиротливо пылились на самой дальней полке.
У Сашки Чудакова тоже настала горячая пора - уж в который раз он пытался подчистить хвосты в мединституте. В то далекое время преподаватели еще стеснялись брать взятки открыто, доводя Сашку своей принципиальностью до белого каления. О том, что будущему доктору не мешало бы знать элементарную анатомию и хотя бы начальную химию, он, похоже, не догадывался. Да и некогда ему было учебники листать - скоро свадьба, надо успеть нагуляться на всю оставшуюся…
Лида в конце мая вышла замуж и теперь жила у мужа в соседнем поселке. Таким образом, младшее поколение на "фазенде" теперь было представлено только Вовкой да маленькой Таней. Как и Сергей, Вова в этом году закончил школу. Но к поступлению в институт готовился более серьезно, нежели городской приятель. В принципе, и родители не пускали это дело на самотек, но, не будь даже их надзор столь строгим, Вовка занимался бы не менее тщательно. Парень вырос серьезным и ответственным человеком. И даже переходный возраст, от которого так плачут все родители, прошел у Вовки совершенно незаметно. Не было у него закидонов, юношеских истерик, чрезмерного гонору и противопоставления себя обществу в целом и родителям в частности. Он даже огрызался крайне редко, не важно, на родителей ли, на приятелей… В свои семнадцать Вова был уже основательным, надежным человеком, каким не каждый мужик способен стать даже к сорока годам.
Каждый приезд Голиков становился для Вовки событием. Каждый раз с замиранием сердца подсчитывал дни, когда, наконец, он снова увидит маленькую девочку Таню, когда сможет заглянуть в ее прекрасные, бездонные глаза цвета осоки…
Что он нашел в этой девчонке? Угловатый подросток с короткой стрижкой мягких русых волос, большой рот, нервные, какие-то дерганые движения… Только очень большой романтик мог угадать в этом лягушонке будущую принцессу-лебедь, только очень чувственное сердце могло проникнуться любовью к этому странному голенастому созданью…
А девочка явно скучала в деревне. Участия в обработке земляного надела она почти не принимала - нежные городские ручки не были приспособлены к тяжкому труду, грубая рукоятка сапки в два счета натирала мягкую ладошку до кровавых мозолей. На кухне от нее тоже не было особого проку. Ребенку оставалось только забавляться с любимой собачкой карманного размера, привезенной из дому, да с замиранием сердца читать втайне от родителей модную книжку про Лолиту. Хозяйского сына Вовку Таня почти не замечала. Беседовать с ним было, в принципе, не о чем - о чем могла взрослая городская тринадцатилетняя девушка беседовать с деревенским семнадцатилетним мальчиком? Что он, наивный, мог знать о жизни?!