А старый королевский дворец передается так называемому concierge, откуда и пошло современное название здания – Консьержери: туда переезжает суд, совмещенный с тюрьмой. В этой тюрьме побывали многие прекрасные люди. Мария-Антуанетта, к примеру. Вполне возможно, что и Франсуа Вийон гостил там. Вийон, кажется, единственный средневековый поэт, которого до сих пор читают. В 1455 году он убил священника, был пойман, но освобожден благодаря заступничеству друга. С того времени жизнь его проходит между свободой и тюрьмой. В конце концов, в 1463 году, его приговаривают к повешению.
В ожидании казни (в последний момент отмененной) он пишет "Балладу повешенных" (La ballade des pendus, 1463). Из окна камеры ему виден другой берег Сены; там, где сейчас – площадь перед ратушей и памятник Марселю, он видит раскачивающиеся на виселице трупы. Ему чудится, что они обращаются к нему и ко всему человечеству.
Vous nous voyez ci attachés cinq, six:
Quant de la chair, que trop avons nourrie,
Elle est pieça dévorée et pourrie […]
Puis çà, puis là, comme le vent varie,
À son plaisir sans cesser nous charie,
Plus becquetés d’oiseaux que dés à coudre.
Ne soyez donc de notre confrérie;
Mais priez Dieu que tous nous veuille absoudre!
Нас пять повешенных, а может – шесть.
А плоть, немало знавшая услад,
Давно обожрана и стала смрад. […]
Качаемся, круженью ветра в лад,
Точь-в-точь наперсток, остов наш щербат -
Сорочье племя всласть повеселилось.
Не будьте глухи, брата молит брат,
Молите Бога, чтоб нам все простилось!
Это стихотворение будет вдохновлять великих поэтов двадцатого столетия. Я не знаю, которая версия предпочтительней: устрашающая – Лео Ферре, 1980 года, или более гуманный вариант – актера и певца Сержа Реджани 1968 года. Слышен барабанный бой. Звучит труба. Последнее приветствие. Затем раздается голос Реджани.
"Вы, дети человеческие, что пережили нас, / помяните нас мирно и тихо, / помяните чистосердечно".
Ферре вещает замогильным голосом, Реджани сопереживает. Ферре старается достичь наибольшего эффекта. Его голос сопровождается мелодичными звуками. Он не поет, он читает, этот безумный рэп звучит все быстрее, быстрее, словно бесноватый верующий молится воображаемому Богу. Возможно, он просто превыше всего ценит талант Вийона, его Frères humains ближе к поэзии, чем к песне, именно поэтому я предпочитаю слушать "Балладу повешенных" в исполнении Реджани.
"Куда ж ты делся, прошлогодний снег?"
Так я стоял, вспоминая "Балладу о повешенных", и смотрел влево, пока у меня не заболела шея. Я стал крутить головой, чтобы ее размять, поглядел наверх – и водостоки собора Парижской Богоматери радостно продемонстрировали мне свои страшные, оскаленные рожи.
Собор заложил Папа Александр III в 1163 году, но только в шестидесятых годах четырнадцатого столетия Раймонд дю Темпл осмелился завершить наконец строительство. Недавно отреставрированный фасад выглядит почти как при постройке. Вот только раньше скульптуры, украшающие собор, были раскрашены. Вдобавок они, к сожалению, всего лишь жалкие копии. Ибо все статуи королей были разрушены во время Французской революции безграмотными бунтовщиками, считавшими, что они разрушают изображения французской знати. Хотя на самом же деле то были цари и мудрецы древней Иудеи. Но этого уже не поправишь.
Так что собор встретил XIX век, находясь в самом жалком состоянии. Но благодаря поразительному успеху романа Гюго Собор Парижской Богоматери (1831) ситуация поменялась. После публикации романа началась полная реставрация собора, на которую у архитектора Эжена Виолле-ле-Дюка и его каменотесов ушло семнадцать лет. С тех пор, как пела Эдит Пиаф в известном шансоне "Собор Парижской Богоматери" (Notre-Dame de Paris, 1952), снова, как в старые времена, "старый шпиль вонзается в серое небо Парижа".
Самому знаменитому писателю Франции понадобилось 650 печатных страниц, чтобы увековечить "блестящую симфонию в камне", а праматерь всех певиц через сто двадцать лет после него справилась с той же задачей при помощи трехминутного шансона. В нем подчеркивается величие собора, вокруг которого "Париж свернулся улиткой". Парижские округа защищают его снаружи, как раковина защищает улитку.
Поклонникам "истинной" готики не нравится работа Виолле-ле-Дюка. Они проклинают время, уничтожившее раскрашенные скульптуры. Куда подевалось старое доброе время? – сокрушаются они. Во французском языке есть прекрасное выражение: Où sont les neiges d’antan? – "Куда ж ты делся, прошлогодний снег?", прилетевшее из "Баллады о дамах минувших времен" (Ballade des dames du temps jadis, 1461) бессмертного Франсуа Вийона, проведшего свою юность под сенью собора, в ту пору еще довольно молодого.
Считается, что стихи знаменитого поэта-разбойника были положены на музыку еще при его жизни, хотя на самом деле доказательств этому нет. То, что Боб Дилан считает Вийона источником вдохновения, несомненно, свидетельствует о непреодолимой музыкальности его стихов. Французский певец Рено, много чего перенявший от Дилана, выводит Вийона на сцену в шансоне "Мое любимое кафе" (Mon bistrot préféré, 2002), где есть намек на сомнительные времена девяностых, когда вполне успешный шансонье топил свой успех в алкоголе и терял контакт с внешним миром.
В песне фигурирует кафе, где наливаются абсентом Рембо с Верленом, "негромко сплетничая о Вийоне, который шляется где-то неподалеку со своими друзьями-бандитами". Короли французского шансона тоже не забыты. Рено с удовольствием вводит Жака Бреля, Лео ("анархиста") Ферре и "принца со своей неизменной трубкой", великий пример для подражания – Жоржа Брассенса. И мы вспоминаем знаменитую афишу шансона – черно-белое фото Жан-Пьера Лелуара. На ней Брель и Ферре курят сигареты, а Брассенс держит в поднятой руке трубку. Рено поет шансоны Брассенса – из уважения к нему, а Брассенс в 1953 году создал простую и строгую версию "Баллады о дамах минувших времен" Вийона. Мелодия кажется простой, но, как утверждают знатоки, очаровательная простота Брассенса чертовски сложна.
"Куда ж ты делся, прошлогодний снег?"
Как-то раз я увидел Нотр-Дам во время снегопада. Незабываемое зрелище. Идея написать "Снегопад в Льеже" (Il neige sur Liège, 1963) пришла в голову Брелю именно на площади Нотр-Дам. Согласитесь: слово "Льеж" понадобилось ему только для рифмы со словом neige (снег). "Снег кружит между небом и Льежем, не понять, то ли город до крыш занесен, то ли он поднимается в небо." Замените Льеж на Нотр-Дам, и вы поймете, что за неописуемая иллюзия возникает у счастливого туриста, попавшего в Париж зимой, когда он добирается до бронзового, несокрушимого Карла Великого. Но хватит пялиться на фасад, заходите внутрь и садитесь на скамью, лучше всего ранним утром, когда поля уже оделись в белое, а Париж еще не почернел от толпы. Сядьте на заднюю скамью, под самым большим органом Европы. И вы увидите самых ярых почитателей Марии, какие только могут быть. Тридцать семь ее изображений представлены в соборе. А в одной из ниш вас ожидает небывалая Мария – вооруженная до зубов. Но поглядите на бронзовую табличку и успокойтесь: это – Жанна д'Арк.
Раз я стал свидетелем упоительной сцены: девочка читала вслух табличку у изображения Жанны д'Арк: "Родилась в Лотарингии. Сожжена живьем в Руане".
Она нахмурилась, взглянула на мать, и та спокойно, по-английски, объяснила ей, что Жанна была наказана за то, что слышала голоса ангелов. А потом взяла дочь за руку и спокойно сказала: "Послушай, как они поют псалмы. Словно хор ангелов, не так ли?"
О том же пишет Поль Клодель, слушавший пение в соборе в канун Рождества 1889 года: "Я стоял у второй колонны справа, возле ризницы. Детский хор пел псалом, – позже я узнал, что это был Магнификат. У меня сердце замерло, кровь закипела – и я уверовал".
Музыка может совершать чудеса: юный посетитель церкви сделался знаменитым религиозным автором. И не он один узрел свет истины в этом соборе. Под пение здешнего хора здесь, в 1804 году, Наполеон был коронован как Император Франции ошеломленным Папой Пием VII.
Но крепче всех связан с этим собором любимый король французов, Анри IV. Гугенот, произнесший сакраментальную фразу: "Париж сто ит мессы", отрекшийся от своей веры и обратившийся в католицизм в 1589 году.
Франция со времен Хлодвига считалась "старшей дочерью церкви" и продолжала ею оставаться до самой Французской революции. Вслед за стремлением к завоеваниям и любви к культуре в духе Карла Великого католицизм дополнял святую троицу французского королевского дома. Однако Анри IV не только спас Францию от гибельных религиозных войн и способствовал веротерпимости, он, сам того не подозревая, сыграл важнейшую роль в возникновении и развитии французского шансона.