- Кэролайн нажала кнопку домофона и прислонилась спиной к входной двери, чувствуя во всем теле приятную слабость, какой не испытывала уже несколько дней. Бен Хаммер, с его ленивой улыбкой и легким характером, был полной противоположностью Кэролайн, но в тяжелые минуты он действовал на нее как приятное сладкое вино.
Когда Бен вышел из лифта, она уже ждала его, открыв дверь квартиры. Он, как всегда, держался непринужден выглядел спокойным, даже расслабленным, и каким-то беспутным - наверное, потому, что на нем были кожаные брюки и куртка, а растрепанные рыжеватые волосы были примяты мотоциклетным шлемом.
- Ты рискуешь, - поддразнил он, неспешно идя к ней по коридору и держа одну руку за спиной. - Разве тебя не предупреждали, что опасно открывать дверь, не посмотрев в глазок?
- Твой голос я ни с чьим не спутаю и сымитировать его невозможно. - Это была одна из немногих непреложных истин. - Как дела, Бен?
Он достал из-за спины букетик маргариток.
- Да, наверное, получше, чем у тебя. Я уже слышал новость. Не повезло.
Кэролайн взяла цветы, впустила его в квартиру и закрыла дверь. Бен принес с собой уличный холод.
- Спасибо. Какие милые цветы, будем считать, что это утешительный приз.
- Ничего подобного, это поздравление.
- Но я же проиграла дело!
- Ну и что из этого? Проиграла или выиграла - в любом случае ты хорошо потрудилась.
- Как видно, недостаточно хорошо, - пробормотала Кэролайн.
Она прошла в кухню, наполнила водой прямоугольную вазу, вернулась в гостиную и поставила цветы на низкий журнальный столик со стеклянной столешницей. Стиль квартиры требовал более изысканного букета, зато маргаритки смотрелись очень жизнерадостно.
Бен наблюдал за ней, прислонившись к косяку. Посмотрев на него, Кэролайн испытала прилив благодарности. Взяв у Бена шлем и куртку, она сказала:
- Я могла бы догадаться, что ты приедешь. Ты всегда появляешься, когда нужно.
- Насколько я понимаю, твои достопочтенные компаньоны не в восторге от исхода дела.
- Это еще мягко сказано. - Кэролайн положила шлем и куртку на свой портфель, словно бросая вызов этим самым "достопочтенным". - В нашей фирме сочувствие не предусмотрено должностными инструкциями, оно считается признаком слабости.
- Но ты же так не думаешь.
- Так думают мои компаньоны, а только их мнение и имеет значение.
- Вовсе не только, коль скоро ты у них работаешь. Не понимаю, как ты их терпишь.
- Чтобы добиться своего нынешнего положения, я потратила уйму сил.
- Не спорю. Но у тебя есть сердце, и не твоя вина, что твои компаньоны считают это ерундой. Их не назовешь милыми людьми, тебя это не беспокоит?
- Еще как беспокоит. Но я веду дела, которые мне никогда бы не достались, не будь я в штате фирмы. Кроме того, имя и репутация фирмы помогают мне защищать моих клиентов. Это взаимный интерес. - К такому выводу Кэролайн пришла по дороге домой. - Мы друг друга поддерживаем, я и фирма.
- Но от этой сделки фирма выигрывает больше.
- Ты пристрастен.
Бен усмехнулся:
- Конечно.
Теперь Кэролайн уже не просто ощущала приятную слабость, она словно плавилась. Она обняла Бена за шею и блаженно вздохнула. Бен значил для нее больше, чем любой другой мужчина в ее жизни. Кэролайн посвятила свою жизнь сначала учебе, а потом работе. Она блестяще окончила юридический факультет, затем работала в конторе окружного прокурора, а позже отдала себя в добровольное рабство фирме "Холтен, Уиллз и Дьюлат". Многих мужчин это отпугивало, но только не Бена - это не испугало его при первой встрече, а с тех пор они вместе уже десять лет.
Обстоятельства их знакомства были на редкость неблагоприятными: Кэролайн, которая тогда работала помощником окружного прокурора, отправила за решетку младшего брата Бена, хакера. Но она поступила по справедливости, Бен сам сказал ей об этом и улыбнулся. Именно его улыбка, покорившая Кэролайн, и решила дело. Он пригласил ее пообедать, она согласилась, и позже, когда они в тот день оказались в постели, оба восприняли это как естественный итог.
Образ жизни Бена был полной противоположностью ее собственному. Будучи художником, Бен неделями путешествовал по стране или миру, делая наброски, из которых затем, на протяжении нескольких месяцев, рождались картины и эстампы на шелке. Работы Бена действовали на Кэролайн почти так же, как его улыбка, от них у нее просто дух захватывало. Декораторы солидных фирм приобретали его эстампы целыми сериями, чтобы украсить ими стены своих респектабельных офисов. Местные галереи становились за его работам в очередь. Но когда Кэролайн предложила Бену расширить дело и устроить выставки в Сан-Франциско, Бостоне или Нью-Йорке, он лишь пожал плечами. В отличие от Кэролайн, все время стремившейся вперед, Бен был совершенно лишен честолюбия. Закончив очередную партию эстампов, Бен порой несколько месяцев вообще ничего не делал.
В жизни Кэролайн не бывало периодов безделья, и она сомневалась, что способна сидеть сложа руки, так же как сомневалась, что способна быть хорошей женой. Бен много раз предлагал ей выйти за него замуж, но она всегда отказывалась, однако он продолжал приходить к ней, и это, вероятно, было одной из причин того, что Кэролайн его так любила. Бен был неподражаем и всегда умел вызвать у нее улыбку.
Вот и сейчас Кэролайн улыбнулась и покачала головой не потому, что пыталась отрицать очевидное, а в шутливом протесте. Лишь раз коснувшись ее губ своими, он обнял ее плечи и повел в спальню. Но там уж он целовал ее до тех пор, пока не изгнал из ее тела последние остатки дневного напряжения.
Бен разделся первым, он всегда так делал. Кэролайн подозревала, что ему было просто неудобно оставаться в одежде, когда он был возбужден, но даже если он руководствовался лишь соображениями собственного удобства, ее это устраивало. От одного вида его обнаженного тела она так возбудилась, что к тому времени, когда он, не торопясь, освободил ее от одежды, ей требовалось уже гораздо больше, чем взгляды. И Бен дал ей то, чего она жаждала. Лаская каждый дюйм ее тела, он довел ее до такого состояния, что она потеряла счет времени и забыла, где находится. На несколько бесценных мгновений экстатического забытья мир перестал для нее существовать. При всех различиях между ними они идеально подходили друг другу в постели. И еще долго после того, как все кончилось, когда их дыхание стало ровнее, она упивалась состоянием блаженной удовлетворенности.
- Скажи, а если бы я выиграла дело, ты бы пришел? - прошептала Кэролайн, гладя мягкие волоски у него на груди.
- А как же. Я бы пришел в любом случае. Я как приклеенный торчал у телика и ждал результата, и как только присяжные вынесли вердикт, я поехал к тебе. - Он приподнялся и посмотрел ей в лицо. - Не хочешь отправиться на выходные ко мне?
Кэролайн замотала головой:
- Не могу, у меня полно работы.
- Возьми бумаги с собой.
Бен жил к северу от Чикаго, в часе езды от города. Множество широких окон, в том числе и в крыше, пропускали в его дом обилие света, превращая в настоящую студию. Дом со всех сторон окружали ели, запах и звуки леса.
- У тебя дома я не могу сосредоточиться.
- Это потому, что тебе там нравится, признайся.
- Да, мне нравится твой дом.
-Так почему бы тебе не поселиться со мной? Продай эту квартиру, пошли своих компаньонов, этих бездушных сухарей, ко всем чертям и живи за мой счет.
Кэролайн рассмеялась. Из них двоих денег было больше у нее, хотя Бен готов был отдать ей все, что имел.
- Все это замечательно, но я так не могу, я городская девушка.
- Ты мазохистка.
- Я трудоголик.
- Но только не тогда, когда мы вместе.
- Да, знаю, ты на меня плохо влияешь.
- Ха! Наоборот, я помогаю тебе не свихнуться. Кэролайн подозревала, что в его словах было рациональное зерно. Да, наверное. Бен вздохнул:
- Значит, ты не выйдешь за меня замуж?
- Во всяком случае, не на этой неделе, сейчас у меня слишком много дел. Но в данный момент Кэролайн никуда не хотелось торопиться - лежать в объятиях Бена было несказанно приятно, вставать не хотелось.
Через некоторое время - слишком скоро, на ее взгляд - Бен поцеловал ее и встал с постели. Она наблюдала, как он одевается, потом накинула халат и пошла его провожать. У дверей они еще раз поцеловались, и вот уже о том, что Бен здесь был, напоминал только легкий мускусный аромат, сохранившийся на ее коже. Кэролайн вскипятила чайник и налила себе чаю. Выпила всю чашку, посидела немного и только тогда нашла в себе силы распечатать письмо от матери.
"Дорогая Кэролайн, - обращалась к ней Вирджиния Сент-Клер, - полагаю, ты здорова, поскольку ни ты, ни твои сестры не писали об обратном",
Кэролайн грустно вздохнула. Если бы она и заболела, ее сестры об этом не узнали бы, они общались друг с другом очень редко, в последний раз - несколько недель назад.
"В прошлый вторник я вернулась из Палм-Спрингс. С погодой мне повезло, и компания подобралась милая, но все равно приятно вернуться домой. Здесь, в Филадельфии, гораздо спокойнее. Кажется, возраст в конце концов начинает сказываться: я уже не могу, как раньше, порхать с одного званого обеда на другой. Лилиан говорит, я становлюсь домоседкой. Возможно, она права".