Начался период отчаянной молодогвардейской атаки. Первыми публикациями, вызвавшими огромный общественный отклик, стали "Письма из Русского музея" Солоухина и воспоминательные записки Глазунова. Пафос этих (и многих подобных) произведений был сугубо критический: о разрушении русской культуры в коминтерновские времена, о забвении великих имен и свершений русской истории. Казалось бы, критиканы из "Нового мира" должны были бы поддержать молодых и горячих обличителей "системы", но нет, именно из либерального, а не официального лагеря обрушился на них поток осудительных приговоров. Многих читателей "Нового мира", этого оплота тогдашнего свободомыслия, не могла не смутить политическая подкладка обвинений, прямые признаки того, что на либеральном же языке именовалось "доносом". Выяснилось также, что обличителями "молодогвардейцев" стали по преимуществу еврейские авторы (Волынский, Каменский и др.).
Первый период "МГ" продолжался до 1970 года включительно. Был дан широкий охват общественных вопросов, тон публикаций отличался боевитостью и прямотой. Подчеркнем, что речь идет не об одном журнале, а именно о движении, охватившем многие центры, "Молодая гвардия" – лишь собирательное имя этому. Никакой особенной там стратегии и тактики у неопытных и наивных молодогвардейских деятелей не имелось. Все казалось очень просто: руководители страны находятся в плену у омертвелой марксистской догмы и русофобской революционной традиции, этим пользуются враги России, подсовывая им разные вредные соблазны; надо объяснить руководителям, что и как, разоблачить подлинное лицо новомировских и всяких иных либералов и… все станет хорошо: постепенно СССР преобразуется в Великую Россию и начнет излечивать застарелые болезни.
Однако на практике все стало совсем не хорошо. Во второй половине 60-х годов в советском руководстве происходила напряженная, хотя и довольно мирная борьба за власть. Правящая группа Брежнева – Суслова – Пономарева держала курс на "разрядку" и сближение с Западом, а внутри страны искала опоры у нерусских сил. Тонкими, невидимыми нитями (через Симонова, Кожевникова, Черноуцана, многих иных) эта ведущая группа была связана с кругом либерально-еврейской интеллигенции, а по старым коминтерновским связям – еще дальше и глубже. Ей оказывала сопротивление группа Шелепина – Мазурова – Полянского, которые в общем придерживались умеренной сталинской линии; никакой связи с молодогвардейцами у них не было, они вообще оказались простоватыми бюрократами, не могли и не умели опереться на общественное движение.
Опыт и связи противников были слишком уж не равны, чтобы противостояние могло длиться долго. Решающие события произошли в 67-м: шелепинского Семичасного сменил на посту главы Госбезопасности бывший подчиненный Пономарева Андропов, а ключевой пост столичного градоначальника Егорычева, сторонника твердого курса, заместил "никакой" Гришин. Победа брежневско-сусловской группы была, однако, еще не полной, на среднем уровне засело много деятельных сталинистов, слабоватое верховное руководство не могло с ними так уж сразу управиться. Окончательно все решилось в течение 69-го года, в 90-летие Сталина. Год начался с резкого выпада шелепинских сторонников: появилась в "Коммунисте" статья явно просталинского толка, с выпадами в адрес либеральных идеологов, среди подписавших значилось несколько работников ЦК и один из помощников Брежнева Голиков. Верхушечные сталинисты получили поддержку со стороны "своего" фланга: в середине же года появился в "Октябре" боевой роман Кочетова: критика "разрядки" и сближения с Западом была там последовательной и удивительно смелой. Однако у Кочетова не имелось свежей положительной идеи, а от русского возрождения он резко и враждебно отмежевался (роман был столь скандальным, что его не издали отдельной книгой, это сделали только в Минске – Машеров был последовательный противник "разрядки" и борец с "сионизмом", в конце концов, он доигрался). К концу года готовились уже к изданию сочинения Сталина и многое прочее, но… ничего не вышло, сусловские люди пересилили.
Они все же были мастера высокого градуса, поэтому нанесли своим профанам-соперникам удар страшной силы, а главное – с неожиданной стороны. В том же 69-м в тихой Финляндии международный лазутчик, советский гражданин, бывший зек и мелкий фарцовщик в юности, некий Виктор Луи передал западным издательствам "мемуары Хрущева". Документ, как показало время, был в целом подлинным, но хорошо и целенаправленно отредактирован. Основная нехитрая идея "мемуаров" – разоблачение негуманного Сталина, но особенно – его антисемитизма (то, что простоватый Никита сам был грубым антисемитом, редакторов не смущало). Мировая "прогрессивная общественность" стала на дыбы: как! в Советском Союзе собираются вновь возвысить этого негодяя и антисемита?! Ясное дело, многие руководители западных компартий, а также все "прогрессивные деятели" доложили в ведомство Пономарева свое негодование. Пришлось, так сказать, согласиться с "прогрессивным общественным мнением" и реабилитацию Сталина отложить.
1969 год закончился, к несчастью для шелепинских сторонников, жалкой статейкой в "Правде", опрокинувшей все надежды сталинистов. В начале 70-го сусловцы извергли из своей среды двух сталинистов, занимавших ключевые посты в идеологии: зав. пропагандой ЦК Степакова и председателя Госкомиздата Михайлова, а также кое-кого помельче. Всё, Шелепин, Полянский и Мазуров еще ходили на заседания Политбюро, но жизнь текла уж мимо них. Вся власть в стране сосредоточилась в двух родственных центрах: Брежнева с его помощниками и Суслова – Пономарева (жены всех троих были одного происхождения).
Невидимый, но исключительно важный этот переворот оказал немедленное и очень сильное влияние на текущую идеологическую обстановку. Укрепившейся правящей группе уже не нужна стала шумная антисоветская оппозиция: как всякое общественное движение, оно могло привести Бог знает куда. Принимаются внешне жесткие меры: снят Твардовский, убраны из журнала наиболее воинственные либералы, утишается задиристая "Юность", этот бастион еврейской молодежи. Более того: резко придавили полулегальное "демократическое движение", теперь не нужна была "пражская весна" в Москве, власть находилась в надежных руках. Наиболее непримиримых диссидентов выслали в Париж, Иерусалим и Калифорнию, чтобы они тут не мутили воду своим честолюбивым нетерпением. Наконец, евреям разрешили широкий и по сути ничем не ограниченный выезд за рубеж: клапан недовольства с этой стороны был открыт полностью.
В правящем лагере воцарился порядок, тылы были укреплены, теперь следовало приструнить шумных и опасных молодогвардейцев. Тем временем русское движение захватило уже многие идеологические центры или части их. Молодогвардейцы и ранее подвергались непрерывной травле в печати, настало время для "оргвыводов". Как ни покажется странным, сделать это оказалось всесильному руководству Брежнева – Суслова не просто. Для марксистских догматиков труднейшей задачей стало: а как "по-марксистски" сформулировать претензии к русским патриотам? В отличие от новомировцев, они были подчеркнуто за Советскую власть, резко выступали против западных влияний, отстаивали народность, пользовались очевидной поддержкой в военных кругах. Тут пришлось вспомнить о пресловутом "классовом подходе", а дальше перекинуть мостик к "идеализации старины", "патриархальщине". Что и говорить, на фоне жутких новомировских ересей все это выглядело в глазах обыкновенных партработников, не посвященных в тонкости "разрядки", мелочью, простительной ошибкой погорячившихся в борьбе за правое дело молодых людей; а партработники средних лет хорошо знали: за праведную горячность нельзя наказывать строго; вот, скажем, во время оно сельские комсомольцы обрушили церковь – ну, нехорошо, может быть, однако… не исключать же за это!
Конечно, если бы Цуканов и Суслов имели бы сильную идею и политическую смелость, наплевали бы они на жалкие обрядовые предрассудки и раскатали бы наглых мальчишек, куда следует. Но они были боязливые интриганы, более всего опасавшиеся, как бы партия и народ не прознали бы об их истинных симпатиях и склонностях. Рассказы молодогвардейских ветеранов о том, как их "разобрали" тогда, рисуют ужасающе убогий оппортунизм брежневской команды. Но все же дело свершилось, в юнце 70-го Никонов был довольно мягко убран из "МГ" и переведен на почетную должность редактора "Вокруг света". Больше в журнале и вокруг никого не тронули. Это было куда менее сурово, чем обошлись недавно с новомировцами. Отсюда возникло суждение, неоднократно отмеченное потом в западных работах, что молодогвардейцы, дескать, были очень сильны и имели крепкую опору в верхах. Совсем наоборот. Это противники "МГ" были невероятно слабы идейно и ничего не могли противопоставить растущему русскому возрождению. Отсюда и жалкая слабость первых репрессий.
Круг "МГ" сравнительно легко пережил этот вялый удар, несмотря на тяжеловесное поношение в "Коммунисте" линии журнала и некоторых его авторов. Без потерь, конечно, не обошлось, от движения отскочила группа партийных карьеристов, которые надеялись ранее, что идея русского патриотизма вынесет их в высокие сферы. Бедняги ошиблись и поспешили перекантоваться; некоторых вознаградили, например жалкого стихослагателя Андрюшку Дементьева.