5 марта 1926 года Клаус фон Штауффенберг сдал государственные экзамены, которые позволяли ему продолжить обучение в высшей школе. Он уже решил отказаться от карьеры композитора или архитектора - Клаус остановил свой выбор на военном ремесле. Это решение стало огромной неожиданностью и для родственников, и для его друзей. Более того, против этого стал даже возражать его отец - граф Альфред фон Штауффенберг. Если бы в Германии существовала монархия, то Штауффенберг-старший не сказал бы ни слова. Но он до глубины души презирал Веймарскую республику, а потому не хотел, чтобы ей служил младший сын. Но Клаус решил не отступать, в очередной раз продемонстрировав не только твердость характера, но и некоторое высокомерие. Он хотел командовать людьми, так как полагал, что мог принимать решения и нести за них ответственность. Не исключено, что на этот выбор повлиял Стефан Георге. Братья Штауффенберг стали членами кружка Георге в 1923 году. Тогда Клаусу было всего лишь 16 лет. Но именно знакомство и общение с Георге стало самой яркой страницей в его юности, настолько яркой, что она предопределила всю его судьбу. Упоминавшийся выше Людвиг Тормелен писал: "Решающим фактором в жизни Клауса фон Штауффенберга стали отношения со Стефаном Георге и люди, окружавшие поэта".
Сразу же надо оговориться, что в Германии и Европе Стефан Георге имел более чем неоднозначную репутацию. С одной стороны, он считался величайшим из живущих немецких поэтов. Принимая во внимание мистицизм Георге, который во многом был почерпнут у Альфреда Шулера, многие видел в нем "литературного мага", пророка, гуру, оракула, который был готов формировать новую интеллектуальную элиту. В Берлине, в Мюнхене и Гейдельберге Стефан Георге основал собственные кружки, в которые привлекал молодых людей. Он полагал, что из этой молодежи должна была вырасти новая элита - будущее Германии. Собрания кружков мало походили на традиционные литературные вечера. Они больше напоминали ритуалы тайных обществ, где каждое действо обладало своим потаенным смыслом. Однако надо отметить, что почти те же самые моменты могли выступать в качестве поводов для обвинения. Профессор Э. К. Беннет в своей работе, посвященной Стефану Георге, писал: "Он был буквально одержим идей заполучить власть над молодыми умами. Эта идея выражалась в практике жесточайшей дисциплины, которую надо было блюсти в личной жизни". Стефан Георге даже не пытался скрывать своего высокомерия, а всех прочих писателей и поэтов не считал творцами. Претендуя на то, что только вокруг него формировалась истинная "духовная аристократия" или "аристократия духа", он никак не мог заработать симпатии со стороны левой интеллигенции. Георге ожесточенно критиковали и Эрнст Толлер, и Альфред Дёблин, и Генрих Манн, и только-только получивший известность Бертольд Брехт. Среди приверженцев традиционной литературы Георге считали слишком сложной, почти непостижимой фигурой, а потому также предпочитали держать дистанцию. Аналогичная ситуация наблюдались и со сторонниками "эгалитарного эзотеризма". Рудольф Штайнер не без некой зависти говорили о Стефане Георге, что тот создал "собственное интеллектуальное царство". Штайнер, конечно же, симпатизировал поэту-мистику, но Георге предпочитал не слиппсом-то сближаться с создателем антропософии. Они несколько раз встречались в Лондоне, но Георге постоянно вел себя как "надменный обитатель Олимпа". Эти черты характера можно обнаружить почти на всех фото, на которых был запечатлен Стефан Георге. Впрочем, репутации Георге много больше вредили слухи о его возможном гомосексуализме. Подобные обвинения не были ни подтверждены, ни опровергнуты. Можно однозначно утверждать лишь одно - в окружении Георге почти не было женщин. Однако нельзя отрицать того факта, что в массовом сознании совершение таинственных обрядов должно было сопровождаться сексуальными оргиями, а потому во многом подобного рода обвинения могут быть надуманными.
Сам же Стефан Георге не предпринял ни одной сколько-либо заметной попытки опровергнуть эти слухи. Казалось, что они льстили ему. Однако не все слухи были пустыми домыслами. Действительно, кружок Стефана Георге являл собой разновидность мистического культа, а ученики поэта приносили подобие клятвы. Попав в кружок, все его члены обращались к Георге не иначе как "мастер". Сам "мастер" был вправе вмешиваться в личную жизнь любого из своих "учеников". Решения были окончательными и обсуждению не подлежали. Детали этого культа так и остались невыясненными, так как все "ученики" обязались хранить основы их учения в тайне. Сохранилось лишь несколько небольших описаний практиковавшихся ритуалов. В основу их было положено чтение поэзии "мастера". Вся эта церемония сопровождалась воскурением ладана. Георге сидел во главе длинного стола. "Ученики" по очереди читали его поэмы. На этом сходство с тайным обществом не заканчивалось. Чтобы попасть в кружок Георге, надо было пройти сложную процедуру. Вначале надо было сочинить "достойное" стихотворение или поэму, и только если это произведение понравилось "мастеру", то желавший стать "учеником" проходил обряд инициации. Все члены кружка Георге получали новые, ритуальные имена. В них должны были отражаться особенности того или иного человека. Исключение составлял лишь Клаус фон Штауффенберг. Он был единственным из "учеников" Стефана Георге, которому было решено оставить собственное имя. В ритуальной практике кружка использовался специальный язык, который, как считалось, был выдуман самим Стефаном Георге. По своему звучанию он напоминал испанскую или португальскую речь.
Едва ли Стоит удивляться тому, что графиня Каролина, осведомленная о подобных слухах, была обеспокоена судьбой своих сыновей. Она даже решила специально познакомиться с поэзией Стефана Георге. Однако это знакомство не принесло в материнское сердце успокоения. Сначала она решила нанять частного детектива. Затем она лично направилась в Гейдельберг к Георге. Она хотела собственными глазами убедиться в том, что "мастер" не развращал ее детей. Неизвестно, о чем говорили "мастер" и графиня, но обратно Каролина фон Штауффенберг вернулась не просто успокоенной, но даже воодушевленной. Отныне она сообщала всем окружающим, что едва ли можно мечтать о лучшем наставнике для ее сыновей. Они попали в число "учеников" в 1923–1924 годы. Все они знали множество стихотворений "мастера" наизусть. Не стоит полагать, что присяга, данная Георге, ничего не значила для трех братьев. Бертольд почти по всем вопросам испрашивал разрешения Стефана Георге. Дело доходило до того, что он даже осведомлялся насчет разрешения направиться в Париж (это произошло в 1927 году). В 1931 году Бертольд решил без разрешения "мастера" вступить в брак. В скором времени он был вызван в Швейцарию, где проживал скрывавшийся от немецких властей Георге. Вернувшись домой, Бертольд фон Штауффенберг был вынужден развестись. Он вновь женился на своей возлюбленной только после того, как скончался Георге. Один только этот факт указывает, насколько велико было влияние поэта-мистика на братьев-аристократов.
Если говорить о мистике Георге, то она ярче всего выразилась в стихотворении, посвященном "тамплиерам".
Мы золотого века бег и свет -
Отвергнутый толпой во мраке лет.
Мы - Роза: мы любви пречистой весть.
Мы - Крест: наш долг легко страданье несть.
Мы в тишине безвестности идем,
Во тьме владеем прялкой и копьем.
А в час - когда в испуге трон трещит,
Народ ведем мы, взяв и меч и щит.
Не следуя обычаям людей,
Не знаем ни забот их, ни затей.
Их ненависть сильна… Но в тяжкий год -
Поверьте: зло - лишь смерч любви спасет.
А то что взяли мы в бою мечом
Расхитят люди - все им нипочем!
И тот - чья в гневе нас карала власть,
Во прахе пред младенцем может пасть.
Свет Божьих глаз, что не затмила плоть,
Когда являлся в рубище Господь,
Скрываем мы стыдливо от толпы -
Но красит чернь своих святых столпы.
Мы - соками чужих корней сильны:
От нас родятся новые сыны -
Гореньем духа знаменит наш род,
Не одряхлеет он, не отомрет.
И всех великих перемен дела
Лишь тамплиеров рать свершить могла,
Народ нас призывал в свой смутный час,
А после проклинал во злобе нас.
И если Пряха-Вечность к роднику
Прильнет, уставши на своем веку -
Предаст дела земли, чтоб кануть в ночь,
Лишь мы сильны - и сможем ей помочь.
Ее заставить - за косу схватить:
Пускай живую жизненную нить
Нам подчинясь - она бессменно ткет.
Божественный во чреве зреет плод.
Конечно, за событиями лета 1944 года можно видеть всего лишь военный заговор, преследовавший политические цели. Но в любом случае нельзя не учитывать, что вовлеченные в заговор братья Штауффенберги были членами мистической организации, члены шторой поклялись не разглашать сути своего учения. Впрочем, Штауффенберги были отнюдь не единственными мистиками, которые хотели устранить Гитлера.