А Вовка не смел приблизиться к предмету обожания. Целыми днями в окружении взрослых он копал, окучивал, кормил поросят, выгонял корову на выпас. А сердце колотилось беспрестанно - ОНА здесь, ОНА смотрит на меня… Правда, Таня в это время смотрела не на него, а сквозь него, но разницы в этих понятиях он еще не знал. Зато вечером, когда сытых детей выпроваживали из летней кухни в дом к телевизору, чтобы не мешали взрослым расслабиться после тяжких дневных трудов за хлебосольным столом, они, наконец, оставались одни в пустом доме. И пусть летняя кухня совсем рядом, так что отчетливо слышно каждое долетевшее оттуда словцо, и пусть разудалые песни заглушают слова нудной мелодрамы - он ведь все равно не может слышать ничего из-за сумасшедшего стука сердца, которое от небывалой близости любимой девочки готово выскочить из груди…
А девочка и впрямь близка, ближе просто некуда. Ей постелили в проходной комнате, так называемой гостиной, и она уже лежит, укрытая одеялом до самого подбородка, и не может дождаться, когда же этот сельский увалень оставит ее в покое, ведь она так устала от деревенской экзотики, от свежего воздуха и такой обильной крестьянской пищи, и глаза уже совершенно слипаются, а он все сидит и сидит рядом…
Сердце вот-вот выскочит из горла… Что-то нужно сказать, что-то нужно сделать, иначе она подумает, что он ненормальный. Но что? Ведь Вова, в отличие от приятелей-ровесников, не был искушен в любовных утехах, не имел практики общения в подобных ситуациях. Приятели уже посмеивались: слабак! а он просто не мог поцеловать девочку, к которой не чувствовал ровным счетом ничего, а такой, которая бы нравилась, все не находилось. И вот нашлась. Вот она, рядом, так близко, что кровь вскипает, а что с ней делать, что говорить, как себя вести - Вовка не знает. Но ведь надо что-то делать!
- Тань, малинки хочешь?
Девочка посмотрела на него непонимающим взглядом, мол, ночь на дворе, где ж ты малину возьмешь? Но говорить все это лень, и, чтобы не напрягаться, девочка ответила просто:
- Хочу…
Вы когда-нибудь собирали малину под призрачным светом луны? Попробуйте, ощущения еще те: темные заросли, не видно ни ягод, ни колючек. Комаров тоже не видно, но слышноооо!..
Вернулся весь оцарапанный, покусанный, с размазанными по щекам комариными трупиками, протянул ладони, сложенные ковшиком:
- На!
Таня, ни слова не говоря, лишь удивленно посмотрев на ободранного Ромео, аккуратно, двумя пальчиками, вытягивала из живого лукошка ягодки, тщательно разглядывая их перед отправкой в рот. А Вовка преданно сидел на корточках перед юной возлюбленной.
Когда в "корзинке" остались лишь некондиционные ягоды (в темноте брал все подряд, вместе с зелеными), ослепленный любовью Вовка спросил:
- А вишенки принести? - на большее фантазии не хватило.
- Ну неси, - равнодушно позволила Джульетта.
Уж как ему удалось насобирать при неверном лунном свете вишни, так и останется загадкой, но принес, протянув Тане одну ладошку, полную сочных ягод, а вторую милостиво подставил под косточки.
Девочка съела ягоды и забыла и про них, и про нелепого сельского паренька, а мальчик долгими бессонными ночами вспоминал, как еще по-детски, но уже совершенно обворожительно-эротично облизывала Таня испачканные ягодами пальчики, как нежно пахли измазанные вишней пухлые детские губки… Вспоминал до одури, до дрожи, до отчаянного пульсирования крови в ушах, до пугающих поллюций…
С каким нетерпением он ожидал следующего приезда Голиков! Ведь он уже придумал, что скажет девочке-принцессе, он откроется ей, признается в неземной своей любви…
А Голики почему-то приехали без Тани. И Вовка так и не осмелился спросить, где она, где его Офелия?!
***
Вова поступил в политехнический институт на факультет радиоэлектроники. Туда же, только на машиностроительный, поступил и Серега. В общежитие заселяться Дрибнице не довелось - родственники приняли на постой в бывшую Сашкину комнату, ведь тому она больше без надобности, Сашка теперь проживал у супруги Лили в шикарной трехкомнатной квартире.
Ради того, чтобы хоть иногда видеть возлюбленную, Вовка всячески старался сблизиться с Сергеем, буквально навязывая тому свое общество. Хотя Серегина компания ему совсем не нравилась. Вовке претили их забавы, гнусные замечания вдогонку каждой встречной девушке, более чем частые выпивки. Стойкое неприятие вызывало и ироническое Серегино отношение к нему, и унизительная кличка "Крестьянин", которая крепко прилипла к нему опять же с Серегиной подачи. Периодически он срывался, ставил жирный крест на дружбе с Сергеем, говорил себе, что и без него найдет подход к Тане, а если и не найдет, то стоит ли она таких жертв? Ведь все его воспитание, все его жизненные установки никоим образом не позволяли вести себя столь разнузданно, как полагалось в той среде. Ну не мог он быть таким, как все эти Шляпы, Яшки, Сундуки, Хряки и прочие члены их дурацкой компании. Не может он, вместо того, чтобы работать и, образно говоря, грызть гранит науки, каждый вечер проводить в поклонении Бахусу, после чего трястись в пьяном угаре под идиотскую музыку на дискотеке, задираясь ко всем и каждому, провоцируя драку, а после "мочиловки" вести снятую "ложкомойку" в ближайший подвал. Не может он так, не его это…
И он прекращал тусоваться с Серегиной компашкой. Сидел вечерами с Худым в бывшей Сашкиной комнате, ремонтировал магнитофоны и телевизоры, набираясь опыта и мастерства в выбранной профессии. С Худым было интересно, вернее, не столько интересно, сколько спокойно. Витька Коломиец - такой же деревенский паренек, как и сам Вовка, столь же уравновешенный, надежный и порядочный. За некоторый излишний вес, совершенно, впрочем, не портивший его обаятельную физиономию, за гренадерский рост, и внушительную в совокупности фигуру сокурсники любовно нарекли его Худым. Кличка нисколько не обижала Витьку, она ему даже импонировала, и вскоре уже все окружающие перестали называть его по имени, обращаясь сугубо по кличке.
И Вова с головой погружался в дружбу, в учебу, в маленькие халтурки, позволяющие прожить без материальной родительской поддержки. Он даже пытался общаться с девушками, правда, за пределы обычных бесед и обмена любезностями не выходил - таково было его внутреннее кредо: ни одного поцелуя без любви.
А любовь жила в его сердце. Жила, несмотря на то, что Вовка прятал ее в самый дальний уголок, пытаясь обмануть себя, что нет, это и не любовь вовсе, а так…, подумаешь, девчонка понравилась, ничего особенного… Но почему-то долгими тихими вечерами, когда бывает так тяжело заснуть, ему все грезилась маленькая голенастая девочка с содранным коленками и загадочными глазами цвета осоки. А утром он снова гнал воспоминания, мечты, загоняя смутные желания подальше, убеждая себя в том, что это еще не настоящая любовь, что настоящая придет позже, а это - просто нежные чувства к ребенку, ведь там еще нечего любить…
После нескольких месяцев бесплодных попыток забыть Таню Вовка, не в силах бороться с собой, набирал до боли, до одури знакомый номер телефона в надежде, что трубку снимет не Сергей, не родители, а его маленькая принцесса. Но… даже если мечта сбывалась и трубку действительно брала Таня, Вовка почему-то терялся и срывающимся от волнения голосом просил позвать Серегу. А ведь говорить с Сергеем не было ни малейшего желания, да и тем для разговора тоже не было, и Вовке приходилось вновь напрашиваться в его ненавистную компанию…
А Таня даже не догадывалась, какие чувства к ней испытывает Вовка. Она, как и все тринадцатилетние девочки, ходила в школу, учила уроки, иногда прогуливала физкультуру. Вечерами гуляла с подружками, ходила в кино и никогда не вспоминала о существовании Вовки Дрибницы. Периодически они встречались, вернее, просто виделись, когда Вовка приходил к Сереге, а Таня открывала дверь. Но, впустив его в квартиру, маленькая хозяйка тут же уходила в свою комнату, а гостю доступ туда был закрыт.
Танины родители изредка ездили в Нахаловку то на свежину, то просто пополнить запасы картошки, ведь весь собранный урожай они хранили там же, у Дрибниц. Но зимой детей с собой не тащили, дабы не отрывать от школы, от уроков. Знали бы они, чем в это время занимались дети!
Серега всенепременно приглашал домой всех своих собутыльников. Дым стоял коромыслом, но, тем не менее, до определенного момента все было более-менее в рамках приличия. Пока кого-то из перепивших парней не начинало тянуть на приключения определенного рода. А кроме Тани представительниц прекрасного пола в доме не было…
Сколько стрессов довелось испытать Татьяне, из скольких схваток выйти победительницей! Спать приходилось ложиться с ножом под подушкой, иначе одурманенные водкой кобели не понимали слова "Нет". Пару раз даже пришлось пустить его в ход, когда особо пылкий воздыхатель был уверен, что это пустая угроза. Правда, удалось никого не покалечить, лишь царапнув по шее для острастки, но приятного в подобных приключениях было ой как мало.
А Вовка даже не догадывался, что приходилось переживать в такие дни Тане, ведь почти каждые выходные он старался проводить в Нахаловке. Не знали и Голики-старшие. Вернее, мать знала - Таня неоднократно просила ее сделать замок в ее двери, чтобы она могла закрываться от любвеобильных Серегиных приятелей. Но поверить не могла: как это, что б ее Сереженька мог такое сотворить, привести в дом пьяных мужиков и спокойно взирать, как его сестру пытаются изнасиловать? Брось, Татьяна, не фантазируй, этого не может быть, потому что не может быть никогда!
В Серегины слова, пересказанные Таней матери, она тоже не смогла поверить. Да разве мог ее любимый сын сказать такое единственной сестре?! Нет, не мог! Но сказал: