* * *
Тому, кто работал в доме свиданий, нетрудно освоить основные обязанности оруженосца. В мирное время только-то и надо, что мыть посуду, носить обед из кухни, накрывать на стол, бегать с поручениями, перестилать госпоже постель (не удержавшись, иногда прижимая к лицу простыню, вдыхая запах ее и свой, запах секса…). Драить полы, относить ее вещи в стирку и в починку, чистить сапоги, убираться в доме, ставить на окно свежие цветы или зеленые ветви. Даже полировать панцирь и прочую амуницию несложно, тем более что нужно это редко, раз в две-три недели, когда она возвращается из патруля. Страшновато, конечно, было в первый раз брать ее боевые мечи. Как она дерется этими тяжеленными железяками? Ох, а они еще и острые, как бритвы! Шипя, он зажимает губами порез.
Не такая уж легкая у него служба. В прошлый раз, когда он навещал в конюшне Эстер, тонконогую и нервную кобылку леди Лизандер, чей-то черный жеребец высунул башку и чуть не тяпнул его за плечо. Отойдя от испуга, Дэнна швырнул в него огрызком яблока. Попал в лоб, здорово! К Эстер он ходит, чтобы приучить ее к себе, прикармливает сахаром, иногда чистит. Оруженосец должен уметь заботиться о коне своего господина. В крепости есть конюхи, и в патруль леди-капитан его не берет, но - вдруг война?
Через пару недель на руках у него появляются новые порезы и ссадины, когда леди-капитан отправляет его учиться верховой езде и бою на мечах. "Терпи, оруженосец", - смеется она, обцеловывая его синяки на внутренней стороне бедер. Удерживать под собой верткую лошадиную спину он худо-бедно научился, а вот меч… Посмотрев на его упражнения, леди-капитан выносит суровый приговор: "Не выйдет из тебя воина, детка". В душе на миг вспыхивает обида - какой мальчишка из приграничного города не лелеет мечту стать классным фехтовальщиком? Но слова ее справедливы и честны. В нем нет жесткости воина, нет желания драться. И разве лучше, поверив в несуществующие способности, пасть в первом же бою?
О войне думать страшно. Как можно вот так надеть кольчугу, взять оружие, сесть на коня и выехать за ворота крепости - туда, где воздух рассекают смертоносные удары мечей и стрел? А она это делала, и не раз. Может быть, и ему когда-нибудь придется. Дэнна не может отогнать эти мысли, хотя леди-капитан ясно выразилась: оруженосцем он будет только в мирное время. Но как он сможет ее оставить, что ему делать без нее?
Леди-капитан. Он почти всегда ее так называет, даже про себя. И только в постели решается выдохнуть чудовищно-непристойное, вопиющее против кастовых предрассудков и оттого страшно возбуждающее "Лэйтис". Даже у Маттео не было любовника выше лейтенанта. А отец всегда говорил Дэнне: "Будь горд тем, кто ты есть, и не ищи благородства, даваемого пергаментом". Триста лет назад кусок пергамента еще имел значение, и простолюдинов от аристократов отделяла пропасть. Сто лет назад эту пропасть можно было преодолеть с помощью денег, купив себе титул. Но сейчас - какой в этом смысл? Аристократ отличается от простолюдина лишь внешней атрибутикой - двойное имя, обращение "кавалер", меч или шпага, возможность не сходить с седла в пределах города. Но именно эти атрибуты касты прочнее всего засели в сознании людей, и никого не удивит, если в постели один любовник называет другого "господин", а защитник города в военное время носит ножны с мечом в руке, вместо того чтобы ими препоясаться.
На словах-то все они равны, но взгляд отца мрачнеет при имени леди-капитан Лизандер.
Само собой, родители без восторга восприняли известие о том, что он стал оруженосцем, хотя открыто свое неодобрение не высказывают. Но Дэнна легко может прочитать по лицам отца и матери, что они думают. Белая крепость - развратные кавалеристы - постоянные пьянки - сквозняки, нерегулярное питание, тяжелая работа - бесполезные навыки, которые не применишь в семейном деле - а вдруг несчастный случай, а вдруг война, ведь он же единственный наследник! Но Дэнна заверил их, что не собирается пойти по военной стезе, и никто из кавалеристов не станет его агитировать. А если начнется какая-нибудь заварушка, его даже из крепости не выпустят, а там куда безопаснее, чем в городе. Так что это всего лишь работа, которая интереснее, чем в "Камарго", да и оплачивается не в пример лучше. "Папа, ты же сам говорил, что любое честное занятие достойно уважения!" - коварно напоминает он. Отец со вздохом соглашается. Но тут некстати встревает мать. "Сынок, а леди-капитан Лизандер… надеюсь, между вами ничего нет? Ничего серьезного?"
Чертова привычка краснеть. Конечно, они сразу все понимают. Вот тут-то отец и начинает хмуриться. Да, вольные нравы, да, равенство в правах, но все-таки приличному мальчику из купеческой семьи не к лицу путаться с аристократкой, которая старше его вдвое.
"Что у вас может быть общего?" - отец смотрит на него с легкой печалью. "Она никогда на тебе не женится", - беспомощно говорит мать. "Я люблю ее", - с вызовом отвечает Дэнна и вдруг понимает, что это правда.
Смешно… они ведь еще ни разу не трахались, в обычном понимании этого слова.
Маттео жадно расспрашивает его, с горящими от любопытства глазами. Вот он-то Дэнну не осуждает, наоборот - завидует. Он бы тоже хотел жить в крепости. "Истаю, конечно, как свечечка, - ухмыляется он. - Там столько красивых мужиков, я ж никому не смогу отказать!" "Не знаю, не замечал", - пожимает плечами Дэнна. Он и правда не обращает внимания ни на кого, кроме леди Лизандер. Кроме Лэйтис.
Лэйтис… Имя ее - как вздох страсти, как мольба вожделения.
- Лэйтис… О боже… Лэй… - так он стонет летними ночами в ее постели, орошая простыни потом и семенем.
Она словно пьет его душу поцелуями. Он и не представлял, что на свете существует такое наслаждение, когда предавался эротическим мечтам и мастурбации под одеялом. И уж конечно, сам он никогда не осмеливался трогать себя там, внутри… куда теперь так охотно вторгаются ее сильные пальцы, а иногда - горячий язык. Она готова ласкать его всюду, обцеловывать, лезть языком в каждую впадинку его тела - пупок, ушко, ключица, подмышка, пах, коленка, свод стопы… Ему остается только изгибаться покорно под ее ласками. Кусать губы, стонать, вскрикивать, шептать что-то неразборчивое. Ощущения такие сильные, что иногда на глаза набегают слезы. А иногда… ооо, этот белый огонь под закрытыми веками… звон крови во всем теле… судороги удовольствия, сдавливающие горло, не дающие кричать… стыдные, жадные движения бедер навстречу… когда она трахает его двумя, тремя пальцами, сильно, жестко, берет его, как мужчина, глубоко входя в его плоть… и он извивается, сжимая ее коленями, насаживается на ее пальцы, стискивая ладонью свой ноющий член - и кончает, взрывается семенем, а потом она слизывает белые капли с его твердого живота. А еще бывает, что она дразнит, обводит кончиками пальцев самый вход в его тело, щекочет, медленно-медленно всовывает в него два пальца, гладит изнутри и берет его член влажным ртом… и Дэнна изнемогает от сладкой пытки, от горячих волн, растекающихся по телу.
- Есть кто живой? - слышит он ее голос. Отдышавшись, он шепчет:
- Ты богиня, - и тянется к ней, не открывая глаз.
Она целует его льстивые губы и тихонько фыркает:
- Ага, точно. Хазарат.
Она никогда не отвечает комплиментом на комплимент - только улыбается, будто знает и так… наверное, ей все это говорят… но он не хочет думать обо всех, с кем она была раньше… неужели им было так же хорошо с ней?
А ей с ними?
Прежние ее любовники наверняка умели в сто раз больше, чем мальчишка-простолюдин из провинциального городка.
Разве ей с ним - хорошо? Он ведь почти не прикасается к ней… так хочет она.
Дэнна каждый раз дает себе зарок настоять на своем, но она не дает ему такого шанса - измучивает своими ласками, пока он не засыпает, обессиленный.
- Почему? Я тоже хочу доставить вам… тебе удовольствие.
- О, поверь, я его получаю достаточно.
- Но ты никогда не позволяешь… ласкать тебя…
- Нет ничего приятнее, душа моя, чем держать в руках мальчика, стонущего в оргазме.
Он краснеет и умолкает. Она смеется и треплет его по щеке.
- Ты мой оруженосец, так что должен делать, что я скажу. Налей еще вина.
И Дэнна смиряется - до очередной попытки.
Все же, когда она уставшая или сонная, она пускает его руку к себе между ног, туда, где жарко и влажно, и нежно, и трепетно - сжимается, напрягается, истекает соком, пахнущим пряно и пьяняще. Иногда кладет свою руку сверху и направляет его движения. Он целует ее лобок, твердую косточку под кожей, но когда пробует спуститься ниже, то слышит непреклонное "нет", царапающее, будто булавкой, его сердце.
Говорят же, что женщина вытравливает волосы на лобке, когда сходится с другой женщиной, чтобы язык любовницы легко находил заветный бугорок. И он, когда впервые увидел ее гладкую кожу, вспомнил об этом - и о рыжей невесте наместника. Это раньше у него были подозрения насчет нее и капитана Лизандер. Теперь их не осталось, какие уж тут подозрения, когда они запираются в спальне, и он с черной завистью прислушивается к стонам Лэйтис. Ах, если бы ему сорвать с ее губ такой стон! И, как острое жало, язвит его мысль: ей она все позволяет… ей она не говорит "нет"… и это после нее она не хочет испытать его язык… не хочет стирать память о ее прикосновениях… а может быть, просто не верит в его искусство.
- Если ты проговоришься о том, кто ко мне ходит, я прикажу выпороть тебя на плацу, - говорит она однажды. Голос ее безмятежен, будто речь идет о погоде.
Он верит. Она нежна с ним, но временами может быть и жестока.
Хазарат, убивающая любовью.
Она привыкла слушать только себя и не замечает, как ее слова могут ранить.
Да и кто он такой, чтобы она заботилась о его чувствах! Игрушка для развлечения, и только.