Вильям Козлов - Услышать тебя

Шрифт
Фон

"Жил человек на белом свете, встретил красивую девушку, влюбился, потом женился на ней... Обычная история. Но вот беда, через несколько лет прошла любовь, и что делать? Разводиться? Или искать другую любовь?.. Герой романа Вильяма Козлова Сергей Волков - серьезный, мужественный человек, но когда с ним случилось такое, он растерялся. И очень серьезно задумался над своей жизнью. Кто же виноват в том, что семья распалась: он сам или жена? А может быть, дело в чем-то другом? Конечно, это роман не только о любви, но и о становлении настоящего характера. Человек в жизни что-то находит, что-то теряет, но если он настоящий человек, то не плывет по течению жизни, а сам смело и решительно прокладывает в ней свою верную тропу. Такой человек не может быть равнодушным. И он не терпит равнодушных. Он все в жизни принимает близко к сердцу и, не задумываясь, вступает в любой конфликт, если убежден в своей правоте. Потому что этот человек и есть творец нашей жизни."

Вильям Козлов

Часть первая

СОЛОВЕЙ

НА

РАССВЕТЕ

В разлуке есть высокое значенье:

Как ни люби, хоть день один, хоть век,

Любовь есть сон, а сон - одно мгновенье,

И рано ль, поздно ль пробужденье,

А должен наконец проснуться человек...

Тютчев

1

Улица тянулась вдоль оврага, за которым сразу начинались огороды. А дальше за ними поблескивала синью река. Овраг зарос чертополохом и бурьяном, жидкие тополя и липы - их совсем недавно посадили - покачивались на ветру. Толстенная одинокая береза шумела там, где кончался овраг. Отсюда улица снова приобретала нормальный вид: булыжная мостовая и два порядка деревянных и каменных домов.

Был полдень, и на тихой окраинной улице пустынно. У заборов приземистых стандартных домов в пыльных ямах рылись куры, тощий пес, повернувшись задом к дороге, лениво грыз кость. Возле него на корточках сидела девчонка и прутиком чертила на земле маленьких человечков. Потрепанный школьный портфель пускал зайчики никелированным замком.

Мимо по мостовой прогрохотала полуторка - девчонка даже головы не подняла. Человечки у нее получались тоненькие, будто сделанные из спичек, зато головы у них были непропорционально большие и круглые.

Внезапно девчонка насторожилась, отбросила прутик и выпрямилась. Пес с подозрением взглянул на нее и снова принялся за кость. Послышался негромкий треск, из-за крутого поворота появился мотоциклист. Темные волосы растрепал ветер, светлая куртка на груди распахнута, виден на ремешке фотоаппарат.

Высокая тоненькая девчонка стояла у дороги, и ее темно-серые глаза пристально смотрели на приближающегося мотоциклиста. Худенькая шея напряглась, на щеках выступил румянец. Взгляд метнулся на окна дома, потом на собаку и снова впился в мотоциклиста. В этой напряженной растерянности было что-то трогательное и вместе с тем женски-взрослое, хотя девчонке на вид не больше четырнадцати.

Еще какое-то мгновение она медлила, глаза ее от волнения расширились, затем она стремглав бросилась наперерез мотоциклисту. Ветром занесло ее волосы в сторону, короткое платье захлестнуло тонкие исцарапанные ноги.

Мотоциклист резко затормозил и, свернув на обочину, остановился.

- Сумасшедшая! - сердито сказал он. - Жизнь надоела?

- Прокати, Сережа? - попросила девчонка, не спуская с него сияющих глаз.

- Ей-богу, ты ненормальная, Наташка, - пробурчал мотоциклист. - Через полтора часа отходит поезд, а я еще не обедал...

- Я тебя провожу, - быстро сказала она.

- Не смеши! - Он внимательно посмотрел на нее, в глазах его зажегся интерес. - Я тебя лучше сфотографирую. .. Фотоэтюд на четвертой колонке: "Здравствуй, лето!" Где твой портфель?

- Ну его, - разочарованно ответила девчонка.

Парень соскочил с мотоцикла, поставил его на под­ножку и огляделся. Заметив старую липу, один сук ко­торой нагнулся почти до земли, кивнул на нее:

- Ты сядешь на сук и будешь смотреть на речку.." И улыбайся, ладно?

- А потом прокатишь? - спросила Наташа.

- До рынка, - пообещал Сергей. Он озабоченно вы­бирал точку для съемки. Машинально расстегнул чехол и достал фотоаппарат. Тем временем девчонка сходила за портфелем и подошла к липе.

- Забраться на нее? - спросила она.

Вместо ответа Сергей легко подхватил ее на руки и, посадив на толстый сук, подал портфель. Девочка стыд­ливо натянула на костлявые коленки платье.

Он заставил ее вертеться на суку, то в одну, то в дру­гую сторону поворачивать голову. Подошел и своей рас­ческой поправил ей волосы. Нагибался, присаживался на корточки, не отрываясь от видоискателя, и щелкал, щел­кал. ..

- В воскресенье, - убирая фотоаппарат, пробормо­тал он.

- Вернешься из командировки? - взглянула на него Наташа.

- Увидишь свой снимок в газете, - улыбнулся он. - Увековечил я тебя, Наташка! Вся область будет на тебя смотреть...

- Ты меня уже один раз увековечил... - ответила она.

- Когда? - удивился Сергей.

- Я еще была в пятом классе... В школьной библио­теке. Марина Ивановна с книжкой, и мы вокруг... Ты еще фамилию одной девочки перепутал...

- Наверное, была трудная фамилия?

- Да нет, легкая. Вместо "Аксенова" ты написал "Асеева"...

- Не обиделась? - весело посмотрел на нее Сергей.

- Она себя вообще в газете не узнала...

- Поехали, - сказал Сергей, направляясь к мото­циклу. -Вечно ты мне одни гадости говоришь...

- Никто себя не узнал, - продолжала Наташа.-- Даже Марина Ивановна... Зато книжка хорошо полу­чилась. Только заглавие кверху ногами...

Она забралась на заднее седло "ИЖа", крепко об­хватила Сергея тоненькими руками и от удовольствия даже прикрыла глаза.

"ИЖ" взревел, выскочил на мостовую и, спугнув стайку воробьев, помчался по улице Ботвина. Старый пес проводил его взглядом, выпустив кость, обнюхал бро­шенный на тропинку старенький портфель и сладко зев­нул, широко распахнув зубастую пасть и вывалив длин­ный язык.

* * *

- Только отец пообедал, теперь ты, потом Генка из школы прибежит... - ворчала мать, накрывая на стол. - И каждому нужно подогреть, что у меня, сто рук?..

- Ты не видела, куда я положил зубную щетку? - спросил Сергей. Он запихивал в сумку бритвенный при­бор, кассеты с пленкой.

- О чем ты думаешь? - покачала головой мать.- Только что положил в боковой кармашек щетку вместе с мыльницей.

- О чем я думаю? - усмехнулся Сергей, он уже уселся за стол и, отщипывая хлеб, уткнулся в томик сти­хов Блока. - Все о ней, о Прекрасной Незнакомке.

- Ешь, щи остынут, - сказала мать. - И что за ма­нера читать за обедом?

- Я толкую про Прекрасную Незнакомку, а ты про кислые щи...

- Осенью двадцать четыре стукнет... Женился бы хоть, что ли?

- Это не для меня, мать, - притворно вздохнул Сер­гей. - Все время в командировках, ну какая жена со мной будет жить?

- Мишка Тарасов полгода в море, а жена ждет...

- Ждет? - хмыкнул Сергей. - А я вчера возле ее дома инженера из вагонного депо видел. Длинный такой, с усиками.

- Я не видела, - отрезала мать.

Пообедав, Сергей похлопал себя по карманам, про­верил, на месте ли паспорт, удостоверение, командиро­вочные, взял сумку.

- Нашел работу, - сказала мать. - По неделям не бываешь дома...

- И то ворчишь, - сказал сын. - А что было бы, если б я все время сидел дома?

- Когда вернешься-то?

Уже на пороге Сергей ответил:

- В воскресенье, а может, в понедельник... Скажи Генке, чтобы не вздумал кататься на мотоцикле. Запро­сто шею свернет.

Повернулся и ушел.

Мать подошла к окну и проводила его взглядом до угла, сняла со спинки стула синий в полоску выходной костюм сына, ногтем стерла с лацкана крошечное ко­ричневое пятнышко. Достала из кармана тонкий шелковый платок. Чужой, пахнет духами. В другом кармане два смятых синих билета. С кем-то вчера ходил в кино. Скрытный, никогда ничего не расскажет. Ни разу мать не видела Сергея ни с одной девушкой - видно,

стес­няется домой приводить... Квартира у них небольшая, а народу много. Сергей старший из трех сыновей. За ним Генка. В шестой перешел. Младшему, Валерке, семь лет. Всех мать любит одинаково, но почему-то за старшего беспокоится больше других. Кажется, на глазах вырос, а не понимает она его. Пожаловаться грех: не обидит, не накричит, не грубый, но и не скажешь, что ласковый. Когда рассердится, светлые продолговатые глазищи за­горятся, острые скулы так и заходят на щеках, а через полчаса уже все забыл, снова смеется, шутит. А когда Сергей смеется, невозможно на него сердиться. Улыбка широкая, добрая, смех заразительный. Когда он дома, младшие братья от него ни на шаг не отходят... А раз­говаривать с ним не просто. Даже отец заметил. Говорит с родителями будто с усмешкой. Да и ей надо бы с ним помягче. С Генкой и Валеркой все ясно, а этот и малень­кий был не такой. Бывало, задумается (о чем, спраши­вается, думать-то малолетке?) - как заснет, не дозо­вешься. И глаза какие-то диковатые делаются. Вроде бы на тебя смотрит, а ничего не видит...

Мать понюхала пиджак и поморщилась: курит. А до­ма ни разу не достал папиросы. Генку - глаза его бес­стыжие- и того уже два раза за сараем накрыла с папи­роской в зубах. Отодрала ремнем, вроде бы бросил...

Она встала и включила электроутюг. Надо костюм от­парить. Приедет, побежит на свидание, а брюки мятые... И рубашку надо выстирать.

Затопали в коридоре, распахнулась дверь. И прямо с порога:

- Мам, обедать!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке