Русских офицеров тут же рассадили между девицами. Знакомясь, говорили по-английски, а кто не знал, по-французски.
Девицы тоже явно готовились к встрече и ознакомились с азами русского языка. Неизвестно, кто их обучал, но с прелестных губ то и дело слетали столь крепкие боцманские ругательства, что наши офицеры были в полном восторге. Затем заиграли менуэт, после которого начались всяческие мудреные кадрили. Вскоре уже каждый из офицеров имел собственную даму. К Броневско-му подсела очаровательная блондинка.
- Меня зовут Бетси! - дерзко взяла она его под руку.
- Владимир Броневский из дворян Псковской губернии! - представился слегка ошарашенный этакой смелостью мичман.
- Мы отныне сами выбираем себе кавалеров, потому что мы эмансипе! - просветила молоденькая спутница запыхавшегося Броневского после очередного замысловатого па.
- Это что еще такое? - искренне удивился тот.
- Эмансипе - это когда мы командуем мужчинами и делаем, что только захотим! - гордо вскинула кукольную головку Бетси.
"Не приведи, Господи! - с ужасом подумал мичман, но виду не подал, а, покрепче обняв свою партнершу, сделал удивленное лицо.
- Подумайте, как это интересно и, главное, ново!
- О, вы, я вижу, настоящий джентльмен и друг эмансипе! - улыбаясь, прошептала Бетси ему в ухо. - Вы мне уже, определенно, нравитесь, а потому можете вполне рассчитывать на взаимность!
Затем объявили новый танец - экосез, после чего были накрыты столы. Дамы сами наливали своим кавалерам вина. Потом опять до изнеможения плясали экосез. Ближе к утру офицеров начали развозить по домам. Броневского довольно бесцеремонно забрала к себе его милая партнерша.
Когда ж в полдень следующего дня мичман покинул гостеприимный дом, очаровательная хозяйка которого из окошка послала ему прощальный поцелуй, Броневский был настроен уже куда более снисходительно: "А все же не такая уж плохая штука эта их эмансипе!"
* * *
Ну, а как отдыхали в иностранных портах наши матросы? Вот некоторые типичные картинки поведения наших матросов в английских портах, запечатленные в рассказах наших матросов и записанные позднее историком Н. Калистовым: "При незнании английского языка нашими матросами и русского английскими казалось бы невозможным, если бы и те и другие не прибегали для взаимного понимания к одному старому, испытанному средству, которое одинаково успешно развязывало и русский, и английский, и всякие другие языки. Несколько стаканов грога или джина оказывались в таких случаях настолько полезными, что через час, много - два матросы уже так хорошо понимали друг друга, что, о чем бы ни говорил англичанин на своем языке или наш на русском или даже малороссийском, для них все уже было гораздо яснее. Англичанки, которые также приветливо относились к нашим матросам, в этом смысле были не так понятливы; кто-то посоветовал им к английскому слову "дир" (дорогой, милый) прибавить русское окончание "ушка", и они так и называли наших "дирушками", считая это настоящим русским словом. Наши же, в свою очередь, неизменно называли их "мадамами", полагая, что это слово звучит достаточно хорошо по-английски. Дальше этого знакомство с англичанками не шло. Все эти гулянки на берегу заканчивались обыкновенно самыми нежными прощаниями: англичане провожали наших матросов на пристань, дружески и многократно обнимались и целовались с ними и так же, как и наши матросы, выражали надежду еще раз встретится, но уже в море, в общем деле против французов".
Вот типичная картинка поведения наших матросов в Греции во время Первой Архипелагской экспедиции. Российские матросы, на берег спускаемые, вели себя, как правило, с достоинством. Прогуливались чинно по улицам, раскланивались с жителями, деликатно угощались виноградом, апельсинами и прочими померанцами. Особенно нравились апельсины - вкус слаще сахара и от жажды помогают. Греки, смеясь, советовали их от скорбута: дескать, зубы укрепляют, особенно же хвалили кожуру. Вняв их советам, пожилые матросы терпеливо ее жевали, выкидывая прочь сочную сердцевину. Предлагали греки и морские ракушки. Показывая пример, ловко вскрывали створки и быстро уничтожали содержимое.
- Вы, братцы, извиняйте, конечно, - отводили глаза офицеры и матросы, - но слизняков не потребляем!
На третий день стоянки и до Васьки Никонова дошла очередь съезда на берег. Обратился он по такому случаю чин-чинарем. Надел белого сукна камзол с обшлагами зелеными, штаны-брижинги белые, на голову водрузил круглую шляпу с подбоем васильковым, по цвету корабля. Васька - парень общительный и языкатый. Скоро познакомился с девкой-гречанкой. Девка - красавица, черные волосы по плечам распущены. Угощала она Ваську фисташками сладкими. А потом он, как барин, восседал у нее в доме на почетном месте в красном углу, а отец девки все подкладывал ему в тарелку угощения да подливал в стакан. Васька ел и пил учтиво, откушав, благодарил вежливо. Нельзя, чтобы на чужбине люди о российском матросе думали худо.
На улицах ребята с "Трех Святителей" да с других кораблей отплясывали вприсядку.
- Эй! Василь! Давай к нам! - кричали они, завидев выходящего из дома Ваську с девкой.
- Пошли, что ли, отпляшем! - подмигнул тот девке.
- Пошли, - смеялась, тряся серьгами, гречанка. - Пошли, Васья!
С матросами других стран наши вступали порой в настоящие состязания, из которых нередко выходили победителями. Вот, к примеру, типичный случай, произошедший во время плавания эскадры адмирала Спиридова в Средиземное море в 1769 году, когда во время перехода Немецким (Северным) морем линейный корабль "Европа" поставили в Портсмуте в сухой док, а для ускорения ремонта нагнали на него матросов со всех кораблей эскадры, находившихся в Портсмуте. В один из дней попал в такую рабочую команду и комендор с "Евстафия" Алексей Ившин. Еще в Гуле был переведен он временно на "Северный Орел" с боцманом Евсеем для доукомплектования. Работали матросы на "Европе" в охотку, после духоты и сырости батарейных палуб дело спорилось. Бухнула полуденная пушка - уже и к обеду пора. Вооружился Асха ложкой, черпнул варева, в портовой кухне приготовленного, и выплюнул, чертыхаясь. Не едал он отродясь гадости подобной. То был знаменитый английский потаж - гнилая сборная мешанина. Англичане, работавшие тут же, хлебали его без всякой брезгливости.
- Притерпелись, бедолаги, - пожалел их комендор, доставая ржаные сухари, - а мы к такому пойлу не приучены.
За ним повытаскивали сухари и остальные. Обедали молча: какой разговор на пустой желудок? Леха уж на что балагур, и то приумолк.
Искоса поглядывали на английских матросов. Несладкая жизнь у них тоже, видать. Особенно поразили евстафиевцев их спины, сине-багровые от сплошных рубцов. На русском флоте тоже линьками наказывали, но чтоб живого места на теле не было - такого россиянам видеть не доводилось.
Откуда было знать Лехе и его товарищам, что менее чем год назад доведенные до крайности английские матросы Лондонского порта отказались выводить с море свои суда. Бастующих поддержали в других портах. Забастовка была подавлена жестоко. Во всех портах, помимо морской пехоты, разместили кругом подразделения войск, готовых в любую минуту расправиться с бастующими экипажами. Условия жизни матросов стали еще хуже.
Съели англичане свой потаж, облизали ложки и ну через одного своего, что в Архангельске раньше бывал и по-русски понимал немного, приставать: давайте, дескать, пари держать, кто сноровистей по вантам лазит. Наши поначалу отмалчивались, англичане - мореходы известные, боязно соперничать с ними в лазании по мачтам
Англичане засмеялись, слезы вытирая.
- С-ла-по! - хохотали.
Обидно сделалось Лехе за честь свою матросскую, будто ком в горле стал. Обратился он к своим:
- Что ж мы, братцы, струхнули, россейские матросы мы али зайцы дрожащие?
Подошел к одному конопатому, что больше других насмехался.
- Давай-ка хоть с тобой об заклад ударимся на вина кварту… Уразумев в чем дело, англичанин обрадовался, закивал согласно головой:
- Иес, йес!
Гурьбой, предвкушая интересное зрелище, поспешили матросы на "Европу". Подле не разоруженной еще грот-мачты начал конопатый делано приседать, руками размахивать. Намахавшись вдосталь, послал англичанин своим поцелуй воздушный и под ободряющие крики полез по вантам. Быстро взобрался на гротовыи флаг-шток и, ко всеобщему изумлению, встал на самом его краю с ног на голову, затем перевернулся и ловко спустился вниз. Смоляные куртки ревели от восторга. К месту поединка сбегались все новые и новые толпы русских и англичан. Подошел и евстафиевский боцман Евсей, встал в отдалении, покуривая трубку да молча поглядывал на происходящее.
Наглядевшись на английские выкрутасы, наши приуныли:
- А ихний - хват, тяжело с ним тягаться!
- Давай, Леха, коль груздем назвался, полезай в кузовок, - ободряли неуверенно.
Ответное слово теперь было за Ившиным, Алексей держался гоголем, хрустнул костьми, поплевал на руки-
- Ладно, братва! - махнул своим. - Ежели что, чаркой помяните!
Скинул бастрог свой полосатый, до прорех заштопанный, и полез наверх. Леха Ившин - комендор, а не марсовый, и по этой причине лазанье по вантам дело для него не совсем привычное. Карабкался Леха кое-как и думал с тоской: что делать, шут знает. Выше клотика все одно не влезешь. Ногами кверху отродясь не стоял. А делать нечего, до слова крепись, а давши - держись!