- Вроде того. - Я практически слышал, как Фэйлин улыбнулась, и по всему моему телу разлилось тепло. Я получил очки за то, что поставил ее на первое место, хотя раньше думал, что получаю их за упорную работу и обеспечение хорошей жизни. Мне определенно надо было доказать ей, что она важнее.
- Я... Спасибо, Тэйлор. Это действительно... много значит для меня.
Я нахмурился, задаваясь вопросом, почему она так старалась меня не любить. Вещи, которые она сказала мне, пока я был арестован, ранили меня так глубоко, что я не был уверен, что смогу прийти в себя, как будто ее уход не был для меня достаточным мучением. Она могла бы привязать меня к кровати и поджечь дом, и я все равно продолжал бы ее любить. Я не понимал, какой смысл ей притворяться, но, возможно, она это и не делала. Может, она больше меня не любила .
Я прочистил горло, прежде чем заговорить:
- Ты все еще собираешься?
- Складываю то, что не заметят дети. Не хотела раскрывать им сюрприз до твоего приезда.
- Хорошо. Я скоро буду, дет... Фэйлин,- ответил я, поправляясь.
- Увидимся,- сказала она. Никаких эмоций в голосе, ни презрения, ни нежности. Ничего.
Я не был уверен, что буду делать, если у нас ничего не получится. Она была для меня единственной. Фэйлин была всей моей жизнью с тех пор, как мы были еще практически детьми. Она была единственной жизнью, которую я желал. Когда она ушла, я был раздавлен, но все еще надеялся. Эта надежда меня мотивировала.
Индикаторы на приборной панели засветились в ту же секунду, когда последний кусочек дневного света скрылся за горами. На указателе справа я прочел "Добро пожаловать в Колорадо Спрингс" и нервно поерзал в кресле. Я все еще цеплялся за надежду, что эти выходные станут для нас новым поворотом, а не точкой невозврата.
ГЛАВА 4
Трентон
Я ждал за дверью, слыша, как Камилла пытается не расплакаться. Каждый месяц был нескончаемым круговоротом надежды и разочарования, и после почти восьми лет нашего брака, она была в отчаянии.
Свет был приглушен. Ей нравилась темнота, когда на душе было неспокойно, так что когда прошло уже три минуты, а она все еще ничего не сказала, я задернул все шторы в доме. Теперь я ничего не мог сделать, кроме как ждать, слушать и обнимать ее.
Мы жили в маленькой двухкомнатной квартире всего в шести кварталах от папы и Оливии. Спальня, как и весь наш дом, была наполнена светом и украшена различными интересными произведениями искусства и моими рисунками. Мы перекрасили стены и положили новый ковер, но дом все равно был старше, чем мы. На момент покупки эта квартира нуждалась в капитальном ремонте и больше напоминала пожирающую деньги яму. Мы обновили центральное отопление, вентиляцию и большую часть водопроводно-канализационной системы. В какой-то момент нам даже пришлось отдирать новый, но промокший пол, чтобы добраться до труб и заменить их. За последние десять лет мы прошли долгий путь, но теперь жили будто бы в новом доме, несмотря на то, что мы четыре раза исчерпывали весь наш лимит отложенных денег. Наконец-то у нас было хорошее жилье, и мы были готовы к следующему шагу, хотя оба понятия не имели, что надо будет делать. Однако исправить бесплодие мы не могли, и это заставляло Камиллу чувствовать себя сломленной.
- Детка, - сказал я, постучав по двери костяшками пальцев. - Позволь мне зайти.
- Просто... Просто дай мне минутку, - сказала она, высмаркиваясь.
Я прислонился лбом к двери.
- Ты не можешь продолжать так себя мучить. Может, нам следует...
- Я не сдамся! - Отрезала она.
- Нет. Может, нам попробовать другой способ.
- Мы не можем себе позволить другой способ, - ответила она. Ее голос был спокойнее, чем прежде. Она не хотела заставлять меня чувствовать себя еще хуже.
- Я что-нибудь придумаю.
После нескольких секунд тишины, дверь щелкнула, и Камилла ее открыла. Вокруг ее покрасневших глаз размазалась тушь, и все лицо было покрыто красными пятнами. И все равно она никогда не была более прекрасной, и все, что мне хотелось сделать, это обнять ее, но она бы мне не позволила. Она делала вид, что ее сердце не разбито, чтобы не ранить меня, и не важно, как часто я говорил ей, что плакать - это нормально.
Я коснулся ее щеки, но она отстранилась, и ее натянутая улыбка исчезла, пока она целовала мою ладонь.
- Я знаю, что ты это сделаешь. Мне просто нужно было немного погоревать.
- Куколка, ты можешь горевать и здесь.
Она покачала головой.
- Нет, не могу. Мне нужно было побыть в одиночестве.
- Потому что в этом случае ты бы беспокоилась обо мне,- проворчал я.
Она пожала плечами, и ее притворная улыбка превратилась в настоящую.
- Я пытаюсь измениться, но я не могу.
Я положил ее руку себе на грудь, крепко сжимая.
- Я и не хотел бы, чтобы ты менялась. Я люблю свою жену такой, какая она есть.
- Камилла? - Сказала Оливия, прислонившись к косяку двери. Ее достающие до пояса светлые волнистые волосы каскадом обрамляли лицо, будто бы делая выражение лица еще более печальным. Ее круглые зеленые глаза разочарованно блестели - каждую нашу неудачу она глубоко переживала, ведь она тоже была частью семьи. По случайности или по крови, знала она это или нет.
Пока я смотрел, как она своим овальным личиком опирается на деревянную накладку, я вспомнил правду: Оливию, мою соседку и маленькую подружку с тех самых пор, как она научилась ходить, удочерили, а ее биологическая мать каким-то непостижимым образом влюбилась в моего старшего брата Тэйлора в полутора тысячах километров отсюда в Колорадо Спрингс. По случайности я принимал участие в воспитании своей племянницы, и делал это даже больше, чем мой брат или невестка.
Камилла посмотрела на Оливию и выдохнула смешок, отстраняясь от меня и слюнявя пальцы, чтобы вытереть размазанную под глазами тушь. Ее волосы, покрашенные в тот же оттенок, что был у Оливии, были длиннее, чем в подростковом возрасте, а прямо над ухом была выбритая полоска с коротко отросшими волосами. На ее пальцах была недавно обновленная мной татушка - первая татуировка, которую я ей сделал, и вообще первая ее татуировка. Это была надпись Куколка [1] , прозвище, которое я дал ей в начале наших отношений, и с тех пор называл ее так. Камилла пыталась отличаться от других, но, на самом деле, у нее была классическая красота. Поэтому это имя подходило ей как тогда, так и сейчас.
[1] В оригинале переводится как Baby Doll - четыре буквы на каждой руке.
- Я в порядке, - сказала Камилла, глубоко вздохнув. - Мы в порядке.
Она подошла к двери, чтобы быстро обнять Оливию, после чего посильнее затянула темно-синюю косынку, завязанную на волосах. Она глубоко вздохнула, и было видно, как исчезает ее боль. Моя жена была сильной.
- Кэми, - начал я.
- Все хорошо. Попробуем снова через месяц. Как папа?
- У него все хорошо, прожужжал мне все уши. Становится все труднее заставить его выйти из дома. Томми и Лииз привезут свою малышку...
Я замолчал, ожидая неизбежной боли в глазах Камиллы.
Она подошла ко мне, положила руки на мои щеки и поцеловала.
- Почему ты так на меня смотришь? Неужели ты думаешь, что это меня беспокоит?
- Может... может, если бы ты вышла за него... у тебя бы уже был свой ребёнок.
- Я не хочу своего. Я хочу нашего ребенка. Твоего и моего. И никак иначе.
Я улыбнулся, чувствуя, как в горле появляется комок.
- Да?
- Да. - Она улыбнулась, и в ее голосе слышалось спокойствие и счастье. Она все еще была полна надежды.
Я коснулся маленького шрама у линии её волос, того самого, что никогда не даст мне забыть, как я почти потерял её. Она закрыла глаза, и я поцеловал неровную белую линию.
Послышался звонок телефона, и я отпустил ее, чтобы подойти к тумбочке за мобильником.
- Привет, пап.
- Ты слышал? - Спросил он немного охрипшим голосом.
- О чем? И почему ты так ужасно звучишь? Ты умудрился заболеть за последние два часа?
Он прочистил горло пару раз, потом усмехнулся.
- Нет, нет... Просто я уже старая развалина. Как там Кэми? Беременна?
- Нет, - сказал я, потирая заднюю часть шеи.
- Пока что. Все получится. Может, вы зайдёте на ужин? Возьмите Оливию.
Я посмотрел на своих девочек, а они уже кивали.
- Да. С удовольствием, пап. Спасибо.
- Сегодня жареная курица.
- Скажи, чтобы не начинал без меня, - сказала Камилла.
- Пап...
- Я все слышал. Я только замариную все и запеку картошку.
Камилла скорчила гримасу.
- Хорошо. Скоро будем.
Камилла засуетилась, пытаясь как можно скорее выйти из дома, чтобы стукнуть отца за попытку что-то приготовить. Он неоднократно оставлял включенную духовку без присмотра и вовсе не выглядел обеспокоенным, когда это происходило. Камилла тратила практически все свое свободное время, пытаясь помочь ему избежать несчастные случаи.
- Можно мне за руль? - Спросила Оливия.
Я вздрогнул.
Она хитро улыбнулась. Я застонал, уже зная, что она скажет.
- Повалуйста, Твент? - заскулила она.
Я поморщился. Когда Оливия получила права, я пообещал ей, что разрешу возить меня, как только ей исполнится восемнадцать, а её день рождения был уже несколько месяцев назад. Отказывать уже вошло у меня в привычку. Я никогда не попадал в аварию, даже будучи подростком. Те два раза, когда это со мной случилось, были ужасными, и в обоих случаях за рулём были женщины, которыми я дорожил всем сердцем.
- Черт возьми, ладно, - я выругался.
Камилла подняла руку, и они с Оливией стукнулись кулаками.