Карта расселения балтийско-славянских племён
География расселения балтийских славян довольно широка и, начинаясь на северо-западе на полуострове Вагрия у южной границы Ютландии, доходила на востоке до Вислы. На юго-западе её границы выходили за Эльбу, приблизительно доходя до районов современных городов Гамбург и Брауншвайг, а на юге доходили до рек Спрея и Гавола, в районах современных городов Берлин и Бранденбург, гранича там с сербско-лужицкой группой западных славян. В пределах современных государств балтийские славяне населяли примерно шестую, северо-восточную, часть Германии и около четвёртой, северной, части Польши, занимая всё южное побережье Балтики от Дании до Пруссии.
Балтийские славяне говорили на диалектах так называемой северно-лехитской группы западнославянского языка. Характерными особенностями их языка было сохранение некоторых архаичных особенностей праславянского, близость некоторых черт к балтским языкам и особая история развития, обусловленная тесным многовековым соседством с германцами. Среди языков или диалектов северно-лехитской группы принято в свою очередь выделять:
поморянский (нем. pomoranisch) – язык поморских племён северной Польши между Одрой и Вислой, из которых впоследствии развился кашубский язык с его словинским диалектом;
древнеполабский (нем. altpolabisch) – язык племён северной Германии между Одрой на востоке и Вагрией на западе. На юге граница древнеполабского проходила примерно по линии Магдебург-Берлин-Франкфурт-на-Одере. На этом языке говорили многочисленные племена велетов, ободритов и рюгенских славян;
дравенополабский (нем. drawehnopolabisch) – зафиксированный в XVI веке и вскоре полностью вымерший язык сильно онемеченных остатков славянского населения в районе нижнего течения Эльбы (области Дравен, от которой и происходит название).
В настоящее время существуют разные мнения относительно того, можно ли говорить о поморянском и дравенополабском, как о едином языке. Основная трудность заключается в том, что нет достоверных и достаточных памятников древнеполабского, реконструируемого исключительно на основе топонимики и по немногим славянским словам и именам, встречающимся в средневековых немецких хрониках. Однако даже этих скупых источников оказалось достаточно, чтобы выявить некоторые характерные черты древнеполабского. Такими чертами являются:
сохранение носовых гласных ои е (прасл. *dobъ, рус. "дуб") → древнеполаб. "Damerow" (топоним);
частичный переход праславянского ев а (прасл. *strela, рус. "стрела") → древнеполаб. "Stratow" (топоним);
переход праславянского tort в tart (прасл. *gord, рус. "город") → древнеполаб. "Gard", "Gartz" (топоним) – в схемах tort и tart вместо t может стоять любая согласная;
сохранение мягких t и d, без перехода в ts', dz' (прасл. *techa, рус. "утеха, радость") → древнепол. "Techin" (топоним) (Eichler/Witkowski 1985).
Исследования гидро– и топонимики северовосточной Германии и северной Польши указывают на то, что до балтийских славян эти земли населяли носители другого языка. Археология датирует появление материальной культуры балтийских славян VI веком, и принимается, что славяне сменили на этих землях древнегерманские племена. Однако это предположение до сих пор не удалось подтвердить ни письменными источниками, запечатлевшими смену населения или приход славян в эти земли, ни лингвистическими исследованиями. В бывших балтийско-славянских землях на территории Германии отчётливо прослеживается три языка: немецкий, принесённый колонистами, начиная с XII века; древнеполабский, датируемый VI–XII веками, и более древний слой, частью учёных относимый к языку первых индоевропейских поселенцев в центральной Европе (Witkowski 1970; Udolph 1990; Krahe 1964), а частью – к балтским языкам (Schall 1962; Schall 1965; Schall 1966; Топоров 1966 а; Топоров 1966 b; Топоров 1982). Исключение составляет лишь группа рек на небольшом замкнутом пространстве к районе Шпреи-Гаволы, в названиях которой одна группа исследователей видит древнегерманский и древнеиндоевропейский языки (Fischer/Schlimpert 1971, Herrmann 1985, S. 33–34), а другая – также балтский язык (Schall 1966). Так как в абсолютном большинстве случаев среднее звено "древних германцев" в предлагаемой лингвистической схеме (древние индоевропейцы древние германцы древние славяне) не находит ни лингвистических, ни исторических подтверждений, ограничимся лишь упоминанием предположения о древнегерманском дославянском населении интересующей нас территории.
Учитывая сложность, неоднозначность и недостаточную изученность вопроса, как и разнящиеся мнения учёных, наиболее подходящим описанием ситуации кажется формулировка: достоверно славянская материальная культура не позднее VI века сменяет на территории Германии более раннюю культуру эпохи Великого переселения народов. С археологической точки зрения смена более древнего населения балтийскими славянами, если она имела место, должна была происходить мирно, а остатки старого населения – быстро смешаться с новоприбывшими славянскими группами, так что археология не фиксирует следов войн и разрушений в предполагаемый переходный период от дославянского населения к славянскому. Такая быстрая ассимиляция могла быть обусловлена изначальной родственностью как языков, так и просто культуры и обычаев нового и старого населения. В многочисленных латиноязычных письменных источниках, начиная с VIII и по XII вв., население южной Балтики описывается как однородное славянское, и ни один из источников не упоминает наличия здесь какого-либо неславянского населения. С другой стороны, целый ряд источников указывает на тождественность южнобалтийских славян и некоторых более древних народов, причислявшихся римскими и греческими источниками к германцам. Начиная с VIII века, то есть с первых упоминаний балтийских славян франкскими источниками, прослеживается отчётливая традиция отождествления их с вандалами (Strzelcyk 1998, Steinacher 2002), в более редких случаях – также и с герулами (Гельмольд, I, 2), не ставившаяся в западноевропейском учёном мире под сомнение до конца XVI века. В целом, можно сказать, что вопрос о населении юга Балтики в первой половине первого тысячелетия н. э. и его преемственности с жившими здесь в последствии славянами крайне слабо изучен ввиду малого количества источников той эпохи.
Среди многочисленных племён балтийских славян можно выделить несколько групп, выказывающих между собой наибольшее сходство и в то же время некоторые различия с другими группами:
ободритские племена – племена варов или вагиров, ободритов в узком смысле или ререгов, полабов и смельдингов. Иногда к ободритским племенам причисляют также заэльбских древан и линонов;
рюгенские славяне – жители острова Руя и соседнего с ним берега континента;
поморяне – обобщающее название для нескольких более мелких племён, населявших северную Польшу к востоку от Одры (волиняне, пыричане, возможно, также словинцы и кашубы);
велеты или вильцы, делящиеся в свою очередь на: племенной союз лютичей или северно-велетские племена – редарии, толенцы, чрезпеняне и хижане;
южно-велетские племена – линоны, брежане, гаволяне или стодоряне, речане, замчичи, дошане, плоне или плоняне, укряне;
Племена моричан и шпреван жили в переходной смешанной зоне древнеполабской и сербско-лужицкой культур и составляют переходные группы. О другом маленьком племени моричан, жившем на озере Мюриц в Мекленбурге, на основании очень скудных и поверхностных упоминаний сложно однозначно сделать вывод, были ли они ободритским или велетским племенем.
Вопрос о том, были ли переданные латиноязычными хрониками названия славянских племён в действительности их самоназваниями, во многих случаях остаётся открытым. Этимологии многих из них неясны и до сих пор не были убедительно объяснены из славянских языков. С другой стороны, многочисленные примеры именования одного и того же племени в источниках несколькими разными именами, указывает как на существование не совпадавших немецких и славянских форм их названий, так и на нередкое применение хронистами "учёных", то есть почерпнутых ими из более ранних книг, но не соответствующих реальному положению вещей имён. Впоследствии происхождению названий рассматриваемых в книге племён будет уделено отдельное внимание.